Вся литература – роман
В 1973 году покончил самоубийством Гуидо Морселли, человек, никогда не привлекавший к себе особого внимания и не пользовавшийся известностью. Сведения о нем скудны, причины самоубийства неясны, скорее всего они были сугубо личными1. Но случилось так, что через два года после смерти Морселли маленькое итальянское издательство Адельфи выпустило в свет подряд два его романа, а только что вышел и третий. И вот теперь, когда Морселли нет, газеты называют его талантливейшим писателем, даже основателем нового жанра. Морселли обращался к истории и задавал себе гипотетический вопрос: «А что, если бы?..» Во втором романе речь идет о том, что случилось бы, если первая мировая война закончилась бы полной победой Австрии.
«В роман включено восемь страниц интермеццо, предназначенных для будущих рецензентов. В них излагается разговор автора с издателем (газеты намекают на то, что разговор «не вполне воображаемый», что рукопись действительно была в руках «одного из крупных издателей», но тот будто ее отверг). Издатель уверяет автора, что его произведение – не роман, а тот возражает, что в наше время «вся литература – роман; в романе может быть все что угодно, включая теологию». Сегодня в самом деле трудно резко разграничивать чисто художественные произведения и то, что мне хотелось бы назвать книгами «пограничного жанра». В Италии в первой половине 70-х годов вышло много работ такого типа. Это книги, посвященные роли интеллигенции, истории печати, истории промышленных династий и т. п. Зачастую переплетаются политика, социология, экономика, история, – если такие вещи написаны талантливо, они читаются с увлечением, не оторвешься.
Иногда (изредка, впрочем) эти книги даже называются романами, хотя по существу это памфлеты. В откровенно публицистических вещах мы встречаем определения: «психодрама», «пролог», «эпилог», «элегия». В самом деле, по содержанию, да отчасти и по форме произведения такого типа напоминают драмы, киносценарии и даже детективы. Большей частью персонажи названы собственными именами: это подлинные лица, играющие сейчас или игравшие не так уж давно видную роль в общественной жизни. Хорошо написанные книги «пограничного жанра» остросюжетны; образы не только главных, но также и второстепенных персонажей так выпуклы и отчетливы, что могли бы считаться удачей любого романиста. Вечные темы вражды – дружбы, вероломства – доверия, успехов, поражений, зависти, корысти, честолюбия, наконец – смерти возникают неизменно. Надо только заменить имена собственные условными. Впрочем, и это не обязательно: подлинные имена встречаются не только в исторических романах, но и в фанта-политических (то есть стоящих на грани фантастики и политики). Кроме того, в некоторых романах, которые я бы назвала политическими, подлинные лица, бывшие прототипами, отлично узнают себя и под вымышленными именами. В Италии не раз и не два из-за этого происходили скандалы, в частности несколько лет тому назад, когда один модный писатель довольно ядовито изобразил своих коллег.
В 1974 году вышла книга «Писатель и власть». Автор – Нелло Айелло – один из ведущих сотрудников радикального еженедельника «Эспрессо». Заглавие – не кокетливый парадокс, речь идет о вполне реальной власти в области культурной индустрии. Иными словами – об активном влиянии на идеологию, на формирование общественного сознания широких масс населения Италии. В книге две темы: история «третьей страницы» и история неоавангардистской «Группы 63». На третьей странице итальянские газеты, верные традиции, печатают эльзевиры. Эльзевир – типографский шрифт, которым набираются статьи известных литераторов; статьи эти всегда помещают слева на третьей полосе – две, две с половиной колонки. Понятие эльзевира несколько расплывчато. Это могут быть листки из дневника, суждения о книгах, полемика, moralité, фрагменты, короткие рассказы, описание путешествий, философские, а подчас псевдофилософские размышления, некое подобие писательских исповедей. В наши дни эльзевиры пишут многие писатели: Моравиа, Кассола, Паризе и т. д. Иногда пишут и неоавангардисты.
