Времени нет. Евгений Водолазкин

Свое место работы — Пушкинский Дом — Евгений Водолазкин назвал «точкой вненаходимости» в современности. Ход времени здесь почти не ощущается, время, как сказал бы Бахтин, «вовсе выключено», а люди, по замечанию самого Водолазкина, занимаются «если не вечностью <…> то, по крайней мере, не сиюминутными проблемами» [ «Лавр»…]. Художественное творчество Водолазкина впоследствии также будет названо «точкой вненаходимости» в современной литературной словесности. Для его характеристики очень подходит предлог вне: вне современности с ее острой политизированностью, вне истории, вне времени…

Автора интересует история спасения. А это выход в совсем другое измерение бытия — выход, для которого нужно отменить время. Времени нет — основная формула творчества Водолазкина — питерского филолога, специалиста по древнерусской литературе, а также автора романа «Лавр», в 2012 году получившего «Большую книгу», вышедшего тысячными тиражами и переведенного на 19 языков.

Защитив кандидатскую диссертацию «Хроника Георгия Амартола в древнерусской литературе» (1999) и оставшись работать в отделе древнерусской литературы Пушкинского Дома, Водолазкин участвовал в подготовке Энциклопедии «Слова о Полку Игореве» и «Библиотеки литературы Древней Руси». Им написана монография «Всемирная история в литературе Древней Руси» (2000), получившая название докторской диссертации. В 2002 году выходит его книга «Дмитрий Лихачев и его эпоха», а позже, в 2011-м, появляется сборник эссе-воспоминаний о людях науки «Дом и остров, или Инструмент языка».

Сфера научных интересов Водолазкина — Древняя Русь, долитературные, агиографические формы: жития святых, хронографы, пасхалии и… история спасения, которая есть «не вполне история» [Водолазкин 2008: 18]. Как отмечает сам писатель, «хронисты отличали историю спасения от «просто истории»», «средневековая историография дорожила идеей непрерывности и, имея дело с разделенными во времени событиями, пыталась установить между ними временную связь. Это был своеобразный континуум, он существовал поверх событий «просто истории»» [Водолазкин 2008: 17]. Вот такой неисторический континуум и создает в своих романах, рассказах и пьесах Водолазкин. Когда же в интервью его будут расспрашивать о проблемах современности, он ответит примерами из прошлого, из тех далеких временных глубин, которые породили сегодняшний день.

Войны, революции, все те катаклизмы, которые происходили со времен сотворения мира и происходят сейчас, Водолазкин объясняет «потерей личной ответственности каждого человека за все». «Идея главенства персонального над всем остальным в нашей жизни» [ «Лавр»…] становится основной для всего его творчества. А в фокусе авторского изображения оказывается именно личная, персональная история — сам человек, грех которого в нем самом, и в нем же — спасение.

Первые журнальные публикации Водолазкина — в «Независимой газете», «Огоньке», «Литературной газете» — относятся еще к 2000-м годам. В журнале «Звезда» (2001, № 11) появляется научно-популярный труд «Эпоха Лихачева». В «Новой газете» (2011, № 85) выходит заметка Водолазкина о книге «Часть суши, окруженная небом. Соловецкие тексты и образы», которая будет издана в том же 2011 году и посвящена памяти учителя — Дмитрия Сергеевича Лихачева.

Как говорит сам писатель, его книга — «собрание свидетельств о Соловках, самом, может быть, вневременном месте России» [Водолазкин 2011]. Соловки названы русским нервом, моделью России. Соловчанин митрополит Филипп, Дмитрий Лихачев, назвавший это место вторым своим университетом после Ленинградского, Максим Горький, приехавший на Соловки в 1929 году, — три исторические личности изображаются в книге.

Уже в «Соловецких текстах и образах» четко обрисовывается авторская концепция исторического. Вступая в полемику с историками античности, отводя отнюдь не решающую роль историческому опыту в политических прогнозах, Водолазкин отмечает невозможность приведения одинаковых причин к одинаковым следствиям и в результате нецикличность истории.

История спасения и характерная для нее концепция времени, заключающаяся в том, что времени нет, во многом определили проблематику, жанровую специфику и структуру начавших появляться один за другим романов «Соловьев и Ларионов», «Лавр», сборника «Совсем другое время», а также пьесы «Музей», вошедшей в книгу «Петербургские драмы». Основным приемом, с помощью которого в текстах Водолазкина достигается эффект одновременности происходящего, становится метод экзегезы, устанавливающий связи «между лицами, событиями, предметами или числами», причем видящий их «на фоне соотношения Ветхого и Нового заветов» [Водолазкин 2008: 128].

