Легкая кавалерия/Выпуск №8, 2019

Игорь Дуардович

О ненастоящих поэтах и их ненастоящих литературных школах и учебниках

В апреле на «Сolta.ru» объявили об открытии Московской школы новой литературы, по сути, еще одной школы писательского мастерства, но с особым замахом на «новую литературу».

Недавно Оксана Васякина, главный идеолог и один из организаторов, написала в фейсбуке, что школы не будет.

Несостоявшаяся школа интересна по двум причинам.

Во-первых, грандиозна задача, которую она перед собой ставила, — не писать научить («Она не учит студентов писать…«) и помочь опубликоваться, а воспитать новое литературное поколение: «Реальность мается от того, что не подвергается полноценному, подробному, талантливому художественному осмыслению. А вместе с ней маемся все мы«. Кто — мы? И кто эти пророки «новой литературы», не дающие реальности измаяться вконец, к которым почему-то не пошли учиться?
Лев Оборин, Ирина Прохорова, Анна Наринская, Галина Рымбу, Елена Фанайлова, Мария Степанова, Евгения Вежлян, сама Оксана Васякина и другие.

Понятно, какую «новую литературу» собирались создавать в стенах школы, чья на самом деле это была бы школа. И учебник уже есть подходящий — «Поэзия«, ставший апофеозом забуксовавшего в последние годы проекта «Вавилон/Воздух», на протяжении ряда лет эту самую «новую литературу» плодившего. Спасибо, мы получили уже достаточно поэтических и литературно-критических клонов.

Соблазн «новизны» — известная и пагубная штука, механизм для разнообразных спекуляций. Что стоит за общими, «рекламными» обещаниями новых небес и новой земли? Разве «новый язык», «новый герой» и т. д. что-то говорит о «новой литературе»? Тем удивительнее, что автор (авторы?) манифеста с помощью этих слов бросает камень в огород современной прозы:

  1. …Русская литература тоже не может найти язык, оригинальный и адекватный современности. В первую очередь все это касается прозы, актуальная русская поэзия смелее и искуснее ощущает реальность и работает с опытом. Именно поэтому самая важная проза на русском языке сегодня — это проза поэтов.
  2. На русском языке почти не пишется больших романов, в которых описывается и прорабатывается происходящее с нами прямо сейчас. В России вовсе пишут мало…
  3. В 2018 году наметился некоторый сдвиг — ряд текстов, написанный преимущественно женщинами-авторами, обозначил новые и необходимые темы, в частности повседневного насилия как неизбежной составляющей опыта

Утверждение о поэзии, которая сегодня якобы «смелее и искуснее ощущает» и «работает», очень спорное, особенно если учесть, что 2010-е прошли под флагом прозы.

Предположу, что автор манифеста — поэт, современной прозы не читает (поэты вообще мало читают, а прозу и подавно), ситуацию с издательствами не знает (у нас не пишут мало, а мало издают — русских писателей, так как к зарубежной литературе интерес выше).

Но пренебрежение к прозе для поэзии выходит боком.

В конце 1960-х в одной из анкет журнала «Вопросы литературы» Юрий Домбровский iЮ. Домбровский. Литература и язык // Вопросы литературы. 1967. № 6. С. 107–109.писал о возросшем влиянии прозы на поэзию. По его мнению, есть три главных качества, одинаково значимых и для прозы, и для поэзии — это четкость, яркость и отбор необходимых деталей: «Тут полезно вспомнить Белинского. Он говорил: выбросьте из прозы все лишнее, и у вас получится поэзия. Все стихотворения Лермонтова — проза…» iТам же. С. 109.В обратное влияние поэзии на прозу (и это к слову о прорывной прозе поэтов) он не верил: «Всегда получается что-то не то, что-то водянистое, скучное, вялое, возвышенное и низкопробное…»iТам же.

Без чтения и понимания хорошей прозы не будет и хорошего поэта, иначе как он поймет, где «лишнее» и как его правильно «выбрасывать»?

К сожалению, автор манифеста не только не читает современную хорошую прозу, но и относится к русской классике как к «ловушке прошлого«.

Все три качества, названные Домбровским, — качества мышления. Древние греки, как известно, противопоставляли мышлению восприятие и ощущение — как низшие формы. С этим и связана, на мой взгляд, утрата поэзией сегодня ключевых культурообразующих позиций: она стала вся восприятие, вся ощущение. В утрате ее способности мыслить значительная заслуга все того же «Воздуха/Вавилона». «Повседневное насилие» — благодатная почва для такой поэзии, ведь достаточно просто чувствовать «боль», чтобы что-то из себя представлять.

Наконец, вторая причина интереса к «Школе новой литературы» — это одно из направлений обучения: «Современный литературный процесс и литературный менеджмент», перспективное и важное, связанное с функциями и задачами, заново осознаваемыми только сейчас.

Хотя профессия литературного менеджера не нова.

Сто лет назад ВГЛК (Высшие государственные литературные курсы) iВозникли из знаменитых «Брюсовских курсов» на базе Литературной студии Всероссийского Союза поэтов.готовили клубных работников, организаторов мероприятий, спектаклей и т. д.

В 2000-е и где-то до середины 2010-х таких людей называли культуртрегерами, но они все-таки воспринимались не как люди отдельной профессии, а как добровольные жертвы, «литературное мясо». На них смотрели пусть и с большим уважением, но с откровенным непониманием — ради литературной машины они отнимали от себя, от творчества.

Сегодня вместе с острой потребностью заново структурировать рабочий и творческий процесс в момент демонтажа старых литературных институтов для профессии литературного менеджера наступает новое время. Но в тех же толстых журналах таких людей не то чтобы не хватает, их просто нет.

Это действительное направление творчества иного рода, тот путь, которым от современной литературы и вправду можно дойти к «новой». Потому что это не только механизмы, но и транспортные пути сообщения литературы.

Это так же очевидно, как то, что Древний Рим сделали его дороги.