В общем, Нелло Айелло против эльзевира как жанра. Самую расплывчатость этого жанра он рассматривает в связи со всеми традиционными «пороками» итальянских литераторов: эльзевир дает возможность уходить от реальных и болезненных общественных проблем и замыкаться в собственном микромире. Здесь легко возникают и нарциссизм, и любование пустячками, и ложное глубокомыслие. Айелло вежливо и ядовито пишет о тех, кто в период фашизма рассматривал свою причастность к третьей странице как своего рода удостоверение личности: профессиональный литератор. Он приводит убедительные примеры несоответствия между трагическими событиями, происходящими в реальном мире, и кокетливыми, пусть и блестяще написанными, эльзевирами.
После войны, по Айелло, тенденция сохранилась в несколько замаскированной форме. Это уже не evasione, то есть не уход от действительности, но это эпигонство, вырождение жанра: «Есть писатели, умеющие облачить эльзевир в форму политической статьи, репортажа,«ответа читателю». Речь идет о том, чтобы так или иначе найти повод, позволяющий взять какой-нибудь случай из хроники и придать ему универсальное значение. Все это военные хитрости, цель которых создать атмосферу взволнованного соучастия, когда на самом деле событие хладнокровно обмозговано за письменным столом, – и так, словно эти вещи действительно существуют и от них чуть ли не зависит спасение мира. Опасности те же, что были и в другие времена: поза моралиста, автобиографизм, роковая страсть к священнодействию. В таких случаях чем писатель опытнее, чем богаче его воображение, чем лучше он владеет техникой своего ремесла, тем больше он рискует превратиться в консультанта, обучающего хорошим манерам (интеллектуальным, моральным, политическим), превратиться в «мыслящего секретаря, в оракула из скорой помощи» 2.
Нелло Айелло пишет блестяще. С ним можно и поспорить, главным образом по поводу конкретных оценок творчества того или иного писателя, особенно в интерпретации «величия и падения» уже принадлежащей прошлому «Группы 63», которая, строго говоря, тоже боролась за власть. Мне кажется, он относится к ней благосклоннее, нежели она того заслуживает. Но самое главное заметил критик «Униты» Джан Карло Ферретти: воздавая должное таланту Айелло, он писал, что в книге очень много говорится о писателях и очень мало о власти. Иными словами, Айелло рассматривает repubblica delle lettere как своего рода вещь в себе, не связанную со сложными и многообразными процессами, происходящими в обществе. Это не абсолютно, конечно: Айелло пишет и об отчуждении в условиях неокапитализма, и о культурной индустрии, но мало пишет о тех, кому реально принадлежит власть, о «расе хозяев» – скажем так. Впрочем, это, может быть, и не входило в его задачу. Он выбрал свой ракурс важной темы.
Вторая книга так и называется – «Раса хозяев». Она вышла в ноябре 1974, а мне прислали в январе 1975 третье издание, когда книга была уже признанным бестселлером. Авторы – Эудженио Скальфари и Джузеппе Турани. Оба из плеяды «Эспрессо», Скальфари пять лет был его директором. Именно Скальфари выступил с разоблачениями против ныне покойного генерала Де Лоренцо, возглавлявшего СИФАР (военную разведку, теперь она называется СИД). СИФАР завел досье на многих видных политических и общественных деятелей Италии, что было противозаконным. Когда же генерал ушел со своего поста, многие досье бесследно исчезли, и это создавало возможности шантажа. «Эспрессо» из номера в номер помещал материалы, Де Лоренцо обвинил Скальфари «в диффамации» и проиграл судебный процесс. О деле СИФАР помнят и сейчас. Скальфари тогда прошел в парламент от социалистической партии; теперь он продолжает активно выступать в печати. Турани – публицист, специализировавшийся на вопросах экономики и финансов; перо у него острое.
