Животворная сила традиций
Мирза Ибрагимов, Заметки о литературе, Классики и современники, «Советский писатель», М. 1971, 456 стр.
Книги писателей о литературе всегда пользовались особым вниманием читателей. Такую книгу берешь в руки с большим доверием к ней, потому что за ее страницами и размышлениями стоит собственный творческий опыт автора. Берешь с надеждой войти вместе с автором в такие стороны творческого акта или литературного процесса, для постижения которых необходимы глубоко личные свидетельства художника, участника литературного движения.
Книга М. Ибрагимова не обманывает этих надежд. Она вводит читателя в глубинные процессы становления и развития социалистического реализма в азербайджанской литературе, в которых автор ее участвует своим творчеством с конца 20-х годов, то есть почти с первых лет ее пооктябрьской истории. В начале 30-х годов, сразу после создания Союза советских писателей, он становится одним из руководителей республиканской писательской организации, а в 1960 году председателем Правления Союза советских писателей Азербайджана. Участие в решении актуальных проблем развития азербайджанской литературы неразрывно сочетается с собственными художественными поисками, с личным творческим опытом.
Вот почему все вошедшее в книгу названо так субъективно (и вместе с тем так скромно) «заметками о литературе». «Я над этим вопросом долго думал», – говорит автор читателям в начале книги. И в этих признаниях – ключ к пониманию ее стиля и содержания. Да, прежде всего это книга размышлений об азербайджанской литературе, о ее талантах, с которыми судьба и время свели и сдружили автора: о Джафаре Джабарлы, о пламенном Самеде Вургуне, о Мехти Гусейне, о поэзии Расула Рза и вершине его творчества – поэме «Ленин», о комедиях Сабита Рахмана…
Статьи М. Ибрагимова, написанные в разное время, объединяет общая, сквозная проблема – проблема традиций и новаторства в азербайджанской советской литературе. Она определила и состав книги, и исторические границы наблюдений. Вместе с тем она придала этим наблюдениям и обобщениям автора ту значительность, с которой они выходят далеко за пределы «местного» опыта и включают книгу в процесс решения актуальных проблем общесоветского, многонационального литературного развития. Она же – проблема традиций и новаторства – потребовала от автора не только писательской интуиции и профессионального понимания художественного мастерства, но и вооруженности методикой и принципами научного исследования.
Здесь-то и пригодилась М. Ибрагимову та школа, которую он прошел под научным руководством профессора Е. Бертельса в аспирантуре Ленинградского института востоковедения Академии наук СССР. Обратившись к истории древней и новой азербайджанской литературы, М. Ибрагимов обнаружил прозорливость и талант востоковеда: в исследовании «О реализме в ашугской поэзии» (1963) он взглянул на ашугскую поэзию, особенно на азербайджанские дастаны («Деде Коркуд», «Кёроглу», дастаны Ашуга Алескера и др.), как на истоки реализма азербайджанской литературы. В те годы советское литературоведение делало еще только первые шаги к такому пониманию народного эпоса. Первый опыт В. Жирмунского и Х. Зарифова поставить эту проблему на материале узбекского дастана («Узбекский народный героический эпос», 1947) еще не был оценен но достоинству, и даже новый блистательный труд академика Жирмунского («Народный героический эпос», 1962) еще не заставил советское литературоведение (в том числе и азербайджанское) обратиться к этой проблематике и исследовать дастаны как традицию романного эпоса народов Востока и национальные истоки реализма. М. Ибрагимов одним из первых в Азербайджане так четко сформулировал задачу изучения ашугской поэзии в аспекте ее «соприкосновения и взаимовлияния с классической литературой». «Это важно и интересно, – писал он, – также для изучения истории реализма в азербайджанской литературе, его особенностей и путей развития».
Анализируя творческий опыт азербайджанских классиков (статьи о Низами, Физули, Вагифе, Мирзе Фатали Ахундове, о его продолжателе, драматурге Везирове, о поэте Сабире, об азербайджанском Молла Насреддине – Джалиле Мамедкулизаде), автор прослеживает истоки и устанавливает исторические вехи развития реализма в азербайджанской литературе XI – XII века. Это не только наиболее яркий период древней азербайджанской литературы, но и великий этап развития ее реализма: в это время создаются дастаны «Деде Коркуда» – первые крупные произведения азербайджанского народного творчества, в это же время расцветает творчество великих поэтов и мыслителей Низами и Хагани. Конец XVI – начало XVII века отмечены рождением дастанов «Кёроглу», давших «громадный толчок дальнейшему развитию реализма как в устной, так и в письменной азербайджанской литературе». В том же XVI веке развивается творчество Физули, демократические идеалы которого и концепция человеческой личности перекликаются с европейской литературой эпохи Ренессанса.
