В. М. Есипов. Переписка А. С. Пушкина с А. Х. Бенкендорфом. СПб.: Нестор-История, 2021. 192 с.

«Через три недели после конфиденциальной аудиенции ссыльного поэта у императора Николая I во дворце Чудова монастыря в Кремле Бенкендорф написал Пушкину письмо. Это письмо от 30 сентября 1826 г. стало началом их многолетней переписки» (с. 3), — пишет Виктор Есипов в эссе «Посредник между Пушкиным и Николаем I», которым открывается книга. Тема эта в литературоведении не новая, и публикаций, связанных с ней, выходило немало. Однако книга Виктора Есипова «Переписка А. С. Пушкина с А. Х. Бенкендорфом» стала событием, так как эта самая обширная пушкинская переписка никогда не издавалась отдельно. И действительно — Пушкин написал Бенкендорфу 54 письма и получил в ответ 32 письма. Укажем для сравнения, что писем к жене насчитывается всего 78.

Не приходится и говорить о том, что переписка Пушкина входит во все наиболее известные издания, начиная с первого подлинно научного трехтомного собрания пушкинских писем под редакцией Б. Модзалевского [Пушкин 1926–1935]. Она содержится в большом академическом Собрании сочинений поэта, в малом академическом Собрании сочинений и в других изданиях. Кроме того, отдельно издавалась переписка Пушкина с друзьями и наиболее заметными литераторами его времени [Пушкин 1949; Переписка… 1982]. Также отдельно появились в Литературных памятниках «Письма к жене» [Пушкин 1982].

Казалось бы, при таком количестве публикаций пушкинских писем еще одно их собрание, хоть и отдельное, излишне — все возможно разыскать и прочесть. Это совершенно справедливо и имеет смысл, если речь идет о поиске недостаю­щей информации, которую можно восполнить различными изданиями. Однако если задача исследователя более широкая, выходящая за рамки восполнения информативных пробелов, то такая книга просто необходима. Прежде всего это касается изучения динамики отношений между поэтом и руководителем III Отделения А. Бенкендорфом. Как сказано в описании книги, в этой переписке «Бенкендорф предстает не только верным слугой императора Николая I, но и человеком, то и дело оказывающим Пушкину разного рода услуги в сложных перипетиях дворцовой жизни» (с. 2). Нюансы этой динамики могут быть выявлены во всей полноте только при последовательном, а не эпизодическом чтении.

В издании Есипова картина завязки и развития отношений Пушкина и Бенкендорфа с их множественными кульминационными моментами разворачивается буквально на наших глазах, вычерчивая кривую всплесков и падений. Последовавшее за аудиенцией ссыльного поэта с императором 8 сентября 1826 года письмо Бенкендорфа извещает поэта «о высочайшем разрешении «приезда» в Петербург — и сейчас, и в дальнейшем, но с условием, что Пушкин будет заранее извещать об этом письмом» (с. 4), подтверждая устную договоренность между Николаем I и Пушкиным о том, что император отныне берет на себя роль цензора пушкинских произведений. Драматургия дальнейшей переписки столь ярко обнаруживает себя при последовательном чтении, что невольно ощущаешь, как колеблется амплитуда закулисных страстей от надежды до безысходности, от благодарности до раздражения, вскрывая подтекст происходящего и помогая понять психологию адресата и адресанта. Пояснительные сноски, а также три эссе в примечании дают возможность интерпретировать подтекст происходящего. Они приоткрывают завесу над отношениями Николая I и Бенкендорфа, между которыми незримо сновала фигура мелкого беса Булгарина.

Как показывает Есипов в одном из эссе, Николай I резко выступил против булгаринской критики седьмой главы «Онегина» в письме к Бенкендорфу от 22 марта 1830-го и назвал ее «несправедливейшей и пошлейшей», запретив выход последующих статей и даже сам журнал, «если возможно». Обе просьбы не были удовлетворены, хотя Бенкендорф, вставший на защиту Булгарина, пообещал, что продолжения не последует. В то же время он попытался представить в ложном свете отношения Пушкина и Булгарина, обрисовав их «довольно хорошими», при этом бросив тень на патриотические чувства Пушкина, назвав его участие в боевых действиях на Кавказе в 1829 году «путешествием», а также довел до сведения императора острую критику Пушкина на булгаринского «Самозванца». На последнее Николай I ответил Бенкендорфу, что эта критика «справедлива».

Результат подобных трений сказывается на решениях Бенкендорфа, дорожащего фигурой своего осведомителя и пытающегося найти способ сохранить его на шахматной доске. Следы этого запечатлены в переписке. Все вышесказанное делает книгу многоаспектной, дающей простор для размышлений и интерпретаций.