«Раса хозяев» написана с необычайным темпераментом. Ей предпослано два эпиграфа. Первый – цитата из произведения Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов». Второй – изречение барона Доминика Луи, министра во времена Людовика XVIII и Луи-Филиппа: «Государство должно оплачивать все, даже свои собственные глупости». Потом идет Посвящение; хотелось бы привести его целиком, но оно занимает полторы страницы книжного текста. Ограничимся цитатой, которая, впрочем, полностью характеризует стиль и замысел книги:
«Авторам этой книги в молодости везло: они жили в мире, где царила бо´льшая уверенность. Поскольку теперь ее нет, они плохо приспосабливаются к полутонам и краскам заката. Но они должны признать: несмотря ни на что, в сегодняшней Италии есть один особый элемент, который ни с чем нельзя спутать. Этот элемент – Эудженио Чефис. Вот уже несколько лет как он стал обязательным отправным пунктом. Когда происходит какое-либо загадочное событие и нет ключа, который помог бы правильно расшифровать его, достаточно спросить себя: а какова была позиция Чефиса? И потом соответственно ориентироваться. Авторы этой книги должны честно предупредить читателей, что в силу вышеизложенной причины они испытывают по отношению к Эудженио Чефису чувство большой признательности. Он некоторым образом был для них Полярной звездой: благодаря ему им легче было соображать, что, собственно, происходит. Всякий раз, когда Чефис занимал позицию на чьей-либо стороне, они могли констатировать, что интересы страны находятся на прямо противоположной стороне… Уже из-за одного этого авторы решили посвятить свою книгу Эудженио Чефису, президенту Монтэдисон» 3.
Что такое Монтэдисон? В Италии существовали две крупнейшие монополии: Монтекатини и Эдисон. Первая на протяжении почти полувека доминировала в области химической промышленности. В конце 50-х – начале 60-х годов ее тогдашний президент, потомок Наполеона и человек очень честолюбивый – Карло Фаина, задумал создать в Бриндизи огромный, сверхсовременно оборудованный центр нефтеобрабатывающей промышленности. Акционеры пошли на риск, но все закончилось колоссальным крахом. Во главе Эдисон стоял тогда Джорджо Валерио. Вначале фирма занималась электропромышленностью, но в начале 50-х годов она заинтересовалась химией, а несколько позднее ее увлекла нефть. Финансовое положение фирмы тоже было плачевным, но это тщательно скрывали. С именем Валерио связаны пресловутые черные фонды – колоссальные денежные суммы, которые вручались партиям крайней правой, а также некоторым течениям внутри ХДП. С тех пор как аферы Валерио были разоблачены, слова «черные фонды» прочно вошли в обиход наряду с «черной хроникой», «черной сетью», «чернорубашечниками» и т. п.
В начале 60-х годов между Монтекатини и Эдисон шла ожесточенная война, в которую в качестве союзников или противников обеих сторон оказались втянутыми многие организации и деятели, заинтересованные политически и экономически. Потом пришлось пойти на слияние. Переговоры шли тайно (в «Расе хозяев» глава о них называется «Заговор»). Когда наконец все стало известным, коммунисты и левые социалисты выступили против слияния по принципиальным мотивам. Они опасались, что такая концентрация капиталов, создание такого грандиозного концерна создадут «угрозу национальной экономике и демократической системе». Кроме того, государство должно было оказать новому промышленному колоссу огромную помощь. Но, в общем, правительство дало согласие.
В Италии довольно сложная структура руководства. Существуют министерства финансов, бюджета, казны и государственного участия. Надеюсь, ясно, что слово «участие» не означает «сострадания» или что-либо в этом духе. Подразумевается степень участия общественного капитала в частных предприятиях. Наряду с Общественным капиталом присутствует кооперативный – принадлежащий отдельным фирмам. Если доля государства преобладает, такие организации называются parastatali. У них часто возникают отношения конкуренции с частными фирмами, работающими в той же отрасли, и тогда необходимо делить сферы влияния. Если такие фирмы терпят бедствие, государство часто «делает инъекцию», то есть вкладывает капиталы, получает пакет акций и соответствующую долю влияния. Так случилось и с концерном Монтэдисон (слияние произошло в декабре 1965 года, и президентом концерна остался Валерио).
