Величие правды

Мое отношение к Максиму Горькому? Этот вопрос обращен к человеку, который не является ни теоретиком литературы, ни ее историком, который может ответить только так же непосредственно, как читатель, театральный зритель или кинозритель.

В воспоминаниях всплывают чисто личные переживания, неотрывно связанные с именем Горького, который сделался составной частью мира идей и чувств, навсегда вошедшего в мою жизнь.

Я мысленно возвращаюсь к своей первой встрече с Горьким. Как ни странно, вначале стоит «Городок Окуров», давнишнее издание 20-х годов – маленькая книжечка в светлом картонном переплете с заглавием, выведенным голубыми буквами. Откровенно признаюсь, что сегодня уж точно и не помню содержание этой книги. Однако в памяти осталась неизгладимая картина реки и настроение безмерной, бесконечной тоски. Я тогда жила в заброшенном маленьком городке, страшно мещанском и «скучном» в русском смысле слова. И, возможно, потому, что тогда я очень много занималась музыкой и любила фортепьянные произведения Петра Ильича Чайковского, до сегодняшнего дня, спустя сорок лет, когда слушаю эти сочинения, каждый раз возникает «Городок Окуров» – такой, каким его нарисовал Горький.

Когда после второй мировой войны я почти три года работала в Советском Союзе, Максим Горький вошел в мою жизнь как сильный эмоциональный фактор.

Горький был всюду, всюду звучало его имя, потому что множество прекрасных вещей носило его имя. Невозможно забыть первую прогулку по широкой, благоустроенной и шумной московской улице, которая вокруг нас бушевала огромной и полнокровной жизнью, с ее людским муравейником и бьющим фонтаном, на которой стояло необыкновенно привлекательное темно-вишневое с белым здание Моссовета, – по улице Горького.

Наше чехословацкое посольство тогда находилось в небольшом и приятном доме, бывшем аристократическом особняке, на Малой Никитской улице. Там была липовая аллея, и был там дом, который отступил в глубь двора и спрятался за разукрашенную чугунную решетку сада. Особенная постройка теплого желтоватого цвета. Это был дом Максима Горького.

Но самое глубокое впечатление на меня тогда произвел театр. И в первую очередь МХАТ – Московский Художественный академический театр имени Горького. Никогда не могу без волнения вспоминать атмосферу этого театра, те глубокие чувства, которые мною тогда овладели. В постановках, которые как бы являются заветом Станиславского, чувствуется еще и влияние самого Горького. Мне повезло, потому что я еще увидела Василия Ивановича Качалова, великого актера, первого исполнителя роли Барона в пьесе Горького «На дне».

Качалов вспоминал день, когда Максим Горький впервые читал рукопись «На дне» артистам Художественного театра. Мне бы хотелось процитировать хотя бы небольшой отрывок из этих воспоминаний: «Наступил день, навсегда и в подробностях врезавшийся в память.