За холодной стеной. О книге Евгении Джен Барановой «Где золотое, там и белое»

Если вспомнить знаменитое эссе М. Цветаевой о поэтах с историей и поэтах без истории — вспомнить и применить к современной русской поэзии, — то станет очевидно, что большая часть наших лириков, особенно лириков молодых, — это поэты без истории. «Что бы ни происходило вокруг его (такого поэта. — С. Б.) столпа, что бы ни созидали (или разрушали) валы истории, он слышит только свое, видит только свое, знает только свое» [Цветаева 1995: 76], — эти слова Цветаевой можно применить едва ли не к каждому молодому поэту нашей страны. И свое это, как правило, выражается в практически не меняющейся поэтике, так что порой кажется, что тот или иной поэт пишет одно нескончаемое стихотворение.

У поэта Евгении Джен Барановой в 2022 году вышел новый сборник стихов «Где золотое, там и белое». Сборник, написанный в узнаваемой и многими любимой манере Барановой:

Мне так невыносимо, так светло,
я так роняю каждое «алло»,
что, кажется, прошу Антониони
заснять все это: кухню, стол, постель,
засохший хлеб, молочную форель
ко мне не прикоснувшейся ладони.

(«В желании сродниться есть тоска…»)

Это уже пятый сборник поэта. Автору настоящей рецензии доводилось писать о двух из них — о сборнике «Рыбное место» 2017-го и сборнике «Хвойная музыка» 2019 года [Баталов 2017; 2020]. К моменту выхода обоих сборников упомянутая манера уже вполне сложилась, равно как и круг лирических тем, на которые пишет Баранова.

Ссылаться на себя не очень правильно, но все же позволю себе процитировать то, что писал о сборнике «Рыбное место»:

…холод одиночества сливается с холодом географическим, а оба вместе — с холодом экзистенциальным. Вызывает симпатию, что на этих холодах поэт не впадает в пессимизм, а бунтарски противопоставляет холоду мира свое «я» [Баталов 2017].

То же противостояние холоду окружающего мира стало центральной темой и в «Хвойной музыке», только лирическая героиня в ней уже не бунтует против холода, а выстраивает целую систему обороны от него.

Но это частности, вызванные взрослением, а в целом внутреннее содержание поэзии Барановой не менялось. Есть теплое прошлое, есть покинутый — во всех смыслах — живой мир детства и есть холодное настоящее, в котором вынуждена выживать лирическая героиня.

Впрочем, в рецензии на «Хвойную музыку» я отмечал, что стихи Барановой стали жестче, насыщенней, резче и мрачнее. Тогда это еще не было историей — просто несколько поменялась интонация, заставляя заподозрить возможность некоторых изменений. И вот — новый сборник, который может дать нам ответ на вопрос: будет ли Баранова придерживаться прежней поэтики либо характер ее лирики продолжит меняться?

Если почитать критиков, уже написавших о сборнике, то может показаться, что будет придерживаться. «Где золотое, там и белое» для них — это поэзия, в которой «личное важное редко совпадает с общественным, поэтому многие стихи камерны по звучанию и значению» [Карпенко 2022], — так, например, пишет один из рецензентов.

«Любовь во время чумы, попытка бегства из замкнутой комнаты повседневности, преодоление скрытых и явственных страхов» [Баранова 2022: 1], — а вот так обозначает основные темы сборника неведомый нам автор аннотации.

В общем, поэт без истории, сосредоточенный на переживаниях внутреннего я.

В этом не было бы ничего плохого. В конце концов, для той же Цветаевой и Пастернак — поэт без истории.

Во многом с критиками придется согласиться. Действительно, большую часть сборника составляет привычная нам поэзия Барановой с ее классической силлаботоникой, музыкальностью, словесными играми, «темной» образностью, с внезапными сочетаниями вроде бы несочетаемых культурных кодов, заставляющими вспомнить, что Баранова — южанка и, видимо, не только по месту рождения. По крайней мере, поэзия А. Кабанова в этой связи приходит на ум регулярно, хотя стихи Барановой, конечно, гораздо мягче.

Тематически ее поэзия тоже существенных изменений не претерпела. Поэтесса, очевидно, давно сама их отрефлексировала, поэтому аккуратно разнесла тематически связанные стихи по четырем разделам.

В первом разделе «Когда мы превратимся в имена» собраны стихи, утверждающие чуждость лирической героини окружающему пространству:

В сущности, история простая.
Дрожь в ресницах, вынужденный смех.
Видишь, недотыкомка летает,
пьет из лампы, словно человек.

(«Много говорили, мало спали…»)

Второй раздел «Словно яблоки» — любовная лирика.