Старейшей организацией parastatale является Институт промышленной реконструкции – ИРИ, созданный более сорока лет назад для так называемого «спасения итальянской экономики», в его системе занято около 480 тысяч человек, он как бы символизирует присутствие государства. В 1953 году по инициативе одного выдающегося деятеля – Энрико Маттеи – был создан ЭНИ, в сферу компетенции которого входили и электропромышленность, и нефть, и многое другое. Маттеи был человеком блестящим, фигурой международного масштаба, он вел крупную политическую игру. Он хотел, чтобы государственный капитал в Италии безусловно преобладал над частным. Как ни странно это звучит, многие деятели, которые теоретически должны были бы быть союзниками Маттеи, боролись против него. В значительной мере под его влиянием в июне 1962 была национализирована электропромышленность, а 27 октября 1962 Маттеи погиб в авиационной катастрофе при очень неясных обстоятельствах. В то время много писали о «саботаже». А когда много лет спустя в Палермо кто-то (мафия или наемные убийцы) похитил и убил журналиста Мауро де Мауро, предполагали, что он собрал важные материалы, связанные с аварией самолета Маттеи. Раз так – этого журналиста надо было убрать.
Эудженио Чефис был одним из близких сотрудников (но не другом) Маттеи. После гибели Маттеи он сначала фактически, потом и формально возглавил ЭНИ. Печать очень заинтересовалась им. Было известно, что он учился в Военной академии; свое личное состояние нажил в 50-х годах, занимаясь метаном. Кроме того, начали распространяться слухи, а может быть, и легенды о его деятельности во время войны и Сопротивления: о связях с СИД (так тогда называлась итальянская военная разведка) и с разведывательными органами англо-американских войск на Юге Италии. На слухах, конечно, нельзя основываться: кто его знает. Но авторы «Расы хозяев» пишут: «Способность и склонность к игре, богатое воображение, любовь к риску, самостоятельность в решениях, полное отсутствие совести, мгновенность реакций – все это делает его человеком исключительным. На протяжении короткой жизни Республики не было никого, кто во всех этих отношениях мог бы сравняться с ним. Его аморальность не знает границ».
Любопытно, что, возглавив ЭНИ, Чефис был решительно против слияния Монтекатини и Эдисон. Не в интересах ЭНИ была перекачка многих миллиардов общественного капитала в кассы нового гиганта. Но случилось так (мы минуем промежуточные фазы и жертвуем интересными сюжетами), что однажды Чефис поставил перед собой новую цель: он решил сам стать президентом Монтэдисон. Добиться этого было нелегко, но Чефис обладал всеми данными, чтобы найти союзников, обезвредить противников и победить. Читать обо всем этом – увлекательно: цифры, документы, еще и еще, а за горами материалов вырисовываются такие характеры, страсти и интриги, какие и в романах редко найдешь. Признаюсь, что Чефис меня чрезвычайно интересует. Во-первых, он присутствует либо в качестве главного героя, либо, во всяком случае, как один из важных персонажей почти во всех книгах «пограничного жанра». Во-вторых, без преувеличения, просто нет дня, когда бы о нем не упоминалось в газетах, еженедельники дают его портреты, то и дело им занимается парламент. Авторы «Расы хозяев» не случайно посвятили свою книгу Чефису. Интересны не только факты, но и какие-то психологические черты, действительно делающие Чефиса символом и прообразом новой расы хозяев. Однако что мы подразумеваем под старой расой?
Есть промышленные династии: Аньелли, Пирелли, Оливетти и др. Семейство Аньелли – владельцы крупнейшей монополии ФИАТ. Основателем ее был покойный Джованни Аньелли. В 1975 году вышла автобиографическая книга его дочери Сюзанны «Мы одевались в матроски». Быт, семейный фольклор, занятные эпизоды – не более того. Однако есть серьезная книга «пограничного жанра», в ней свыше 800 страниц, она так и называется – «Аньелли». Автор – профессор истории Валерио Кастроново. Многие линии переплетаются: экономика, финансы, политика, печать, международные связи. Первая и вторая мировые войны, взаимоотношения с правительствами «эры Джолитти» и позднее с Муссолини, Сопротивление, крах фашизма. Очень интересна психология и, пожалуй, жизненная философия старой расы хозяев. Разумеется, это прежде всего собственники, думающие о процветании своих фирм. Если нужно, обманывают; если нужно, лавируют, далеко не всегда надевая белые перчатки; если нужно, идут на большой риск, подвергая опасности, а иногда просто разоряя мелких держателей акций. И тем не менее там есть порода, какие-то пределы, за которые не желают заходить. Есть стиль, наконец, и старый Джованни Аньелли все-таки обладал чувством собственного достоинства, хотя, конечно, на его совести, как и на совести любого из этих кондотьеров промышленности, как их принято называть, немало всякой всячины. И все же какой-то свой кодекс чести у них был.
