Сталь и шлак
1
Тема труда всегда была в советской литературе магистральной, и авторам книг о современном рабочем классе начинать не на пустом месте. Л. Леонов, В. Катаев, А. Малышкин, Ф. Гладков, М. Шагинян в своих произведениях о труде ставили и решали серьезнейшие этические проблемы, проблемы, в которых концентрировалась духовная атмосфера времени. Эти произведения потому и не устаревают, что через толщу десятилетий они пробиваются к нам свежим и ярким словом о минувших днях. В лучших произведениях о труде, о рабочем классе мы ищем (и находим) ответ на вопросы: чем жили люди того времени, чего добивались и о чем мечтали. В этих книгах запечатлено становление нравственных ценностей; те принципы поведения, которые несколько десятилетий назад считались исключительными, вызывали горячие споры, сегодня воспринимаются как нечто устоявшееся, как норма. Из этих книг мы видим, как труд воспитывает не только умелого работника, мастера, но растит гражданина, выявляет в человеке все истинное, лучшее.
Какое место занимают произведения о труде в текущей прозе? Количественно – заметное. Произведений, которые библиографы относят к таким, например, разделам: роман о металлургах… о шахтерах… о лесорубах, – достаточно много выходит в центральных и местных издательствах. Больше того, если верить писательским интервью, регулярно публикуемым газетой «Труд», то многие книги о рабочем классе – в стадии работы или завершения.
Но ведь количественная сторона дела никогда не являлась в литературе решающей. Истинный, фактический вес произведений о труде в сегодняшней прозе значительно скромнее. Наиболее яркие книги последних лет (и наиболее примечательные дебюты), как правило, не связаны с этой темой.
В таком положении есть, очевидно, свои внутренние причины, если принять во внимание, что аналогичное положение наблюдается и в литературе ряда других стран. Вот несколько суждений, высказанных участниками дискуссии «Рабочий класс, общество, литература» («Иностранная литература», 1967, N 10, 11):
«Число произведений о рабочих в венгерской литературе явно уменьшилось» (О. Россиянов).
«Нельзя не видеть, что рабочий очень редко выступает как центральный образ литературного произведения» (Альфред Клейн, ГДР).
В чехословацкой литературе налицо «ослабление интереса к непосредственному изображению рабочего» (И. Бернштейн).
«В последние годы «рабочий роман» на Западе начал заметно сдавать свои позиции» (А. Зверев).
И вместе с тем участники дискуссии – писатели, критики, социологи – говорили о возрастающем значении, которое приобретает рабочий класс в жизни современного общества.
Одна из причин отставания литературы о труде, по мнению авторов «Иностранной литературы», в том, что писатели лишь со стороны знакомы с жизнью рабочего класса. «Ни один писатель не в состоянии хорошо написать о том, чего не пережил сам, а большинство из них никогда не были рабочими», – мнение американского литератора Джозефа Норта. Эту же причину (в несколько ином аспекте) отмечает критик М. Салганик применительно к индийской литературе: «Романы о жизни рабочих пишутся чаще всего выходцами из этого класса или, во всяком случае, людьми, хорошо знающими рабочую среду, – а это вещь для Индии пока почти немыслимая».
Поверхностное знакомство с производственными проблемами обнаруживают в своих книгах и некоторые советские писатели. Если неглубокое знакомство с производством всегда делало сомнительной художественную удачу, то тем безнадежнее такие попытки сейчас, когда жизнь современного производства невиданно усложнилась, когда по сравнению с тем, что было даже десять – двадцать лет назад, изменился и облик промышленного предприятия, и характер труда, и психология рабочего человека. Но доскональное знание рабочей среды (идеальный случай – когда автор сам проработает какое-то время на производстве) все-таки предпосылка, а не гарантия писательского успеха. Счастливые совпадения, когда это знание сочетается с яркой художнической одаренностью, достаточно редки, и в этом тоже одна из немаловажных причин того, что так мало талантливых книг о рабочем классе.
