№2, 1989/Обзоры и рецензии

Такое разное лермонтоведение

«Лермонтовский сборник», Л., «Наука», 1985, 344 с; С. А. Кривошапова, Концепция демократического героя в творчестве М. Ю. Лермонтова, Киев, «Наукова думка», 1987, 96 с.

Лермонтоведение довольно наглядно отражает общее состояние нашей истории литературы. Интерес к творчеству Лермонтова никогда не пропадал, им занимались крупнейшие филологи, так что нынешним есть на кого опереться. В жанре персональной энциклопедии создана пока только Лермонтовская (1981). Всякая новая работа о поэте особенно отчетливо обнаруживает как истинную, так и мнимую новизну, как добросовестность и глубину анализа, так и беспомощность и схоластику.

«Лермонтовский сборник» построен на тех же принципах, что и книга «М. Ю. Лермонтов. Исследования и материалы», выпущенная тоже Пушкинским Домом в 1979 году. Это нечто вроде уменьшенных томов «Литературного наследства»: статьи и заметки, сообщающие неизвестные сведения о Лермонтове, его окружении и его эпохе, соседствуют с работами чисто интерпретационными, «концептуальными», но эмпиризм первых относителен, из конкретного материала нередко вырастают как раз наиболее свежие идеи.

Так, статья В. Вацуро «Литературная школа Лермонтова» содержит обширные сведения о С. Раиче и его кружке, о поэтах, вышедших из кружка: С. Стромилове, Н. Колачевском, В. Строеве и др. Забытые поэты из окружения Лермонтова – тема сама по себе заслуживает внимания, но и в лермонтовском творчестве кое-что в связи с этим раскрывается по-новому. Доказывается, например, что «Веселый час» – вариация стихотворения «Веселость» Д. Баранова, поэта начала века, что «Вифлеемские пастыри» Раича сыграли роль «посредника» между IX «Подражанием Корану» Пушкина и «Тремя пальмами» Лермонтова. Классик живет среди множества живых людей, о чем нередко забывают позднейшие читатели, и на него может в чем-то оказать воздействие и вполне заурядная личность.

Из статьи В. Вацуро следует и такой вывод, что Лермонтов еще застал отношение к существующей литературе не как к произведениям личностей, обладающих правом на них, но как к арсеналу тем, мотивов и средств, из которого брать никому не зазорно (дело не только в прямых заимствованиях).

До сих пор связи Лермонтова с допушкинской литературой не считались особенно существенными. Он действительно ломал старую стилистику и жанровую систему решительнее, чем сам Пушкин. «Но В. Вацуро указывает, что «Мысли и афоризмы» из альманаха Раича «Цефей» послужили юному Лермонтову «материалом для эпиграмм, притом эпиграмм типовых и совершенно в духе XVIII в. – о «злых женах», кокетках, глупцах и т. п. «Нечто подобное происходит и с галантно-мадригальной поэзией…» (стр. 617). Кавказские, испанские, шотландские мотивы Лермонтова всегда казались в порядке вещей, а «итальянизм» батюшковского толка не принимался во внимание. Внося свои коррективы, В. Вацуро вместе с тем не претендует на потрясание основ. Он относит существенное влияние Батюшкова (через посредство «школы Раича») только к поэтическому языку Лермонтова и, проводя различные текстовые параллели, в том числе со стихами довольно бездарного Стромилова, заключает: «Все это не заимствования, а общая литературная школа» (стр. 86).

Е. Кийко в работе «Герой нашего времени» Лермонтова и психологическая традиция во французской литературе» ранее проводившиеся параллели между лермонтовским романом и произведениями Шатобриана, Сенанкура, Б. Констана, А. де Мюссе дополняет наблюдениями над текстами Ж. де Сталь и Жорж Санд, хотя у этих писательниц и нет соответствующего героя. Статья Ж. Санд об «Обермане» Сенанкура характеризовала «современную болезнь» и тип современного человека, который, по утверждению Е. Кийко, полнее воплотился в Печорине, чем в Октаве («Исповедь сына века» Мюссе). Однако выявленные параллели, пожалуй, абсолютизированы. Автор работы делает вывод, что сопоставляемые комментаторами1 высказывания Гейне: «Каждый человек есть вселенная…» и Лермонтова: «История души человеческой… едва ли не любопытней и не полезней истории целого народа» – далеки по смыслу, поскольку Гейне «говорит о человеке как имманентном феномене» (стр. 191), а Лермонтов вслед за Ж. Санд считает человеческую психологию ключом к пониманию важных событий. Здесь явно не хватает доказательств (вопрос в том, винил ли Лермонтов только «героев времени» или в первую очередь само время). Не учтено, что в изучаемую эпоху могли сопоставляться не только личность с обществом, но и общество с личностью, правда великой. «История Государства, существа целого, столько же любопытна и поучительна, как и жизнь великого человека…»2 – писал за десяток лет до Лермонтова популярный А. Вельтман; лексическое совпадение здесь максимальное.

В связи со сходством названий романов Мюссе и Лермонтова Е. Кийко пишет: «В первоначальном варианте сходство это было еще очевиднее: у Лермонтова – «Один из героев начала века»…» (стр. 189) – и дает сноску на книгу Э. Герштейн3, хотя там доказывается, что никакого «начала» не было, это неправильное прочтение рукописи, а было «нашего века»; впрочем, вариант с «веком» действительно ближе к Мюссе, чем «Герой нашего времени» – заглавие, предложенное А. Краевским. В свою очередь Ю. Лотман в рецензируемом сборнике, тоже увлекаясь сопоставлениями, утверждает, что заглавие лермонтовского романа «непосредственно отсылало читателей к неоконченной повести Карамзина «Рыцарь нашего времени» (стр. 16), не учитывая, что это не авторская по происхождению формулировка, а первоначальная авторская – «Один из героев нашего века» – далековата от карамзинской.

Ряд работ в книге имеет историко-обществоведческий и культурологический характер. И. Чистова на материале интересного дневника гвардейского офицера К.

  1. См.: В. А. Мануйлов, Роман М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». Комментарий, Л., 1975, с. 142. []
  2. А. Вельтман, Странник, ч. 1, М, 1831, с. 58.[]
  3. Э. Герштейн, «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова, М., 1976, с. 25 – 31. []

Цитировать

Кормилов, С.И. Такое разное лермонтоведение / С.И. Кормилов // Вопросы литературы. - 1989 - №2. - C. 236-244
Копировать