Трилогия Сухово-Кобылина и поэтика жанровых сдвигов
А. Сухово-Кобылин в письме к Ю. Беляеву (последний вариант которого датирован 1900 годом) описывал свое драматическое наследие как последовательность трех разных жанровых форм:
Задуманная Трилогия, охватывающая полностью Сферу драмматического искусства, а именно:
Драмму в Свадьбе Кречинского
Трагедию в Деле
И Комедию в Расплюевских веселых Днях,
выполнена удачно [Сухово-Кобылин: 238].
С конкретными жанровыми квалификациями можно (и, на наш взгляд, нужно) не соглашаться, но в том, что пьесы, составляющие трилогию, относятся к разным жанрам, сомневаться не приходится.
Именно в этом плане «Картины прошедшего» образуют трилогию («своего рода трилогию», как обозначил ее автор в «Автобиографии» 1902 года [Сухово-Кобылин: 235]). Общая тематика замечается только в двух последних пьесах — в «Деле» и «Смерти Тарелкина» («Расплюевские веселые дни» — это название «Смерти Тарелкина» в приспособленной к цензурным условиям редакции): в той же «Автобиографии» говорится, что они «представляют замечательную картину жизни русского чиновничества накануне реформ императора Александра II» [Сухово-Кобылин: 235]. В «Свадьбе Кречинского» дается картина, пусть не менее замечательная, но другая — картина русского дворянства, чиновничества в этой пьесе нет. Нет в трилогии и сквозных персонажей. Кречинский не выходит за рамки пьесы, названной его именем, — во вторую пьесу он проникает только своим письмом и через воспоминания героев пьесы. Семейство Муромских вместе с Нелькиным уходят из трилогии после «Дела». В «Смерти Тарелкина» из прежних персонажей остаются только Тарелкин с Варравиным (из «Дела») и Расплюев (из «Свадьбы Кречинского»). Ни один из персонажей не присутствует во всех трех пьесах, и объединяет пьесы только то, что именно в своей совокупности они дают всю совокупность драматических форм1.
Хотя в письме к Беляеву Сухово-Кобылин назвал «Свадьбу Кречинского» драмой (в видовом смысле, как среднюю драматическую форму), в прижизненных изданиях и в репертуарной практике она аттестуется как комедия. Автора на такой ретроспективный пересмотр жанрового определения могли подвигнуть соответствующие оценки его пьесы, последовавшие за ее премьерой. В. Корш в «Московских ведомостях» заявил, что «г. Сухово-Кобылин ошибочно назвал свою пиесу комедией. По своему характеру она имеет скорее трагический характер» [Cелезнев: 292]. В дневник Сухово-Кобылин занес мнение своего врача, отметившего, что «это не Комедия, а Трагедия — но как Трагедия не получила должной широты и развития», а также мнение графини Е. Ростопчиной — «впечатление ее тяжелое» [Cелезнев: 292].
В этих оценках есть доля истины, но комедией «Свадьба Кречинского» так или иначе остается, вне зависимости от колебаний интонации, какими бы сильными они ни были. Здесь проигрывается сюжетная схема охоты за приданым, известная в комедиографии с испанцев XVII века. Среди самых известных ее манифестаций — «Двойная игра» Конгрива, «Заговор жен» Ванбру, «Хитроумный план щеголей» Фаркера, «Тщеславный» Детуша, «Мнимая компаньонка, или Наказанный плут» Мариво, «Плут» Гольдони, «Школа злословия» Шеридана. За два года до «Свадьбы Кречинского» появилась на сцене комедия А. Островского «Не в свои сани не садись» с похожей сюжетной диспозицией: промотавшийся дворянин собирается поправить свои дела женитьбой на дочери богатого купца.
- В «Философии человечества» Сухово-Кобылин попытался постулировать связь трех своих пьес на уровне метафизическом, как изображение трех главных фаз человеческого бытия: начала, середины и конца или, в содержательном плане, — рождения (которое обозначено свадьбой), деятельной жизни и смерти, причем каждая из фаз дана в виде самоопровержения: «»Свадьба» сорвана, «Дело» умаривает жертву, «Смерти», напротив, нет» [Пенская: 160]. В основе этих рассуждений лежит гегелевская схема развития, возведенная Сухово-Кобылиным в своего рода культ: «Триединство, Троичность, Триада есть общая форма всякой жизни» [Пенская: 158]; от него он, однако, отходит, когда подыскивает объяснение отсутствию троичности в сценическом существовании своих главных персонажей: Расплюев, Муромский, Лидочка, Тарелкин появляются лишь в двух пьесах, потому что проходят не полный цикл «состояний», а усеченный — состояние «исходное» и состояние «предела», «крайности».[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №4, 2017
Литература
Блок А. А. О драме // Блок А. А. Собр. соч. в 8 тт. Т. 5. М., Л.: Художественная литература, 1962. С. 164-193.
Захаров К. М. О традициях народной комедии в пьесе А. В. Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина» // Известия Саратовского ун-та. Серия: Филология. Журналистика. 2013. Вып. 1. С. 37-39.
Пенская Е. Проблемы альтернативных путей в русской литературе. Поэтика абсурда в творчестве А. К. Толстого, М. Е. Салтыкова-Щедрина и А. В. Сухово-Кобылина. М.: Carte Blanche, 2000.
Селезнев В. М. История создания и публикаций «Картин прошедшего» // Сухово-Кобылин А. В. Картины прошедшего / Изд. подготовили Е. С. Калмановский, В. М. Селезнев. Л.: Наука, 1989. C. 284-328.
Соколинский Е. К. «Смерть Тарелкина» А. В. Сухово-Кобылина и русская народная комедия, русская демонология // Русский фольклор. Славянские литературы и фольклор. Л.: Наука, 1978. C. 42-60.
Соколинский Е. Гротеск в театре и Сухово-Кобылин. СПб.: б. и., 2012.
Средневековые французские фарсы / Сост. А. Д. Михайлов. М.: Искусство, 1981.
Сухово-Кобылин А. В. Картины прошедшего / Изд. подготовили Е. С. Калмановский, В. М. Селезнев. Л.: Наука, 1989.
Recueil de farce (1450-1550). T. I-XIII / Textes annotеs et commentеs par A.Tissier. Genfve: Droz, 1986-2000.