Новая раса хозяев, без сомнения, приобрела и новые черты. Самый процесс переплетения государственных и частных интересов создал небывалые до сих пор формы борьбы за влияние, за деньги, за власть. Недаром в одном журнале «Расу хозяев» назвали романом. В самом деле, это роман отношений, связей, конкуренции, изощренно задуманных и осуществляемых интриг. Причем непременным действующим лицом в таком романе является государство в лице своих министров, парламентариев, чиновников. И конечно, в таком многоплановом романе исключительно большую роль играют некоторые партии, и прежде всего ХДП (христианско-демократическая партия), уже в силу одного того, что она вот уже тридцать лет одна или в коалиции с кем-либо находится у власти.
У людей новой расы нет династического прошлого. Пожалуй, это нувориши особого типа, менеджеры. Хватка у них как будто еще сильнее, нежели у тех, «традиционных». Их успех объясняется и ловкостью, и тем, что они свободно распоряжаются не фамильными капиталами, а огромными общественными средствами, и тем, какую роль в их карьере играют политические комбинации и связи. В Италии придумали слово buro-sauro, производное от соединения слов бюрократ и динозавр. Немало таких тоже. Поскольку Эудженио Чефис «лишен предрассудков», он в своей борьбе за Монтэдисон не брезговал ничем. Хотелось бы привести пример, а для этого необходимо ввести в повествование новое действующее лицо: Джорджо Пизано. В ранней молодости он успел быть «деятелем» в так называемой Республике Сало (марионеточная республика, созданная Муссолини, а точнее, нацистами осенью 1943 года). Был основательно скомпрометирован, но санкций против него после Освобождения не предприняли, и он занялся журналистикой. В колоритной главе «Банда Пизано» есть подробности: «Сотрудничал в еженедельнике Рускони «Дженте». Там он специализировался на описании «с богатством деталей» событий периода Сопротивления. В десятках статей, разумеется, всегда описывались партизаны, готовые совершать самые ужасные зверства по отношению к бедным мученикам – молодым людям из Сало. Этими своими статьями Пизано всегда очень гордился. Мало того, что он издал их отдельным томом. Он еще, если было маловато материала, вновь печатал их в «Кандиде», («Кандид» – фашистский еженедельник. В энный момент своей карьеры Пизано стал его директором и использовал в чисто политических целях.)
Все это имеет прямое отношение к Чефису. Когда шла борьба между ним и Валерио, мелкие держатели акций, возглавляемые Пизано, играли ОЧЕНЬ активную роль, поддерживая Чефиса. «Кандид» делал все, пытаясь скомпрометировать видного социалиста Джакомо Манчини, который считался последним препятствием на победном пути Чефиса к Форо Бонапарто: так называется улица в Милане, где находится правление Монтэдисон. Пизано многое успел сделать, но вдруг был арестован за попытку шантажировать известного кинопродюсера Дино Де Лаурентиса. А когда Пизано освободили, Чефис уже прочно утвердился на троне и не нуждался в услугах этого «своего человека». Пизано, однако, не пропал. Теперь он сенатор от неофашистской партии, а Чефис против него ничего не имеет4.