Есть, очевидно, и другие – внешние и внутренние – причины, которыми можно объяснить отставание прозы о труде. Эстетический уровень прозы о труде явно не соответствует тому возросшему интересу, который проявляет общество к нравственному значению труда, к жизни рабочего класса, к тем очевидным переменам, которые происходят в психологии рабочего человека, в его отношении к труду. Все сказанное не означает, разумеется, того, что рабочая тема нашей литературой не разрабатывается. И для того, чтобы двигаться вперед, надо разобраться в том, что сделано и делается. У сегодняшней прозы о труде свои характерные особенности, свои частные достижения и нерешенные проблемы. О некоторых наиболее показательных удачах и просчетах и пойдет речь в статье.
2
Первые страницы повестей «Большая руда» Г. Владимова и «Нечаянные хлопоты» В. Распутина и В. Шугаева («Наш современник», 1969, N 5) рисуют, в сущности, одинаковую ситуацию. Герои этих повестей завершают один Цикл жизни и начинают другой, причем начинают далеко не в самых благоприятных условиях.
Стройки, куда приехали Виктор Пронякин и Миша Сухов, находятся в той начальной стадии, когда все еще неустроено, когда люди мирятся с любыми неудобствами, довольствуются лишь самым необходимым.
Далее. Профессии, которыми владеют шофер Пронякин и экскаваторщик Сухов, здесь, на стройках, пока основной фронт работ еще не развернулся, особым спросом не пользуются. Немало красноречия пришлось им употребить, немало уловок пустить в ход, прежде чем они сели за руль.
Наконец, героям этих повестей – не по семнадцать лет. У Пронякина в другом городе осталась жена, которая не может сразу приехать в неналаженный, неустоявшийся быт; Сухов только что развелся с женой, и горечь разрыва еще в нем свежа.
А теперь – ситуация противоположная. Решительно во всем противоположная: человек прочно обосновался на работе, «шеф» ценит его; вечером после работы его ждет жена в просторной комфортабельной квартире. Все, кажется, есть у этого человека – двадцатипятилетнего экскаваторщика Яна Алерса, героя повести западногерманского писателя Кристиана Гейслера «Холодные времена».
Но откуда же тогда у Алерса ощущение неуверенности, призрачности бытия? Откуда эта тайная боязнь, что все дорогое для него и ценное может в любую минуту измениться, рухнуть? В том положении, в котором находятся сверстники и коллеги Алерса – Пронякин и Сухов, – это чувство можно было бы легко объяснить. Им предстояло эа короткий срок решить множество проблем, и проблем весьма значительных, насущных. Между тем они смотрят в будущее без какой-либо опаски, твердо связывают с ним определенные надежды и планы. Алерс боится заглядывать в будущее, старательно отгоняет какие-либо мысли о нем.
Ощущением тревоги проникнута вся повесть К. Гейслера. Повествование ведется в ней двумя параллельными рядами. С одной стороны, внешний, видимый мир; это вполне устойчивый и благополучный мир, где Алерс каждую неделю получает конверт с зарплатой, где существует квартира, уставленная купленной в кредит мебелью, машина, счастливая жена, ожидающая ребенка. Второй ряд – то подсознательное ощущение неуверенности, которое герой боится в себе признать, от которого хочет избавиться и не может. Этот страх перед будущим цепко держит в плену героев повести: и Алерса, когда тот сидит за рычагами экскаватора, – ковш вгрызается в грунт, по стеклу стекают капли дождя, нужно собраться, сосредоточиться, но что-то действует на него раздражающе, мешает успокоиться; и Ренату, когда она лениво ходит по квартире, прикладывая к животу подушку, примериваясь, как будет она выглядеть через несколько месяцев; когда она подолгу бесцельно бродит по городу, прислушивается к обрывкам разговоров, искоса наблюдает за прохожими.
Как заклятие, как молитва звучат в повести многократно повторенные героями слова: «Только бы все и дальше шло как сейчас», – слова, которые твердят тем упорнее и тем сильнее, чем меньше в них верят.