В эссе с новых позиций рассматриваются отношения Пушкина и императора¹, отмеченные поначалу обоюдной симпатией. Есипову удалось весьма доказательно провести точку зрения, противоположную существующим либеральным представлениям о том, что под влиянием симпатий к императору поэт предал прежние идеалы. Эти «личные отношения не укладываются в простую схему, тем более им не соответствуют примитивные представления, распространенные в советское время, по которым Николай I представлялся лишь притеснителем Пушкина и чуть ли не виновником его гибели» (с. 173), — пишет Есипов. Это важный штрих в портрете Пушкина, позволяющий увидеть, что он способен был на объективную оценку. Как показывает Есипов, у Пушкина были все основания для зародившейся симпатии к императору. Так, он восхищен приездом царя в холерную Москву, несомненно связанным с риском, — чтобы «морально поддержать москвичей» (с. 178). В свою очередь, «Николай I не только видел гений Пушкина, не только эксплуатировал этот гений, но и сам находился под его обаянием» (с. 173). Это интересная схема отношений, подтвержденная фактами и психологическим анализом пушкинских решений, не базирующихся на лести и в основе своей произрастающих из дворянского самосознания. «Это была не лесть, а самое искреннее чувство благодарности к Николаю I за освобождение из ссылки, за интерес к его творчеству, а также и самое искреннее восхищение царем как государственным деятелем» (с. 164) — утверждает автор, рассматривая начальный период отношений поэта с императором. Аспект довольно любопытный и неожиданный, учитывая традиционную точку зрения пушкинистов на отношения Пушкина и императора. Ракурс, предложенный Есиповым, — новое в литературоведении. Во всяком случае, никто из корифеев пушкиноведения не ставил под вопрос существующую доселе концепцию.

Не менее интересна и переоценка Есиповым так называемой «измены» Пушкина. Упоминая реакцию пушкинского круга друзей на «Стансы», Есипов отмечает: «…на самом деле никакой измены идеалам в стихах нет: за время Михайловской ссылки Пушкин многое переосмыслил и полностью отошел от радикальных взглядов юности» (с. 163).

Согласимся, что грань между изменой и отходом от прежних убеждений тонка. Ее способен осмыслить лишь тот, кто воспринимает весь спектр отношений, пролегающий между крайностями, отмеченными радикализмом. Радикализм свойствен натуре незрелой. Пушкин же предстает в книге как личность развивающаяся, не боящаяся укоров со стороны друзей и сохраняющая суверенность. Он способен оценить в царе те качества, которые достойны восхищения, и вместе с тем не поступиться собственными принципами. Отсюда «доверительность в отношениях поэта с царем» (с. 179), которая «подтверждается и их личным общением — напрямую или через Бенкендорфа <…> В письме от 21 июля (или около этого числа) 1831 года он пишет: «Если Государю Императору угодно будет употребить перо мое, то буду стараться с точностию и усердием исполнять волю Его Величества и готов служить ему по мере моих способностей»» (с. 179).

Сам Бенкендорф также подан в совершенно новом ракурсе. В отличие от одностороннего представления о его личности в советском литературоведении, нам предлагается картина противоречивая и обогащенная существенными подробностями документального плана. Есипов предлагает подойти к этой исторической фигуре с позиций не только административных, но и человеческих. Ему важно показать, что на самом деле Бенкендорф вовсе не такой однолинейный и примитивный, как его принято трактовать в литературе. В чем-то он сочувствует Пушкину, хочет уберечь его от опрометчивых поступков, но в то же время, являясь лицом государственным, не может преступить то, что не должно преступать. Задачи его как начальника III Отделения весьма непросты и стратегически, и тактически. Посему трактовать в целом малопривлекательную личность Бенкендорфа вне учета всего вышесказанного было бы ошибкой, отмечает Есипов.

Автор также опровергает общепринятую точку зрения на Бенкендорфа как человека малограмотного. В его монографии Бенкендорф — высокообразованный, прекрасно владеющий эпистолярным жанром на двух языках, автор обширных воспоминаний, участник сражений, героическая личность. «Бенкендорф, как и в войну 1812 года, геройски проявил себя, спасая людей во время необычайного по своей разрушительной силе осеннего наводнения 1824-го, о чем есть упоминание в «Медном всаднике»» (с. 5), — пишет Есипов. Помимо всего, Пушкину не могло не импонировать в Бенкендорфе и то, что он предельно корректно вел себя на допросах декабристов. «Известно также, что в отдельных случаях он ходатайствовал о смягчении участи подследственных» (с. 5).

Несомненно, такой тип человека не может быть лишен сердечности. В его письмах к Пушкину проскальзывают иногда даже отеческие нотки. Но они тщательно закамуфлированы деловым стилем переписки.

Ценно то, что, сделав подобные заключения, автор книги не впадает в другую крайность и не пытается представить генерала в идиллическом свете. Он просто обращает внимание на те его черты, которыми пренебрегли исследователи во имя упрощенной схемы, укладывающейся в стандарт. Разница как между фотороботом и тонким психологическим портретом.

Книга заслуживает внимания не только пушкинистов, но и историков и вообще всех тех, кто интересуется нетрадиционным подходом к вопросу отношений Пушкина и Бенкендорфа. К тому же она послужила бы замечательным пособием для драматургов и режиссеров, занимающихся этим периодом русской истории и литературы.

Из недочетов отмечу повторы, встречающиеся в сносках, которые позже появляются в эссе. Их немного, но этого можно было бы избежать, сославшись на вторую часть книги.

1. Более развернуто и документированно эта концепция изложена в предыдущей книге Виктора Есипова [Вогман 2019].[↩]