В сторону Твена: «Неповторимый летописец» Америки в зеркале русской литературы и критики
2010 год — год столетней годовщины смерти Марка Твена, писателя, не обделенного в нашей стране вниманием ни широкого круга читательской аудитории, ни литературоведения: «твениана» насчитывает не один десяток различного рода и разного калибра исследований и представляет собой практически самостоятельный корпус отечественной американистики. Даты, подобные этой, — всегда повод для переосмысления признанного классическим наследия. В какой-то степени книга издательства «Рудомино», вышедшая в преддверии годовщины, обозначила этот процесс, предложив своеобразный обзор рецепции и интерпретации творчества Марка Твена в русском культурном пространстве.
Книга вышла в серии «Россия и мир», появившейся в издательстве около пятнадцати лет тому назад. Цель этой серии — отражение «русской рецепции», «русского взгляда» на иностранную литературу. В этом смысле материал книги, жанр которой издатели определяют как «литературная антология», отчасти отображает «бесконечный и незавершимый» бахтинский диалог, в данном случае, русской и американской культур.
Несмотря на то, что подзаголовок книги нацеливает читателя на восприятие «неповторимого летописца» Америки русской литературой и критикой, нельзя сказать, что литература и литературоведческий материал занимают в ней доминантные позиции. Составитель сборника Ю. Рознатовская создала своего рода коллаж из различных авторских дискурсов, в своей совокупности представляющих несколько уровней этого диалога, которые можно было бы определить как научный (рецензии и отрывки литературоведческих исследований), оригинальное творчество (эксплицитное и имплицитное присутствие Твена в художественных текстах, а также литературные подражания), сценическая адаптация (тексты пьес и рецензии на спектакли по Твену), мемуарно-публицистический (Твен в письмах, воспоминаниях литераторов и деятелей культуры, публицистические заметки).
Следует отметить, что каждый приведенный в книге отрывок снабжен необходимыми комментариями, расширяющими видение контекста, в котором возникала та или иная рецепция.
Представленные в хронологическом порядке — от первого упоминания Твена в «Биржевых ведомостях» в 1872 году до постмодернистской интерпретации «Тома Сойера» в школьном спектакле 2008 года — «отражения» Твена в зеркале русской культуры создают некое концептуальное единство, которое, впрочем, мало способствует ответу на принципиальный вопрос рецепции, сформулированный Ю. Лотманом: «когда и в каких условиях «чужой» текст необходим для творческого развития «своего»1. Для ответа на этот вопрос следовало бы снабдить каждое приведенное в книге высказывание о Твене развернутым историко-литературоведческим комментарием и сфокусировать внимание именно на литературе и литературной критике, чего сознательно не делает автор, включая в книгу не соответствующие заявленному подзаголовку материалы: например, очерк об актрисе К. Пугачевой, обладавшей редким талантом травести и сыгравшей роли юных героев Марка Твена, или впечатления М. Калинина от романов американского писателя.
Представляется, что не столько «русская рецепция», сколько «русская рефлексия» Марка Твена определяет характер этой книги, как и всей серии «Россия и мир», о чем, в сущности, говорил заведующий Научно-библиографическим центром ВГБИЛ Ю. Фридштейн в интервью журналу «Иностранная литература»: «Мы стараемся увидеть Россию через то, как она в разные годы, десятилетия и столетия видела и воспринимала окружающий мир. В каждой книге своя переменная: некий зарубежный писатель, или национальная литература, или город, или даже страна в целом — и константа: Россия»2.
Действительно, материалы, представленные в книге, интегрированы в большей степени в рамки имагологических штудий, выстраивающих некую общую парадигму рецепции и репрезентации «другого/чужого» в процессе формирования собственной идентичности, «я-концепции». В этом смысле фигура Марка Твена весьма репрезентативна, являя собой своего рода маркер в процессе самоидентификации России, для которой в качестве конституирующего «другого» уже с конца XIX столетия выступает Америка. Поэтому читатель книги с несомненным интересом увидит, как на каждом этапе становления собственного «я» в соответствии с определенным историческим, социальным и политическим контекстом в России меняется восприятие наследия американского писателя, расширяется и углубляется исследовательское поле и какие удивительные метаморфозы в зависимости от господствующих идеологических стереотипов или их отсутствия претерпевают интерпретации персонажей Твена (от «нежелательного образца для подражания» в 1889 году через «мелкобуржуазных протестантов» в 1933 году — к «реальным парням» 2008 года).
Составителю сборника можно было бы задать множество вопросов и предъявить целый ряд претензий. Так, например, если жанр означенной книги «литературная энциклопедия», то к чему в нее вовлечены все прочие, собственно, внелитературные уровни? И почему, если уж они оказались включены в антологию, такие важные вехи в исследовании творчества Твена, в значительной степени обозначившие отход от идеологизированности советского литературоведения, как сборник ИМЛИ «Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы»3, оказались вне поля внимания составителя? Можно было бы без ущерба для общего содержания, сократив ряд театральных рецензий, не включая известный рассказ «Журналистика в Тенесси» самого Марка Твена, уменьшив объем пьесы А. Демахина, по крайней мере, включить предисловие к указанному изданию Я. Засурского, где излагается концепция сборника.
Кроме того, если Ю. Рознатовская стремится показать рецепцию/рефлексию в общем хронологическом охвате с конца XIX века до наших дней, то почему, кроме упоминания о Твене Ю. Лотмана в связи с реализмом Гоголя (1993), восхищенного, но канонического высказывания о «Томе Сойере» и «Гекльберри Финне» Р. Габриадзе (2005) и включенного в полном объеме, занимающем 22 страницы из 271, весьма далекого от совершенства текста пьесы педагога Сергиево-Посадской гимназии А. Демахина, не представлено ничего, что могло бы показать движение и изменение рецепции Твена и рефлексии его творчества в постсоветское время?
Конечно, нельзя не согласиться с тем, что в постсоветский период интерес к Марку Твену значительно снизился, отечественные литературоведы занялись до той поры закрытыми для советского исследователя писателями и темами. Однако нельзя не увидеть и того, что интерес этот не пропал вовсе и, кроме того, появились новые векторы восприятия художественного наследия писателя. Так, в исследовательском поле появились заслуживающие внимания работы, посвященные разным аспектам творчества Твена, такие, как статья М. Свердлова «Том Сойер, Гек Финн и Марк Твен» (2002)4, монография П. Балдицына «Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы» (2004)5. Интересны и рассуждения о специфике юмора Твена в контексте компаративного изучения сущностных сторон американского, русского и еврейского юмора в работе Я. Симкина «Рассуждения о национальном юморе» (2007).
Весьма любопытными приметами времени является и использование твеновского наследия в политическом, сатирически заостренном дискурсе современности, например, у В. Шендеровича в книге «Недодумец, или Как я победил Марка Твена» (2006)6.
Следует отметить также, что Ю. Рознатовская, уделив особое внимание театральным постановкам по Марку Твену в советское время, почему-то обошла вниманием современные (назовем лишь некоторые: «Необычайные приключения Т. С. и Г. Ф. по Марку Твену» во МТЮЗе, а в Санкт-Петербурге — «Принц и нищий» в Балтийском доме и «Приключения Тома Сойера» в Театре музыкальной комедии), по какой-то причине предпочтя всем этим постановкам уже упомянутую выше школьную пьесу.
Однако весь полемический пафос, возможные упреки в непродуманности формата книги и стремление задавать эти вопросы исчезают, стоит еще раз вернуться к ее названию. Составитель искусно заимствует заглавие из включенной в сборник статьи В. Муравьева, в которой автор, приветствуя издание «Приключений Тома Сойера» на языке оригинала в издательстве «Радуга», говорит о непереводимости твеновского языка. С одной стороны, термин «непереводимость» может быть успешно применен и к самой книге, поскольку, действительно, задача полного освещения всех аспектов рецепции и уровней рефлексии при наличии обширного материала, который за более чем столетнее бытование в России собрала фигура Марка Твена, вряд ли выполнима в совершенстве.
С другой стороны, если учитывать аллюзию на бессмертное творение М. Пруста, то вольность составителя в обращении с обильным и разноплановым содержанием многочисленных рецепций уже в заглавии обозначена, а, следовательно, вполне допустима и даже оправданна. Заданный Ю. Рознатовской «импрессионистический» стиль книги, ее «многоголосие» воспринимаются легко, и, думается, многим читателям доставят удовольствие.
И. МОРОЗОВА
- Лотман Ю. М. К построению теории культур (семиотический аспект) // Лотман Ю. М. Избранные статьи. В 3 тт. Т. 1. Таллин: Александра, 1992. С. 112. [↩]
- Издательские планы. Взгляд из России: Мериме, Гофман, Петрарка // Иностранная литература. 2006. № 7.[↩]
- Марк Твен и его роль в развитии американской реалистической литературы / Под ред. Я.Н. Засурского, Е. А. Стеценко, С. А. Чаковского. М.: Наука, 1987.[↩]
- Свердлов М. И. Том Сойер, Гек Финн и Марк Твен // Литература (Издательский дом «Первое сентября»). 2002. № 19.[↩]
- Балдицын П. В.Творчество Марка Твена и национальный характер американской литературы. М.: ВК, 2004.[↩]
- Шендерович В. А. Недодумец, или Как я победил Марка Твена. М.: Захаров, 2006. [↩]
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 2010