Конец XVII века привнес новые качества в литературу Азербайджана: «Новое заключается в более глубоком проникновении в жизнь, разработке решающих для судьбы и будущего народа вопросов…» И это не только в ашугском творчестве, но и в произведениях Видади и Вагифа. XIX век взрастил М. -Ф. Ахундова и в то же время – ашуга Алескера. Конец XIX века. Под значительным влиянием борьбы крестьянских масс против беков, ханов и самодержавия и под влиянием поэтических традиций предшествующих веков складывается дастан «Гачаг Наби». Мотивы классовой борьбы все шире проникают и в народное творчество, и в письменную литературу.
Так, подчеркивает М. Ибрагимов, постоянное развитие реализма в ашугской поэзии вдет в теснейшей связи и взаимодействии с развитием реализма в письменной литературе. «Пятерица» Низами накладывает могучий отпечаток на все развитие «народного романа» (то есть романических дастанов) в фольклоре многих народов Востока, а корни сатиры М. -Ф. Ахундова «следует искать в нашем фольклоре, в том числе в ашугской поэзии».
Отстаивая подлинно научную, марксистско-ленинскую концепцию проблемы традиций и новаторства в азербайджанском литературоведении, автор книги отвергает некоторые старые, формалистические концепции, тоже традиционные для литератур и эстетической мысли Востока. «В дискуссиях, развернувшихся в последнее время по вопросам азербайджанской поэзии, – писал он в 1966 году, – можно проследить известную ограниченность в понимании художественной формы. Разговор о новаторстве и традиции в этих спорах, к сожалению, не выходил за рамки споров о размере и рифме». В рамках формалистических концепций этой проблемы шло противопоставление различных форм стиха: хэдж (силлабический стих) противопоставлялся арузу (основанному на долготе слогов), а им обоим – белый стих. Хэдж – «всячески охаивался». Внешняя видимость борьбы за прогрессивные тенденции в развитии стихосложения вовлекла в эти споры я некоторых московских литературоведов (в том числе и автора этих строк).
М. Ибрагимов доказывает несостоятельность формалистического подхода к стиху, ссылаясь на литературный опыт Самеда Вургуна, который создавал новаторские, прекрасные, яркие произведения, пользуясь размерами хэдж, аруз и свободным стихом. «…Литературный опыт, – пишет автор книги, – показывает, что во всех трех формах стихосложения могут создаваться как новаторские стихи, так и традиционные, а иногда и просто не представляющие никакого интереса».
М. Ибрагимов обнажает узость и ограниченность формалистической концепции традиции и новаторства, подчеркивая, что в традициях необходимо различать плодотворные и неплодотворные, прогрессивные и консервативные тенденции, что оценивать традиции необходимо в зависимости от той роли, которую они играли в художественном развитии народа и которую играют в советской литературе.
Новаторство современной азербайджанской, как и всей советской литературы, говорит М. Ибрагимов, возможно только на путях реализма, и именно социалистического, который и в азербайджанской литературе возникает не на голом месте, а как качественно новое развитие исторически складывавшихся реалистических традиций ашугской поэзии и письменной литературы.
Эта преемственность подтверждена созвучностью гуманизма и народности классиков нынешним эстетическим идеалам азербайджанского народа и создаваемой им литературы социалистического реализма, а также тем, что представители революционно-демократической азербайджанской литературы и в период революции 1905 года, и в период Октября не остались в стороне от народной борьбы за свободу. «…Под могучим воздействием революции 1905 года Сабир… сделался великим революционным сатириком», приветствовал Октябрь: «Я рад, что дожил до этих дней и сбылась моя мечта. Советский строй, Советская власть – это то, к чему мы стремились на нашем пути. Это – наша вера». Анализ послеоктябрьского творчества Мамедкулизаде убедительно доказывает, что его творчество «развивалось в русле критического реализма» и что «по своему идейно-эстетическому характеру реализм Мамедкулизаде служит как бы мостом между классическим критическим реализмом и реализмом вашей современности».
Традиции реализма и народности стоят также в центре исследования об Узеире Гаджибекове, в котором показано, как нашел свой путь этот выдающийся деятель азербайджанской художественной культуры в советских условиях.
Словом, истинность концепции традиций и новаторства, которая развернута в рецензируемой книге, обоснована всем многовековым опытом азербайджанской литературы и искусства и проверена ее успехами последнего пятидесятилетия.
Не случайно проблема традиций и новаторства стала главной организующей идеей книги. И во всем азербайджанском литературоведении она находится теперь в центре внимания. Это объясняется нынешним состоянием азербайджанской литературы, историческим значением того переломного этапа, который она переживает.
В переломные моменты развития литературы, когда происходят коренные сдвиги, исподволь готовившиеся в течение многих десятилетий, проблемы традиций и новаторства обычно приобретают особенно актуальное значение, становятся предметом обостренного интереса не только критиков, литературоведов, но и самих писателей (а нередко и читателей), возбуждают напряженные дискуссии, концентрируют на себе внимание всей эстетической мысли, порождая при этом концепции, системы представлений, бросающие новый свет на весь предшествующий путь и опыт искусства.
Думается, что именно такое время переживает сейчас художественная литература и научно-теоретическая мысль в Азербайджане. Не об этом ли свидетельствуют столь интенсивные творческие поиски и достижения в области современного романа – жанра самого нового для азербайджанской литературы. За последние семь лет, читаем в книге М. Ибрагимова, в Азербайджане изданы 35 романов и 47 повестей. Большинство этих произведений посвящено современной жизни народа. В азербайджанской прозе явственно растет стремление овладеть всеми художественными открытиями реализма, и прежде всего теми, которые позволяют глубже войти в духовный мир героя, в мир его мыслей и эмоций, нравственных принципов и идейных убеждений.
М. -Ф. Ахундов считал, напоминает М. Ибрагимов, что «именно драма и роман в состоянии создавать наиболее яркие картины народной жизни». Для реализации этих заветов потребовалось значительное время, но теперь «жанр романа вдохновляет наиболее талантливую часть наших прозаиков».
В прямой связи с этим возрастает внимание азербайджанской критики и литературоведения к проблемам романа, в особенности к проблемам реализма и мастерства в романном искусстве. Во многовековом опыте азербайджанской литературы литературоведы исследуют те национальные традиции, которые могут и сегодня полезно послужить развитию романного эпоса. Именно поэтому так возросло внимание к исследованию дастанов, которые В. Жирмунский справедливо считал предшественниками современного романа в литературах советского Востока.
Немало способствовали такому направлению усилий азербайджанского литературоведения статьи и исследования М. Ибрагимова, который верно связывает стремление современной азербайджанской литературы «стать летописью народной жизни» с задачами освоения всех секретов и средств крупных эпических жанров, в особенности – романа, повести и драмы.
С этим связано также содержание и направление статей М. Ибрагимова о русской литературе, вошедших в рецензируемую книгу. Сам отбор писательских имен красноречиво говорит об этом: Белинский и Чернышевский, Лев Толстой и Чехов, Максим Горький. Литературно-критические труды и эстетика Белинского и Чернышевского стали школой мысли, определили идейные убеждения М. -Ф. Ахундова и его последователей в Азербайджане. «Лучшие люди Азербайджана, – отмечает М. Ибрагимов, – М. -Ф. Ахундов, Г. Зардаби, Н. Везиров, Д. Мамедкулизаде и другие, учились у Чернышевского, воспринимали его революционно-демократические взгляды, его принципы реализма и народности литературы». В статьях о реализме Льва Толстого, о «великом правдолюбце» Чехове, о Горьком русская литература рассмотрена в аспекте ее воздействия на формирование национальных традиций реализма, его новаторской сущности и национального своеобразия. «Все лучшее, что было и есть в азербайджанской литературе XX века, – отмечает, например, М. Ибрагимов, – в значительной мере возникло и развилось под влиянием горьковского реализма».
Все ли бесспорно и безупречно в рецензируемой книге? Конечно, нет. Краткость некоторых статей, написанных по случаю юбилейных дат, осознается как явный недостаток. По сравнению с другими работами они заметно страдают неполнотой, заниженным удельным весом анализа в них (например, статья «Огненные строки» – о Расуле Рза).
Вызывают возражения некоторые из принципиальных положений, сформулированных в книге, и прежде всего попытка представить черты реализма в творчестве Хагани и Низами в качестве «сильнейших проявлений реализма как метода». Думается, что применительно к XI – XII векам суждения о реализме как методе явно преждевременны, неисторичны. Но нет сомнения, что в совокупности своей статьи, вошедшие в рецензируемый сборник, верно и с большой убедительностью решают центральную проблему традиций и новаторства в азербайджанской литературе и дают достаточно широкие представления о развитии ее реализма.