Воспитывать чувство нового

Одна из важнейших проблем, волнующих современную азербайджанскую литературу (как, впрочем, и другие литературы Востока), – положение женщины, ее судьба и роль в нашем обществе. Факт этот исторически обусловлен и закономерен. Ведь в то время, когда на Западе и в России шла борьба за эмансипацию женщины, на Востоке об этом не могло быть и речи. Сколько трагического было в жизни женщины Востока в прошлом! И не в таком уж далеком прошлом: жестокие средневековые нравы царили в Азербайджане вплоть до социалистической революции. Лишенная элементарных человеческих прав, женщина нередко в смерти видела свое освобождение. Самосожжение стало формой протеста против рабства – семейного и социального, причем страшное явление это носило массовый характер.

Не удивительно, что уже в дореволюционной азербайджанской литературе не было ни одного писателя-реалиста, который бы так или иначе в своих произведениях не затрагивал проблему освобождения женщины. Голос протеста против женского бесправия поднимали М. Ф. Ахундов, Дж. Мамедкулизаде, Сабир. «Больше половины того, что я писал на протяжении своей жизни, посвящено проблеме женщины Востока, – говорил Дж. Мамедкулизаде. – Мне так понятно горе женщин Востока… В чем их горе? Женщин Востока’ надо освободить. От чего? От аркана шариата, от цепей мусульманства, от тьмы гаремов, от мрака и гнета черной чадры».

Социалистическая революция раскрепостила восточную женщину, коренным образом изменила весь уклад ее жизни. Передовые женщины 20-х годов жадно потянулись к знанию, культуре, общественной деятельности. Однако старые, веками устоявшиеся национальные традиции, семейные и моральные, приходилось ломать, преодолевая не только яростное сопротивление реакционеров, но и силу вековых предрассудков. Ведь у нас в Азербайджане оставалось еще немало ревностных, фанатичных хранителей религиозной морали, адата и шариата, борьба с которыми была делом далеко не легким.

В 1917 году на Закавказском съезде мусульман была всего лишь одна азербайджанка без чадры. Когда она вышла с заседания, мракобесы поймали ее, сбили туфли на каблуках, натянули на голову чадру и пригрозили, что если она еще раз выйдет «голой» на улицу, – ее убьют.

Известная в Азербайджане общественная деятельница Кюбра Фараджева рассказывает, что наши девушки-активистки в первые годы советской власти вынуждены были надевать чадру, дабы иметь возможность сколько-нибудь успешно вести агитационную работу среди деревенских женщин.

Могучей союзницей женщины в – ее борьбе за равноправие в быту, семье и общественной жизни стала советская азербайджанская литература. М. С. Ордубады, Дж. Джабарлы, Гусейн Джавид, Сеид Гусейн запечатлели в своих произведениях нравственный подвиг женщин, поднявшихся из тьмы рабства к новой, сознательной, светлой жизни.

Еще в дореволюционные годы Дж. Джабарлы создал галерею образов обездоленных, сломленных жестокостью жизни женщин, таких, как Сария, Сона (пьесы «Верная Сария», «Увядшие цветы»), как Дилара (рассказ «Дилара») – девочка, страстно мечтавшая учиться, но в двенадцать лет выданная замуж за старика. Эти образы пробуждали гневный протест против социальных обстоятельств, враждебных человеку, враждебных живой мысли, свободному чувству.

В советское время перед писателем, естественно, встали иные задачи. Его интересует судьба женщины в новых исторических условиях, ее место в общей борьбе народа. Дж. Джабарлы был замечательным художником, чутко улавливавшим новое в жизни, страстным пропагандистом этого нового. Революционная устремленность, гражданский пафос и гражданское мужество Дж. Джабарлы – ибо поистине мужественным был писатель, сумевший пойти наперекор вековым обычаям, этическим и эстетическим представлениям, которые многим казались тогда истинно национальными, народными, – определили необыкновенную силу воздействия его произведений, их подлинную народность. Дж. Джабарлы умел раскрыть перед читателями и зрителями узость, ограниченность старых понятий и представлений. Его искусство было способно «объединять чувства, мысль и волю» масс, подымать их на борьбу за революционное переустройство жизни.

Трудно переоценить, например, значение пьесы «Севиль», которая появилась в тот период, когда старое феодально-байское отношение к женщине было еще очень сильно. Героиня пьесы Севиль как бы олицетворяет тот сложный процесс, который прошла азербайджанская женщина от отсталости и забитости к полному равноправию, к социальной и моральной свободе.

События, происходящие в пьесе, относятся к 20-м годам. В первом действии Севиль – слабая, покорная женщина, воспитанная в патриархальных традициях, твердо верящая в непогрешимость мужа, в то, что он полновластный хозяин ее судьбы. Ведь муж – «это тень вездесущего аллаха», – говорит она. Вместе с тем эта темная женщина наделена недюжинным умом. И вот где-то под спудом привычных взглядов и представлений в ней зреют еще не осознанные порывы, рождается страстное желание жить иначе. Ей хочется вырваться из домашнего плена, заняться серьезным делом, помогать мужу, стать его товарищем, другом. Робкие попытки Севиль высказать это желание мужу наталкиваются на полное непонимание. Грубый, необузданный, морально нечистоплотный, он создает в семье чудовищно тяжелую атмосферу. В конце концов, не считаясь с чувством человеческого достоинства Севиль – жены и матери его ребенка, – муж поселил в доме свою любовницу. На помощь Севиль приходит его сестра Гюлюш.

