Заметки о хронологии в «Евгении Онегине»

Рассматривая XIX строфу первой главы «Евгения Онегина», В. Виноградов замечает: «Вмешательство образа поэта с его переходами от образов прошлого к воображаемому будущему ломает перспективу времени. О ходе времени теперь уже нельзя судить по брегету» ¹. В этой же статье, «Стиль и композиция первой главы «Евгения Онегина», Виноградов пишет: «… в характеристике поэтических занятий Онегина есть явный анахронизм:

…Не мог он ямба от хорея,

Как мы ни бились, отличить.

Кто мы? Поэты вообще, в том числе и автор. Но ведь автор подружился с Онегиным, когда он уже «условий света сбросил бремя» ². Обращаясь к свидетельству А. И. Тургенева о «декабристских строфах», на хронологическую противоречивость в стихотворном романе Пушкина наталкивается И. Дьяконов³.

Тот факт, что действие в романе Пушкина «Евгений Онегин» кончается весной 1825 года, принято считать аксиомой. Н. Бродский замечает: «В романе разбросаны хронологические указания, которые дают возможность точно определить главные моменты в жизни Евгения» ⁴. Но для того, чтобы привести в систему эти разбросанные хронологические указания, нужно выбрать какую-нибудь дату за исходный момент, за точку отсчета. Таковой может быть дата начала путешествия Онегина.

Убив на поединке друга,

Дожив без цели, без трудов

До двадцати шести годов,

Онегин отправляется путешествовать. «Начал странствия без цели» он 3 июля. «Он видит Новгород великой». Но не задерживается в Новгороде. Об этом свидетельствует следующая, седьмая строфа, которая начинается восклицанием: «Тоска, тоска…» Это восклицание далее становится рефреном, по которому мы можем судить о том, что Онегин снова пускается в дорогу. Путь из Новгорода в Москву описан в одной-единственной строфе. В этой строфе преобладают глаголы, что, конечно, не случайно: Онегин находится все время в движении, он нигде не задерживается. И в каком движении: «спешит Евгений», «мелькают мельком» (глагол «мелькают» усиливается наречием «мельком»), «он скачет», «кони мчатся», «мелькают версты», «пыль вьется» (как при быстрой езде), «ямщики/Поют <и> свищут <и> бранятся».

Подчеркивает быстроту движения Онегина и перечислительная интонация:

Пред ним Валдай – Торжок – и Тверь…

Читаем дальше:

По гордым Волж<ским> бере<гам>

Он сонный скачет…

Сонный – вялый, равнодушный, скучающий? Онегина не интересуют даже гордые волжские берега, видевшие и Стеньку Разина, и Пугачева. Он нигде не задерживается – все мимо. И даже скачка не захватывает его. Скачет не он, скачет ямщик. Онегина просто везут. Но вот Пушкин неожиданно завершает строфу:

В Москве проснулся – на Тверской…

Впрочем, и в Москве Онегин тоже оставался недолго. Затем снова: «Тоска, тоска!..» В Макарьеве его встречают «прошлогодни моды» и «всюду меркантильный дух». «Тоска!…» И тут… повествование замедляется. Сначала Онегин задерживается из-за погоды («Евг<ений> ждет погоды»). В этой, десятой строфе много определений: «Волга – рек, озер краса», «пышны воды», «полотняны паруса», «купеческое судно», «багры стальные», «унывным голосом», «разбойничий приют», «разъезды удалые». Эти определения как бы утяжеляют, замедляют движение: есть время не только заметить предмет, но и рассмотреть, какой он. Во времена Пушкина вряд ли можно было добраться по Волге от Нижнего Новгорода до Астрахани за пять-шесть дней: «купеческое судно» тянули бурлаки. И все-таки Онегин находился в пути не год, не два… Ибо Пушкин как раз в середине строфы резко перебивает тягучее повествование экспрессивным стихом:

…Поплыл он быстро вниз реки…

И Волга от этого «быстро» сразу «надулась», напряглась, сопротивляясь. Пушкин последовательно проводит мысль о том, что путешествие Онегина, начавшись 3 июля, стремительно приближалось к своему концу. Как только «торговый Астрахань открылся», действие снова начинает убыстряться. Наконец, Пушкин ставит тире, которое заполняет паузу, потому что действие достигло своей прежней стремительности и слово только затормозит его. Тире означает резкую смену ритма (быструю смену событий). И вот знакомство с Астраханью завершается тем, что

… – и взбешон

Каспийских вод брега сыпучи

Он оставляет тот же час

Тоска! – он едет на Кавказ…

Снова тире. И вязкое «Каспийских вод брега сыпучи» между двумя тире явно контрастирует с ними, обозначающими быструю смену происходящего, и подчеркивает тем самым нетерпение Онегина.

Онегин на Кавказе. Описание Кавказа Пушкин дает через восприятие Онегина:

Он видит: Терек разъяренный

Крутые роет берега…

Интересно, что в черновике это описание Кавказа через восприятие Онегина дано в трех строфах. И последняя из них завершается авторским обобщением:

Хвала тебе, седой Кавказ,

Онегин тронут в первый <раз>

Эти слова автора легко переключают внимание читателя на следующую строфу – авторское отступление-воспоминание о Кавказе. Отделяя свои впечатления от онегинских, Пушкин проводит тем самым четкую границу между своим героем и автором. Однако впоследствии он выпустил две строфы с впечатлениями Онегина и одну с авторскими, перейдя сразу к внутреннему монологу Онегина, прибывшему на «кавказские воды». Продолжительное описание Кавказа создавало бы впечатление относительно длительного здесь пребывания Онегина.

1. »Русский язык в школе», 1966, N 4, с. 12. [↩]
2. Там же, с. 10.[↩]
3. »Русская литература», 1963, N 3, с. 39 – 40. [↩]
4. Н. Л. Бродский, «Евгений Онегин», роман А. С. Пушкина, М., 1957, с. 36.[↩]