Тамара ему, конечно, изменила
Известный советский экономист (академик РАН) Николай Петраков написал книгу о Пушкине 1. В предисловии к ней автор сообщает, что эта его работа представляет сжатое, по сути конспективное изложение результатов его многолетних трудов по изучению пушкинской эпохи и трагедии поэта. «В этом варианте книги, – говорит он, – я привожу далеко не полный (но вполне достаточный) перечень фактов и аргументов, подтверждающих, как минимум, право на существование авторской версии отчаянной борьбы Пушкина с интригами высшего света» (с. 3).
К вопросу о фактах и аргументах, перечень которых представляется автору достаточным для подтверждения его версии тайных причин и загадочных обстоятельств гибели поэта, мы еще вернемся. Что же касается самой этой версии, то она действительно поражает, я бы даже сказал, потрясает своей смелостью.
В трагических обстоятельствах, предшествующих последней пушкинской дуэли, действительно много загадочного. Недаром что ни год, то являются на свет новые материалы, новые попытки пролить на эту загадку дополнительный свет. Назову лишь некоторые: Абрамович Стелла. Предыстория последней дуэли Пушкина. СПб., 1994; Скрынников Р. Г. Дуэль Пушкина. СПб., 1999; Витале Серена, Старк Вадим. Черная речка. До и после. К истории дуэли Пушкина. СПб., 2000; Витале Серена. Пуговица Пушкина. Калиниград, 2001.
В каждой из этих работ было немало нового, отчасти даже сенсационного. (Дантес, оказывается, искренне любил Наталью Николаевну.)
Но все это не идет ни в какое сравнение с сенсациями академика Петракова.
Первое его открытие состоит в новом взгляде на знаменитое свидание у Полетики, где Дантес с пистолетом в руках якобы угрожал Наталье Николаевне, что застрелится, если она не будет принадлежать ему. На самом деле, оказывается, свидание это у Натальи Николаевны было не с Дантесом, а – С ЦАРЕМ, который, конечно же, ни пистолетом, ни самоубийством жене Пушкина отнюдь не угрожал, поскольку у него были другие, более действенные способы добиться от нее взаимности.
Будь у автора в запасе хоть один-два каких-нибудь завалящих факта, на которые эта его догадка могла бы опереться, уже ее одной было бы довольно, чтобы объявить его работу истинным переворотом в изучении обстоятельств последней пушкинской дуэли.
Но и эта смелая гипотеза кажется совершеннейшим пустяком в сравнении с другим открытием академика, еще более ошеломляющим, совсем уже сенсационным.
Оказывается, оскорбительные «дипломы рогоносца», полученные Пушкиным накануне дуэли и ставшие последней каплей, после которой дуэль его с Дантесом стала уже неотвратимой, сочинил и разослал своим друзьям САМ ПУШКИН.
В этом и состояла его «последняя игра».
Фактов, подтверждающих эту гениальную догадку, опять же никаких. Только соображения.
А соображения у Петракова такие.
Из попытки пресечь шашни царя с Натальей Николаевной, подав в отставку и увезя жену подальше от двора, в деревню, ничего не вышло: отставку царь не принял. Не принял, разумеется, только лишь по той единственной причине, что не хотел прекращать роман, уже завязавшийся у него к тому времени с женой поэта. Все другие объяснения, высказывавшиеся на этот счет пушкинистами, решительно отвергаются: «…не надо уводить нас от истинной причины отказа в отставке. Она лежит на поверхности: красавица – жена поэта. Ясно, что прямым текстом об этом сказать нельзя, хотя обе стороны причину знают» (с. 39 – 40).
«Обе столицы сплетничают об «особых отношениях» государя с женой поэта <…> Как всем сказать, что я не «публичная девка», что я не лег под царя, когда все говорит о другом!? <…> Представь себя, читатель, в подобной ситуации, если, конечно, хватит воображения. Стреляться? Можно. Но это признание бессилия перед сплетней, перед обстоятельствами, признание полного морального поражения, в конце концов, трусость. Все это Пушкин оставил Есенину, Маяковскому, Цветаевой» (с. 50).
Мимоходом расправившись таким образом с Есениным, Маяковским и Цветаевой как с мелкими трусами и моральными капитулянтами, автор книги продолжает рассуждать о тупиковой ситуации, в которой оказался бедный Пушкин.
Там, оказывается, получилась еще такая, как выразился бы Борис Николаевич Ельцин, загогулина.
Дантес, догадался Петраков, на самом деле вовсе даже и не собирался ухаживать за Натальей Николаевной, а тем более добиваться от нее взаимности. Это было ему дано такое задание: сделать вид, что он безумно влюблен в красавицу Натали. Для отвода глаз. Он был подставной фигурой, которую выбрали для этой цели «в ближайшем кругу императорской семьи» (с. 75).
«Петербургский двор раскрутил маховик сплетен вокруг в общем-то мало скрываемых знаков внимания Николая Павловича к Наталье Николаевне. Однако обнаружив, что реакция супруга Н. Н. на эти слухи (по их мнению), мягко выражаясь, неадекватна принятым в свете нормам, влиятельные люди решили смягчить ситуацию и направить молву в другое, ложное русло» (с. 75).
«…В определенный момент (скорее всего в декабре 1835 – январе 1836 года) в этой компании вызревает идея «перевести стрелки» от разросшихся до неприличных масштабов слухов по поводу близких отношений императора и Натальи Николаевны на молодого Дантеса» (с. 76).
«Дантесу по цепочке:
- Петраков Николай. Последняя игра Александра Пушкина. М., 2003.[↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 2004