Духовное состояние, в котором пребывает Ян Алерс, – типичное состояние рабочего человека в капиталистическом обществе. Относительное спокойствие, недолгую уверенность в своем благополучии человек достигает ценой нравственных компромиссов (Алерс приобретает его ценой предательства товарищей по работе, ценой мелких и крупных уступок могущественному «шефу»). Но и добиваясь жизненных благ для себя за счет других, рабочий в буржуазном обществе не ощущает полной надежности, прочности своего положения, ибо нестабилен и ненадежен сам мир, который его окружает.
В обществе, где труд стал свободной необходимостью, не только вера в личное свое трудолюбие, сноровку позволяет человеку оптимистически относиться к будущему, – помогает ему в этом и ощущение прочности системы в целом, той общественной системы, которая заинтересована в труде всех и каждого. Именно эта вера в непреложность социальных завоеваний нашей жизни позволяет героям повестей «Большая руда» и «Нечаянные хлопоты» оставаться спокойными в ситуации, которая породила бы у рабочего в буржуазном обществе взрыв отчаяния, бессилия, страха за свою судьбу и за судьбу близких.
Сопоставление трех повестей наглядно выявляет различие в нравственном содержании труда, которое свойственно странам с противоположными социальными системами. Это различие – по главному, принципиальному счету, и именно оно позволяет правильно оценить те глубинные процессы, которые происходят сегодня в мире.
Это различие проявляется и в основных проблемах, стоящих перед социалистической и капиталистической экономикой. Если для буржуазного общества сложные и нерешенные проблемы – свидетельство того, что общество не способно найти выход из тупика, запуталось в неразрешимых противоречиях, то при социализме эти проблемы – объяснимые трудности роста, проблемы, не решенные только на сегодняшний день.
Весьма поучительно исследование самой природы сложностей современного труда. Вот, к примеру, одна из важных проблем сегодняшнего дня – текучесть на производстве. Изучение ее причин откроет многое не только «заинтересованным лицам» – экономистам, социологам, руководителям предприятий и т. д. Писатели найдут здесь немало неожиданного и интересного в психологическом подходе человека к выбору профессии. Первое, что бросается в глаза, – более свободное, спокойное, что ли, отношение работника к перемене места. Человек перестал воспринимать свою должность как единственно возможное для него место работы, на которое если он уж устроился, то навечно, и если оно во многом его даже и не устраивает, переменить его человек не отваживается. Особо интересны причины, по которым, как правило, происходит переход с одного предприятия на другое. Материальные соображения, против всяких ожиданий, далеко не всегда играют решающую роль. Более того, довольно часто случается, что человек теряет в зарплате, премиях, дополнительных поощрениях и т. д. Что же компенсирует эту потерю, ради чего он сознательно идет на материальные невыгоды? Мотивы здесь самые различные, и среди них – поиски большей перспективы в совершенствовании по своей специальности, большей самостоятельности в работе, более творческого ее характера.
То новое, что происходит сегодня в производственных отношениях, заставляет и литературу пересматривать привычные коллизии, характеры. Если я не ошибаюсь, за последние годы почти исчез из литературы полуфельетонный образ «летуна» – этакого любителя легкой жизни, охотника за длинным рублем. И понятно, почему исчез, – эта фигура выглядела бы водевильно и неуместно, поскольку сегодня «летуны» (а они все еще существуют) не столько самостоятельное явление, сколько часть общего, более серьезного и глубокого процесса – текучести рабочих на производстве. Соответственно изменилась и самая трактовка проблемы – на смену эмоциональному подходу, который властвовал, предположим, лет десять назад (и результатом которого являлось однозначно-отрицательное отношение к перемене работником своего места), приходит более трезвое художественное исследование причин и обстоятельств, заставляющих человека менять профессию, место работы.
Все реже встречается в книгах руководитель, характеристика которого укладывается в лаконичную и привычную формулу: «крут, но справедлив». Реже потому, что писателей уже не удовлетворяет уровень исследования, когда весь характер героя сводится к двум составляющим, причем одна из них, первая, являлась для подчиненных несомненной реальностью, проявлялась на живых примерах, а вторую – довольно часто приходилось принимать на веру, априорно.