Назовем – поневоле бегло – еще два имени: Раффаэле Джиротти и Нино Ровелли. Первый всегда считался человеком Чефиса, смиренным и преданным. Именно Чефис добился того (тут тоже кипели страсти), что Джиротти заменил его на посту президента ЭНИ. Но тут Джиротти открылся с неожиданной стороны и пожелал вести собственную политику в сфере химической промышленности. Началась жестокая война между Чефисом и Джиротти; в развернувшихся военных действиях большую роль, конечно, играла печать. Это продолжалось много лет, происходили скандалы, один другого грязнее и живописнее, пока Джиротти в мае 1975 года не пришлось все-таки уйти в отставку. Что касается Нино Ровелли – он создатель, собственник и президент Сир, компании, утвердившейся в Сардинии и очень влиятельной в своем секторе. Когда Ровелли начинал – в 1960 году, – в химической промышленности практически было место для всех: ЭНИ, Монтекатини, Эдисон, Сир. И все же законы конкуренции обуславливают борьбу, даже как будто не очень обязательную. Это «законы джунглей», подчас иррациональные. И всегда – жестокие.
Между Чефисом и Ровелли такая борьба не могла не вспыхнуть. Если Чефис символизирует новую расу, то Ровелли считается одним из последних могикан ломбардской буржуазии особого типа. Он представитель частного капитала, не связанный, однако, «традициями».
Умеет очень ловко использовать помощь государства и (в этом сходство с Чефисом) обладает склонностью к авантюре. У Ровелли немало политических покровителей в самых высоких сферах. Кроме того, он контролирует все ежедневные газеты Сардинии. Это называется «монокультурой Сир». Чефис с таким положением примириться не мог: у него инстинкты монополиста, и он сделал все, чтобы разрушить крепость своего врага N 1. Пока – не вышло.
В борьбе за сферы влияния в химической промышленности неизменно важную роль играет печать. Это одна из вечных тем, – Чефиса и остальных называют баронами. «Их соглашения о распределении ресурсов, их беспощадные войны между собой, торжественные договоры, которые они заключают для того, чтобы тотчас нарушить, дают итальянской прессе интереснейшую хронику. Они позволяют провести параллель с борьбой между средневековыми феодалами в период, предшествовавший образованию современного государства… За последние годы газеты старались раздобывать цифры и сведения, которые помогли бы понять то, что происходит. И бароны купили газеты для того, чтобы те получали меньше сведений» 5.
Лучшие умы, самые искренние патриоты Италии ищут путей выхода из серьезнейшего кризиса, переживаемого страной. «Правда» уделила много внимания выступлению Генерального секретаря Итальянской компартии Энрико Берлингуэра на XIV съезде ИКП: «Перейдя к вопросу о возможных альтернативах внутриполитического развития Италии, докладчик остановился на обсуждаемой сейчас идее так называемого исторического компромисса. Многие видят в этом предложении ИКП, отметил докладчик, только предложение нового союза или правительственной формулы, которая включает участие компартии. Такая интерпретация действительно отражает важный элемент предложения коммунистов, хотя и не охватывает все его аспекты. Мы готовы в любой момент взять на себя ответственность, но мы подчеркиваем одновременно, что это зависит не только от нас» 6.
Термин «исторический компромисс» Э. Берлингуэр впервые употребил после трагических событий в Чили, анализируя положение у себя на родине. Суть в следующем: в таких странах, как Италия, необходимо найти путь к подлинному сотрудничеству между народными массами, идущими за коммунистами, а также социалистами и теми широкими слоями населения, которые искони следуют за христианскими демократами. Это отвечает национальной традиции: еще с конца XIX века параллельно развивались красные и белые (то есть католические) организации в городах и деревнях. Тема исторического компромисса вызывает в Италии огромный интерес и бурные споры. И вот в марте 1975 года в Милане вышла книга «Берлингуэр и Профессор». На суперобложке ярко голубого цвета читаем: «Этот роман расскажет вам о том, как произойдет исторический компромисс». Черноволосая женщина на обложке явно символизирует Итальянскую республику. В правой руке эта дама держит серп и молот, в левой – щит, на котором изображен крест с начертанными на нем буквами LIBERTAS – эмблема христианско-демократической партии. Подле женщины вьется толстенький купидон, в руках у него – рог изобилия, из которого сыплются стилизованные золотые монеты.