Образы Севиль и Гюлюш как бы символизируют разные стадии единого процесса. Если на первых порах у Севиль еще только рождается чувство протеста, то Гюлюш – это воинствующая, гордая, смелая женщина. Она как бы опережает свою эпоху и активно сражается за новые формы жизни, новые взаимоотношения людей. Она убеждена, что в жизни надо уметь бороться за счастье, защищать человеческое достоинство, надо научить слабого постоять за себя, и стремится внушить эту мысль другим. Гюлюш презирает бесплодную жалость к людям. «Жалеть человека – это значит нанести ему оскорбление».

Могут сказать, что такие, как Гюлюш, еще редко встречались в то время. Но в том-то и заслуга Дж. Джабарлы, что он сумел увидеть тенденцию развития нашей жизни, разглядеть то, что в его время только появилось, что было рождено Октябрем, и запечатлеть это новое.

Гюлюш, принесшая в дом своего брата революционные веяния, способствует пробуждению Севиль и разрыву ее с мужем. И когда Севиль вступает на путь, ведущий к самостоятельной, осмысленной жизни, зритель понимает: это не только семейная драма, это социальный конфликт, исход которого предрешен новыми общественными условиями.

В конце пьесы зритель встречается с Севиль, получившей образование в Москве и написавшей книгу «Путь освобождения азербайджанской женщины». В своем последнем объяснении с мужем Севиль произносит знаменитый монолог, в котором бросает вызов старой морали: «Что такое честь? Не есть ли это груз, предназначенный только для женщины? Когда на моих глазах ты обнимал другую женщину, а я стояла, дрожа всем телом, ты и глазом не моргнул. Как можно было бы назвать тебя тогда за это?

Тогда ни мозг мой не был способен думать, ни язык говорить. А теперь я могу смело бросить тебе в лицо: «проститутка».

Пьеса производила на зрителей огромное впечатление. Известны факты, когда женщины после спектакля срывали с себя черное покрывало, группами возвращались домой без чадры. Севиль, Гюлюш, как и другие героини Дж. Джабарлы, стали примером для подражания, их именами молодые родители называли своих дочерей.

Не меньшую роль в общественной жизни Азербайджана сыграла пьеса Дж. Джабарлы «Алмас».

Алмас многое роднит с Гюлюш: это сильные характеры, обе они – непримиримые борцы со старым, косным, отживающим. Но Гюлюш еще борется в кругу семьи, поле деятельности Алмас гораздо шире, она выходит на общественную арену.

Комсомолка Алмас приезжает в деревню, где классовая борьба носила наиболее обостренный характер. Она не только учит ребят, она – воспитатель нового человека, борец за новые формы жизни. Алмас принимает участие в коллективизации, организует женскую ткацкую артель. Она становится на селе своим человеком и делит с крестьянами их радости и горести, вместе они ведут наступление иа реакционные силы деревни.

Пьеса «Алмас» была написана вскоре после «Севили», но мы видим, как возросло мастерство писателя. Образ Гюлюш еще несколько схематичен, страдает излишним рационализмом. Это_ скорее олицетворение идеи, чем человек во плоти. Другое дело Алмас. Джабарлы сумел раскрыть внутренний мир, психологические стимулы поступков своей героини. Вот перед Алмас встает трудная задача. В деревне она подружилась с молодой крестьянкой Яхши, которая была насильно выдана замуж за нелюбимого. За время долгого отсутствия мужа у нее родился ребенок. Она нарушила господствовавшие тогда моральные законы, деверь может убить ее, и она просит Алмас взять ребенка и выдать его за своего. Алмас всеми силами души хочет помочь подруге, но понимает: это уронит ее в глазах деревни, враги обязательно воспользуются ее «позором», чтобы оттолкнуть от нее крестьян, внести сомнение и раскол в их ряды. И поначалу она отказывает Яхши, но ее мучают угрызения совести, ей мерещится гибель подруги… После труднойвнутренней борьбы Алмас забирает ребенка, который приносит ей много горя, но она стойко переносит все… Драматизм ситуации усиливается еще и тем, что жених Алмас Фуад, приехавший из города, поверил в ее измену. Алмас и Фуад любят друг друга, девушке нелегко переносить это испытание, но здесь-то, может быть, особенно отчетливо раскрывается новый человеческий характер, принципиальность, активная общественная позиция героини и в решении личных вопросов, в борьбе за свое собственное счастье. Сцена объяснения Алмас и Фуада показывает, как далеко опережал свое время Джабарлы в утверждении новой морали, как активно боролся он с ханжеством, мещанством и лицемерием во всех их видах и формах.

Фуад не может простить Алмас: «Между девушкой и женщиной есть грань. Перейти ее – значит разрушить счастье семьи…»

«Алмас. Но ведь говорят, что любящий человек все может простить.

Фуад. Все? А что скажут люди?.. Нет, ребенка я тебе не могу простить!

Алмас. Не можешь простить? (Вынимает из ящика стола бумагу и протягивает Фуаду.) А это что такое?

Фуад. Это.., это…

Алмас. Я помогу тебе. Это твое письмо с признанием, что ты платишь алименты.

Фуад. Но, Алмас, это ведь – молодость, прошлое. Это дело случайное. Ну случилось… ошибка.

Алмас. Случилось? А если и у меня случилось?

Фуад. Но ведь ты женщина!

Алмас. Мы говорим на разных языках. Если любовь в силах прощать ошибки, то она должна прощать их не только мужчине. Она должна прощать и женщине».