Первый роман Водолазкина — «Похищение Европы» — был издан в 2005 году, однако признание автору принес «Соловьев и Ларионов» (2009), роман-исследование, вошедший в шорт-листы премий «Большая книга» и Премии Андрея Белого. В романе историк Соловьев исследует жизнь генерала Ларионова. Соловьев и Ларионов принадлежат разным эпохам, но в повествовании Водолазкина эта их разновременность совершенно не ощущается — благодаря тому, что автор, используя метод экзегезы, рассказывает о них в одном времени и в одной и той же манере. О Соловьеве: «Он родился на станции с неброским названием 715-й километр <…> Он уехал в Петербург, поступил в университет и стал изучать историю». О Ларионове: «Другое дело — генерал Ларионов (1882-1976). Он появился на свет в Петербурге, в семье потомственных офицеров». Как метко заметила Т. Иванцева, Ларионов для Соловьева живой: «…помните, как у Арсения Тарковского: «на свете смерти нет: бессмертны все. Бессмертно все» и дальше — «Живите в доме — и не рухнет дом. Я вызову любое из столетий, войду в него и дом построю в нем»…» [Иванцева].

Аналогия и подобие — основные приемы, на которых строится «Соловьев и Ларионов». Историк Соловьев пишет диссертацию на актуальную для сегодняшнего дня тему — о жизни и деятельности генерала Ларионова — участника Крымских событий 1920-х годов. То, что Соловьев взялся именно за эту тему, — случайность. Но по прочтении половины романа понимаешь, что это и не случайность вовсе, ведь фамилия Лизы — будущей возлюбленной Соловьева — Ларионова.

События в романе показаны не в своей хронологической последовательности, а синхронно происходящими. Точкой, в которой сходятся и расходятся временные и пространственные пласты, стала станция «715-й километр», а проходящие мимо нее поезда с их пассажирами — олицетворением человеческих судеб. Числа же в расписании — «это растрепанные края времени, неприглаженные, как само бытие». Они обладают «особого рода красотой — красотой истинности».

В фокусе авторского изображения оказывается именно личная, персональная история, показанная сквозь призму сознания героев. Профессор Никольский — университетский руководитель Соловьева — называет историю рамкой, «в которой существует человек», «формой разворачивания человека во времени». В связи с этим неслучайны авторские сравнения героев с эмбрионом: эмбриональная поза Зои, мерзнущие, измотанные страданиями солдаты, которые хотят вернуться в эмбриональное состояние… «Исчерпывается не время, но явление», — скажет Амброджо, герой следующего романа Водолазкина.

Второй роман, «Лавр», — главное литературное событие 2012 года. В нем Водолазкин в мельчайших подробностях описал путь человека к спасению. Причем это описание, соответствуя христианским религиозным представлениям, отнюдь не расходится с научными представлениями биологии и генетики о строении человека, а также физики — о законах мироздания.

Именно в «Лавре» выход в иное измерение бытия удался Водолазкину лучше всего. В интервью «»Лавр» пошел по стопам Льва Толстого» его роман был назван «точкой сходимости <…> неожиданно важных смыслов», ценностей, которые, как замечает сам автор, еще вчера были «устаревшими»: верной любви, дружбы, преданности и т. д. [ «Лавр»…]. В «Лавре» восстановлена «правильная поляризация мира», возвращена божественная вертикаль, в которой усомнилась литература постмодернизма [ «Лавр»…]. В романе есть и образ, символизирующий эту духовную вертикаль, — образ свечи, и соответствующий герой — святой.

«Лавр» — это не только точка сходимости важных смыслов, но и точка сходимости разных жанровых форм.

Пролегомена — разъясняющее введение в ту или иную науку — предваряет четыре книги романа. В ней время «вовсе выключено» [Бахтин: 306], все слито в одновременности, а образ главного героя абстрактен. О нем известно только то, что он — врач. Водолазкиным приводится значение этого слова: «слово врач происходит от слова врати — заговаривать. Такое родство подразумевает, что в процессе лечения существенную роль играло слово». Исцеление, как и сотворение мира Творцом, связано со Словом: «Вначале было Слово» и «Слово стало плотью» [Камчатов: 191]. Пролегомена олицетворяет собой вечность. «Вечностью называется то, что было прежде сотворения мира» [Камчатов: 263].

Дальнейшее разделение повествования на книги — символ утраты рая, символ грехопадения: