В.Ш. Кривонос. Гоголь. Проблемы творчества и интерпретации

В. Ш. Кривонос. Гоголь. Проблемы творчества и интерпретации. Самара: СГПУ, 2009.

Характер рассмотрения гоголевского творчества в очередной монографии о нем данного исследователя таков, что читатель имеет возможность понять и оценить методологическую позицию автора, существо и направленность его интерпретационной стратегии. Первая глава книги («Мир и человек у Гоголя») предлагает взгляд на творчество писателя сквозь призму мифопоэтики и интертекстуального подхода, при этом не только не упускается из вида столь важный для истории литературы аспект, как жанровый, но он особо акцентируется. «Мифы творения», «образы хаоса», «символика места» — эти и другие понятия работают безупречно, будучи поданы с опорой на основательное знание архаической культуры.

Но более всего привлекает автора не культурный контекст, а дотошное рассмотрение собственно гоголевского текста (см., например, разделы «Пародийный модус», где интерпретируется «Повесть о капитане Копейкине», «Функции притчи», в котором предлагается освещение важных аспектов «Мертвых душ» в целом). Завершающий первую главу раздел — «Символика места» — можно истолковать и как некий итог главы, и одновременно как обозначившийся новый ракурс в исследовательской практике ученого. Позднее творчество Гоголя прежде мало занимало В. Кривоноса, хотя в отдельных статьях содержались ценные замечания о Чичикове второго тома «Мертвых душ». Здесь же он обращается к проблеме, занимавшей писателя более всего именно в 1840-е годы, — к проблеме «обретения человеком в самом себе центра и точки опоры» (с. 162).

Не отказываясь от апробированной методологии анализа, автор монографии рассматривает иную, чем в первом томе поэмы, «антропологию пространства (в смысле соотнесенности образа пространства с образом человека)», а конкретнее, ставит задачу изучения «антропологии места» (там же). Проводя сопоставление первого и второго томов «Мертвых душ», исследователь приходит к убедительному выводу: «Если в первом томе Чичиков предстает как человек без своего места, то во втором возникает проблема тождества героя месту, которое он хотел бы считать своим» (с. 172). Проблема «собрания себя в самого себя» (выявленная Ап. Григорьевым в ходе анализа «Выбранных мест из переписки с друзьями», но актуальная и для второго тома поэмы) оказывается приложимой — в той или иной форме и степени — к каждому из героев второго тома. Итог, к которому приходит В. Кривонос, относится к поздним гоголевским исканиям в целом: «Акцентируя религиозно-нравственные аспекты сюжета и прибегая к повышенной условности и специфическому схематизму в изображении героев, к символической интерпретации их поведения, Гоголь стремился, как можно предположить, придать всему второму тому притчеобразную структуру. Это позволяет понять, почему так резко возросла во втором томе символика места (и тюремного ада, и «земного рая», и места как дома души)…» (с. 179).

Наряду с детальным анализом различных произведений писателя, в книге отдельно рассмотрены (в третьей главе) «мифы и версии», рождаемые на протяжении длительного времени гоголевским творчеством: это «Гоголь глазами Розанова», «Поздний Гоголь в исследованиях первой русской эмиграции» и др.

Затрагивая те или иные вопросы, привлекавшие внимание ученых (Пушкин и Гоголь, Достоевский и Гоголь, Булгаков и Гоголь — этим проблемам посвящена вторая глава книги), исследователь находит свой, нередко уникальный поворот темы (сопоставляя «Цыган» Пушкина и «Тараса Бульбу», «Тамбовскую казначейшу» Лермонтова и «Коляску», рассматривая Гоголя и Льва Лосева сквозь призму «канцелярского анекдота» и т. д.).

В итоге книга В. Кривоноса оказывается населена самым разнообразным «народом»: одни являются предметом научной интерпретации (Гоголь и его современники), другие сами предстают в роли интерпретаторов (В. Розанов, К. Мочульский, А. Синявский о др.), что не мешает им, в свою очередь оказаться также предметом анализа исследователя.

В книге много собственно научных находок: они присутствуют во всех четырех главах. Рассматривая розановскую интерпретацию Гоголя, В. Кривонос предлагает истолкование сознания писателя XX века. Журнальная публикация статьи «Демон-Гоголь» уже получила высокую оценку исследователей. Заслуживают внимания отнесенные к разным разделам суждения ученого об одном из важнейших гоголевских персонажей — Чичикове («Наполеоновский миф», «Порог и «пороговый» человек», «Воскрешение героя» и др.). Думается, могла бы получиться отдельная книжка о бессмертном Павле Ивановиче Чичикове — герое Гоголя, имевшем своеобразных наследников и продолжателей в русской литературе.

В последних разделах монографии В. Кривонос, быть может, несколько неожиданно для его постоянных читателей предстает в качестве эссеиста и писателя (впрочем, это уже проявилось в не столь давно вышедшей книге Кривоноса «От Марлинского до Пригова», 2007). Вероятно, ускользающая от окончательного истолкования фигура Гоголя обладает и такой способностью — открывать неожиданные стороны и возможности у тех, кто приобщился к его творчеству.

Е. АННЕНКОВА

г. Санкт-Петербург