Встречи без встреч

Когда П. Вяземский писал свою знаменитую фразу: «У нас от мысли до мысли пять тысяч верст», – он имел в виду отнюдь не географию. Разреженность интеллектуальной атмосферы, «разобщенность близких душ» в России всегда была связана с социально-политическими причинами. Об этом еще раз задумываешься, читая книгу, где под одной обложкой соединены имена А. Твардовского и М. Гефтера¹.

Подобное соединение, на первый взгляд, может показаться неожиданным. Ведь личных контактов между двумя выдающимися современниками практически не было. Но недаром одно из эссе Гефтера, включенное в книгу, называется «Встречи без встреч». Оно – о «соприкосновениях с ушедшими», которыми «зажигается свет». Таким соприкосновением (встречей) и стали размышления историка и философа о Твардовском, написанные и надиктованные в 70 – 90-е годы. Они и составили «гефтеровскую» часть книги.

Автор идеи этого издания Е. Высочина пошла нестандартным, рискованным, но, как представляется, верным путем. Основной объем почти 500-страничной книги (заметим, не похожей на тяжелый фолиант – это удача дизайнеров) составляют хрестоматийные стихи и поэмы Твардовского – «Страна Муравия», «Василий Теркин», «Дом у дороги», «Теркин на том свете», – а также некоторые малоизвестные стихи, фрагменты прозы и дневников. То есть читателю предлагается заново прочесть Твардовского – под тем нехрестоматийным углом зрения, который предстает в небольших эссе Гефтера.

Тех, кто отбросит лень и предубеждения против «давно пройденного» или «исчерпавшего себя вместе с советской эпохой», ждет, уверяю, множество открытий. Перечитать Твардовского в свете произошедших в стране перемен – чрезвычайно полезно и поучительно (не говоря уже о наслаждении стихом, в котором, по словам Бунина, «нет ни одного фальшивого слова»). А погрузиться в свободную мысль Гефтера, далекую от публицистических и литературоведческих трюизмов, базирующуюся на метакатегориях, – значит погрузиться в глубинное понимание прошлого и настоящего.

Удивительным покажется, что историк считает Твардовского крупнейшей фигурой XX века. Почему? Потому что перед поэтом не стояло интеллигентской проблемы поисков «почвы»: «народная жизнь – его сверхтема», он «лично, по-своему, соединил старое, отцовское и дедовское, с новым, как бы устраняя их антагонизм, если он вообще был». Важнее всего тут, наверное, мысль о преодолении исторического антагонизма личным творческим деянием, вхождением в большую культуру (по Гефтеру – в Мир).

Со столь же удивительным постоянством историк сравнивает судьбу Твардовского – с судьбой Пушкина. Речь идет, подчеркивает Гефтер, не только об исторической роли каждого, но и о сходстве пути в пространстве российского хронотопа – о стремлении двух великих поэтов к свободе. Пушкин обрел ее – подлинную, соединенную с почвой, – в Михайловском, Твардовский – на войне… Разве не интересна эта мысль и разве не связывает она спирали нашей истории, век XIX с XX? Причем, Гефтер всегда конкретен: свое давнее наблюдение (основанное на личном опыте фронтовика) о «стихийной десталинизации» 1941 – 1942 годов, когда люди, воевавшие не на жизнь, а на смерть, обретали внутреннюю свободу, – он напрямую связывает с рождением поэмы Твардовского про бойца, веселая и мудрая отвага которого стала воплощением этой свободы.

1. А. Твардовский, М. Гефтер. XX век. Голограммы поэта и историка / Сост. Е. Высочина. М.: Новый хронограф, 2005.[↩]