Кто же автор романа? Автор – Аноним. То, что я сейчас скажу, кажется чистой фантастикой, и, однако, это истинная правда. Роман вышел в марте, книга воспринята как бестселлер, но никому из итальянских журналистов до сих пор не удалось раскрыть имя автора. Невероятно! В стране, население которой славится своей разговорчивостью, в стране, где буквально все про всех всё знают, а уж газетчики умеют разгадывать самые сложные ребусы, за все эти месяцы так и не узнали, кто написал этот роман. Утверждают, что имя автора (кроме него самого, естественно) знают только два человека: Андреа Риццоли и главный редактор его издательства Марио Спаньоль.
Разумеется, нет недостатка в предположениях. Прибегают ко всем видам анализа, от филологического до психологического. Называли, например, Фруттеро и Лючентини, авторов нашумевшего несколько лет назад детектива «Женщина в воскресенье». Называли одного из известнейших журналистов Индро Монтанелли. Но особенно настойчиво повторяли имя министра и одного из влиятельнейших деятелей ХДП Джулио Андреотти, тесно связанного с римской курией. Как раз в марте в том же издательстве Риццоли вышла последняя книга Андреотти под названием «13 часов: министр должен умереть», и известный литературный критик (и прозаик) Фердинандо Камон выступил в газете «Джорно» с анализом. Камон, правда, не грешил на Андреотти, он писал о стиле книги, заметив попутно, что сам Андреотти признается: писать книги – его хобби, он этим занимается в свободные часы. Но другие упорно приписывали Андреотти авторство.
Андреотти энергично опровергал такие слухи. Причем, поскольку он в самом деле хорошо пишет, все опровержения составлены в разном тоне. Одно, элементарное: зачем идти на риск опубликования такой некоторым образом скандальной книги ради простого развлечения? Другое – полемическое: у Андреотти куда больше политических врагов, чем те двадцать семь человек, с которыми в своем романе безжалостно разделывается Аноним. И третье, самое убедительное. В романе министр Джулио Андреотти умирает при несколько неприятных обстоятельствах: он наклоняется, чтобы поцеловать перстень на руке одного кардинала, а тот оказывается никаким не кардиналом, а злодеем и закалывает духовного сына. Неужели, задает Андреотти риторический вопрос, будь он автором романа, он уготовил бы себе такую непривлекательную смерть? Не знаю, как кого, а меня эти доводы вполне убедили: у Джулио Андреотти, который запросто встречается с настоящими кардиналами и считается одним из самых загадочных персонажей на итальянской политической сцене, вполне достаточно всяких реальных историй, из которых дай бог выпутаться, чтобы ему писать еще фанта-политический роман.
Но кто же такой Профессор в романе? Это Аминторе Фанфани, он действительно профессор, но, что несколько важнее, он лидер ХДП7. В «Расе хозяев» имя Фанфани встречается двадцать три раза, имя Андреотти двадцать раз, а «Полярной звезды» – то есть Эудженио Чефиса – более двухсот раз.
Книжка Анонима небольшая – всего 135 страниц, но чего там только нет. С таким сарказмом и темпераментом мог писать лишь человек, знающий изнутри все, что происходит в христианско-демократической партии: характеры людей, интриги, группировки, борьбу за власть. Тексту предпослано авторское «Предупреждение», вынесенное и на последнюю страницу суперобложки. Аноним пишет: «Подобно многим другим итальянцам, я тоже часто спрашивал себя, чем все это кончится.
- При жизни Морселли были напечатаны только два эссе «О Прусте или о чувстве» (1943) и «Реализм и фантазия» (1947), Среди обнаруженных после его смерти в письменном столе рукописей – романы, рассказы, наброски пьес, статьи по философским и религиозным вопросам.[↩]
- Nello Ajello, Lo scrittore e il potere, Bari, 1974, p. 61.[↩]
- Eugenio Scalfarie Giuseppe Turani, Razza padrona. Storia della borghesia di stato, Milano, 1975, p. 9 – 10.[↩]
- Через несколько месяцев после выхода в свет «Расы хозяев» Пизано подал на авторов в суд «за диффамацию».[↩]
- «Panorama», Milano, 15 maggio 1975.[↩]
- »Правда», 19 марта 1975 года. [↩]
- В июле 1975 года Фанфани пришлось уйти в отставку.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.