Слово «поэзия», без всякого сомнения, является одним из самых неопределенных слов русского языка. Диапазон значений, которыми наделяют его разные люди, столь широк, что нам сложно даже представить ту бездну, которая пролегла между отдельными значениями этого слова. Так, скажем, для человека, воспитанного на поэзии классической, нет ничего более далекого, чем-то, что называют поэзией «актуальной». Редкую возможность понять логику этих далеких от классического понимания поэзии взглядов дает нам премия Драгомощенко. Согласно условиям премии, номинатор, заявляя претендента, обязан публично обосновать свой выбор. В силу чего мы можем понять его логику, критерии отбора, а заодно проверить, насколько соответствует теория практике. Попробуем поразмышлять над этими вопросами и мы на примере трех «шорт-листеров» этого сезона.
Бросается в глаза, что номинаторы всех трех финалистов пытаются вывести особенности их поэтики из обстоятельств их существования. Так, предоставляя на конкурс подборку украинского поэта Даниила Задорожного, Янис Синайко говорит о левой меланхолии «восточноевропейского субъекта, перемещающегося в ландшафтах личной травмы». Он же отмечает важность мест, «из которых пишутся эти тексты», имея в виду положение Даниила как поэта, существующего между Россией и Украиной. Лида Юсупова пытается найти стремление к «организации материи» в стихах Еганы Джаббаровой. Эту организацию она видит в сочувствии автора к своим персонажам, в погружении в «кровь истории», в стремлении к семье — в данном случае, мусульманской. Виталий Лехциер видит в поэзии Влада Гагина попытку «выразить поэтическими средствами идентичность интеллектуала нового поколения«.
Впрочем, по мысли Яниса Синайко, «онтологическая запутанность» лирического героя того же Даниила Задорожного тем не менее позволяет ему задавать критические вопросы к себе и к миру, стремиться установлению «новых связей» и «нового нарратива». Да и Виталий Лехциер честно признает, что попытка выражения идентичности Влада Гагина исходя из его политических взглядов оказалась безуспешна.
И в этом, наверное, главная тенденция, свойственная не только произведениям финалистов, но и всем стихам премии. Потому что никакой идентичности, на самом деле, их авторы не ощущают. Никто уже не связывает свою личность с политическими взглядами, местом рождения или религией. Так, не чувствует никакой связи с мусульманским миром лирическая героиня Еганы Джаббаровой. Мир ислама, мир традиционного общества предстает практически тюрьмой, из которой безуспешно пытаются вырваться персонажи ее жутковатых историй.
Безнадежность попыток осмысления мира испытывает Даниил Задорожный. Не находит он никаких «новых связей». Старых, впрочем, тоже. Лирический герой ощущает себя в условиях принципиально непознаваемого. Мира, где можно лишь наблюдать загадочные следствия неизвестных причин. Страны, относительно которой неизвестно, «волны ты // или частица». Жизни, в которой есть много такого, «чего нет, но что, тем не менее, влияет и действует».
Схожие ощущения бессмысленности мироздания испытывает и Влад Гагин: «М. вспоминает историю человека // после инсульта переставшего видеть движение // только череда, последовательность // кадров…»
В итоге у всех троих мы видим одиночество скорее экзистенционального, чем социального свойства, растерянность перед жестоким и непознанным миром. Но достаточно ли этого, чтобы отнести данные стихи к явлению поэтического? Меня смущает этот вопрос. Потому что, если читать подряд лонг-лист, включенные в него стихи в своей массе ощущение потерянности и одиночества только отражают. Но не вызывают.
А вызывают они скорее ощущение недоумения и уныния. Во многом — от своей одинаковости.
Хотя премия Драгомощенко позиционирует себя как премия для инновационных поэтических практик, ничего особо инновационного там нет. В массе своей премиальные стихи — это просто очень длинные верлибры с преобладанием «затемненной», суггестивной лирики, что, видимо, призвано отразить сложные душевные переживания поэтов. По большей части они написаны с общей довольно монотонной, несколько отстраненной интонацией. Яркие метафоры, острые мысли, наблюдения отыскать в них довольно сложно.
Некоторые номинаторы видят в этом достоинство. Так, Евгения Суслова в сопроводительном письме к подборке Анны Родионовой отмечает стремление к избавлению от «связности речи» и высказывает надежду, что «лирический импульс» будет передаваться без этой устаревшей связности.
Но в результате становятся практически неразличимы индивидуальные голоса поэтов — при чтении лонга они сливаются в сплошной монотонный гул. И за всем этим кроется проблема, общая для всей «актуальной» поэзии, но вряд ли осознаваемая ею.
У Аркадия Драгомощенко есть эссе, которое называется «Колесо дома». В этом, кстати, великолепно написанном эссе Драгомощенко рассказывает странную историю Сары Парди, наследницы состояния семьи Винчестер. Опасаясь мести душ, убитых из оружия этой торговой марки, Сара начала строить дом и продолжала строительство всю жизнь. Получившаяся в итоге «Llanda Villa», со слов Драгомощенко, «являет собой произведение, абсолютно ничего общего не имеющее с тем, что называется архитектурным замыслом как таковым». «Дом-процесс», «нескончаемое послание духам», Драгомощенко не жалеет метафор, подчеркивая главную его особенность: отсутствие единого замысла при постройке. Этот дом — не для людей, он принципиально не рассчитан на их интересы и потребности.
Эта история, включая отношение к западной цивилизации как к инструменту насилия, возможно, много объясняет в творчестве самого Аркадия Драгомощенко. И в творчестве людей, ставших участниками конкурса, носящего его имя. По сути, все они строят свои «Llanda Villa», плетя лабиринты из слов в попытке запутать злых духов (и, видимо, читателей).
По сути, основной «инновацией» актуальной поэзии стала бесконечная фиксация, бесконечная хроника столкновений с окружающим миром. Не случаен в этой связи интерес к «литературе травмы» и «документальной» поэзии — в последнем случае, в стихи путем легкого редактирования превращается даже обычная переписка в соцсетях.
Но дело в том, что для самого Аркадия Драгомощенко постройка подобного лабиринта имела смысл лишь как способ движения к высшему смыслу, как способ понять «какое-то мучительно необходимое, но недостижимое воспоминание». Другими словами, важна тайна. Такая, как загадочные зеркала на «Llanda Villa»: «предание гласит, что в доме находится два зеркала, однако найти их почти невозможно, поскольку они принадлежат к так называемым «блуждающим зеркалам». На Востоке такие зеркала в ночь определения открывали глядящему в них мир высшей симметрии. Согласимся, слово «почти» оставляет надежду».iА. Драгомощенко. Колесо дома // Избранные эссе из книги «Пыль». Новая юность. 2001. № 6.
Надеемся и мы. Но для того, чтобы мы могли найти зеркала, автор должен их там спрятать. Что предполагает наличие замысла. А любой замысел — это уже технология. И продуманная структура — дома или текста — которая все-таки оставляет возможность случайному гостю заглянуть в «мир высшей симметрии».
Так, блеск бутылочного осколка у Чехова, о котором вспоминает Драгомощенко в другом эссе, для читателя должно быть чудом, но для самого Чехова — это лишь прием. И парадокс литературы, как и всякого искусства, состоит в том, что одно не исключает другого. И настоящая инновативность заключается в поиске новых технологий, а не в отказе от них.
У кого из конкурсантов этого сезона мы можем увидеть эти зеркала? Пожалуй, у Еганы Джаббаровой. Ее холодноватые и страшные истории позволяют почувствовать сострадание к персонажам. Егана, и это нетипично для поэтов премии этого сезона, умеет выстроить структуру своих стихов. В результате, в моменты, когда дурная бесконечность историй насилия все-таки прерывается, мы можем почувствовать отблески некоего небесного света.
В целом же, остается сказать следующее. Премия Драгомощенко, равно как и вся актуальная поэзия, привлекает авторов, получивших новый экзистенциональный опыт вследствие кризиса современного общества, разрыва старых социальных связей. Этот опыт, безусловно, требует создания нового языка. Но сам язык, мне кажется, еще не создан, и современная актуальная поэзия лишь пытается найти его законы. Будем надеяться, что и авторам, и устроителям премии это удастся.