Изменился подход литературы и к решению производственных и моральных конфликтов, и это тоже следствие реальных жизненных перемен. Если раньше эти конфликты решались, как правило, административным путем, росчерком пера руководителя, то теперь все чаще они выносятся на трибуну профсоюзных, партийных собраний, и основной судья в этих конфликтах – заводской или фабричный коллектив. Общественное воздействие становится все более влиятельной силой, которая так или иначе решает исход сложных коллизий, активно вмешивается в самый процесс производственной жизни.
Нравственные нормы сегодняшнего труда, которые отражает наша литература, – сложный, опосредствованный результат развития производственных отношений: перехода от первой фазы коммунистического общества ко второй. Формирование нового, коммунистического отношения к труду – процесс двухсторонний. Разумеется, сам характер производства определяет в первую очередь И общественные и нравственные нормы поведения людей. Но и те в свою очередь способны влиять на производственные отношения, видоизменять их, если они становятся определенным тормозом, не соответствуют возросшим потребностям жизни.
3
Острый конфликт свойствен, как известно, не только произведениям о труде. Но произведения о труде, как правило, строятся на остром конфликте.
Впрочем, произведения особого рода. Конфликт их основан на вполне определенном событии. Предположим, следует досрочно завершить строительство завода или внедрить изобретение, которое доломает привычный, налаженный ритм работы. И только потом, когда руководители производства разделятся на два противоположных лагеря, когда в своем желании одержать верх они не будут стесняться никаких средств, когда будут задеты и профессиональные качества руководителей, и человеческое их самолюбие, – только потом читателю станет ясно, что яростный этот спор идет не о том, с помощью чего вести плавку металла – кислорода или сжатого воздуха. Такой спор в конце концов можно было бы решить средствами вполне локальными и лояльными – обсуждением на каком-нибудь техническом совете, заводском собрании и т. д. Спор идет не о том, как плавить металл, а том, как работать, как руководить людьми, как жить, – вот зерно конфликта. Безусловно, случается и так, что чисто технический спор таковым и остается, что в произведении ничего, кроме него, не содержится. Значимость, художественная полноценность произведения как раз и определяется нравственным содержанием производственного конфликта. Наверное, немногие читатели романа Г. Николаевой «Битва в пути» помнят, что Бахирев ратовал за реконструкцию чугунолитейного цеха, а Вальган этому противился, но характеры того и другого героя представляют объемно и четко. На каких технических проблемах не сошлись Крылов и Тулин, герои романа Д. Гранина «Иду на грозу»? Мало кто помнит детали и тонкости этого конфликта, а вот характер героев, их несходство помнятся вполне отчетливо. И убедительность конфликта в произведении в конечном счете связана с убедительностью человеческих характеров. С нравственной, социальной мотивировкой этих характеров.
Интересную попытку проанализировать смысл, содержание конфликта в некоторых произведениях о труде предпринял критик Ю. Кузьменко в статье «К истокам проблем, конфликтов, характеров» («Вопросы литературы», 1965, N 11). Статья эта написана пять лет назад, но основные ее положения отнюдь не устарели. Обратись критик сегодня к произведениям последнего времени, он во многих из них – и столь же справедливо – усмотрел бы немотивированность характеров, а следовательно, и неубедительность конфликта в целом. Однако в последние годы наша литература пополнилась книгами, в которых острый конфликт позволил писателю раскрыть своеобразные, непохожие человеческие характеры, показать столкновение людей разных жизненных позиций.
Как сложное испытание, которое заставляет победителя (а иногда и побежденного) многое пережить, понять, многому научиться, предстает конфликт в романе В. Попова «Обретешь в бою» («Москва», 1969, N 1-3). В непосредственное столкновение вступают два героя, два заводских инженера – Гребенщиков и Рудаев. Попеременно каждый из них одерживает победу, попеременно один из них приобретает и утрачивает административную власть над другим. Словом, конфликт сопряжен с двумя этими именами. Но мы оставим их на время в стороне.
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.