«Слово» в поэтическом контексте мирового Средневековья

«Слово о полку Игореве» – драгоценное достояние восточных славян: русских, украинцев, белорусов. Оно много раз изучалось выдающимися учеными нашей страны и некоторых других стран – литературоведами, языковедами, историками, фольклористами, искусствоведами, археологами, палеографами, биологами. Оно изучалось и славистами, и тюркологами. Сложилась обширная научная литература, освещающая это произведение с различных сторон, содержащая множество ценных наблюдений и гипотез. Однако остался один немаловажный аспект изучения «Слова», требующий новых исследований.

В условиях Средневековья, когда повсеместно на протяжении ряда веков существовали н развивались более или менее однотипные литературные традиции, среди них важное место занимала традиция героической эпики. У европейских народов эта традиция развивалась от кратких песен о подвигах до поэм среднего объема, у азиатских народов нередко такие поэмы становились огромными. Сама феодальная действительность с ее постоянными внешними и междоусобными войнами служила реальной основой для героической поэзии (устной и письменной). При всем разнообразии такого вида творчества у разных народов в нем много общего: патриотические идеалы (защита отечества), создание целого кодекса представлений о «славе» и «чести», «обиде» и «мести», борьба за свою «веру» с «неверными», идеализация героев и осуждение их врагов. По своему поэтическому достоинству и многим образным представлениям, по глубине авторских чувств и идей «Слово» входит в состав таких известных, постоянно изучающихся (нередко и переводящихся на многие языки) произведений Запада и Востока, как, например, «Беовульф» у англичан, героические песни скальдов и «Эдда» у скандинавских народов, «Песнь о моем Сиде» у испанцев, «Песнь о Роланде» у французов, сербский эпос, «Витязь в тигровой шкуре» у грузин, «Нарты» у ряда кавказских народов, песни о Гэсэре, о Джангаре, о Гер-оглы у среднеазиатских народов, «Хэйкэ-мовогатари» у японцев и др. Следуя принципам литературно-исторической типологии, основанной на марксистском учении о феодальной формации, можно было бы попытаться выявить те объективные факторы, которые типологически сближают «Слово» с рядом эпико-героических памятников и в то же время выделяют на этом фоне его национальные особенности. «Слово» давно уже приобрело международную известность. В этой связи особое значение имеет тот факт, что на «Слово» рано обратили внимание К. Маркс и Ф. Энгельс. В письме к Энгельсу (1856 год) Маркс сделал два важных замечания: «Суть поэмы – призыв русских князей к единению как раз перед нашествием собственно монгольских полчищ… Вся песнь носит героически-христианский характер, хотя языческие элементы выступают еще весьма заметно» ¹. В своем патриотическом порыве поэт тщетно призывал многих князей вступиться «за землю Русскую, за раны Игоря!» ². Призыв этот не мог изменить условий феодальной раздробленности и привести князей к объединению, но он остался в веках как великий символ, значение которого со временем возрастало. Поэт прославлял близких ему князей – руководителей похода на половцев, хотя они и потерпели полное поражение. Для него это «храброе Олегово гнездо» (внуки Олега Святославича): «Слава Игорю Святославичу, буй-туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу!» В «Песни о Роланде» (конец; XI – начало XII в.), обращаясь к прошлому (778 год), поэт также славит Роланда, Оливье и других героев, потерпевших поражение, и тоже неоднократно вспоминает о родине: «О, Франция, отчизна дорогая», «Нет, Франции здесь слава не погибнет!» Автор «Слова» сожалел о том, что нельзя вернуть славную эпоху «дедов» его героев, когда Русь была огромным единым государством: «О стонать Русской земле, вспоминая прежнее время и первых князей. Того старого Владимира (Владимира I Святославича. – А. Р.) нельзя было пригвоздить к горам Киевским…» Автор «Песни о Роланде» восхищался империей Карла Великого, при чем в то время, когда это государство давно уже распалось на враждующие феодальные королевства и герцогства. В этой связи весьма, поучительна запись Энгельса: «Тальефер пел перед битвой при Гастингсе песнь о Роланде… В этой песне воспевается единство Франции, воплощенное в личности Карла, – несуществующая идеальная феодальная монархия» ³. Обращение к старине, славе предков, их могуществу – один из принципов эпической идеализации отечественной истории, характерный для европейской эпики XI – XIII веков, а для азиатской – вплоть до Нового времени. Но на этом типологическом фоне «Слово» выделяется существенной особенностью. Проницательный и смелый поэт не только вспоминает «старых князей», правивших огромной Русью как централизованной монархией, но, кроме этого, он протестует против губительной вражды древнерусских князей, принадлежавших к одному роду («братьев»). Как и всякий эпический поэт, автор «Слова» гиперболизирует изображаемые им, в сущности незначительные, события 1165 года. По его представлениям, из-за внутренних раздоров борьба князей против половцев прекратилась, хотя в действительности уже более столетия русско-половецкие отношения вполне определились как обычные феодальные войны и союзы, сопровождавшиеся укреплением кровного родства. Однако поэт верно указал на главное бедствие эпохи – отсутствие объединения князей, их взаимную вражду, возникающую, как он считал, из-за корыстных интересов. «Невеселое время настало… Сказал брат брату; «это мое, а то мое же». И начали князья про малое «это великое» молвить, и сами на себя крамолу ковать», то есть устраивать междоусобные войны. В других эпосах, нередко изображающих междоусобную борьбу феодалов (например, в «Песни о нибелунгах», «Песни о моем Сиде»), не наблюдается такого прямого обобщения («сказал брат брату»). Но автор «Слова», как и другие создатели героической поэзии, выражал свои идеи при посредстве весьма сложной поэтической символики.

Для понимания основ символической образности «Слова», сходства и отличия ее от символики других героических песен необходимо обратить внимание на особые исторические и идеологические факторы данной эпохи. На Руси уже около двух веков христианство было государственной религией, но оно еще долгое время не могло преодолеть пережитки язычества (даже в высшей феодальной среде). Проповедники боролись с этим явлением, которое они метко назвали «двоеверием». Как уже отмечалось выше, именно это сочетание в «Слове» христианства с элементами язычества обратило на себя внимание Маркса.

Для оценки исторической обстановки следует заметить, что до похода Игоря на половцев, начиная с 60-х годов XI века, было множество войн с половцами, немало походов гораздо более значительных и победоносных (например, походы во главе с великим князем киевским Владимиром Мономахом в начале XII века). Были и успешные походы половцев на Русь, хотя самостоятельно (без союзов с той или иной группировкой русских князей) им ни разу не удалось захватить Киев или какой-либо другой большой город. Поход 1185 года совершался втайне от великого князя киевского Святослава Всеволодовича, но при поддержке его брата князя черниговского Ярослава, и был небольшим по силам (пять русских полков, один полк ковуев – тюркское племя). Он возглавлялся четырьмя князьями, владевшими небольшими городами и землями: Игорем из Новгорода-Северского, его братом Всеволодом (Буй-Туром) из Трубчевска и Курска, сыном Владимиром Игоревичем из Путивля, племянником Святославом Олеговичем из Рыльска. Поражение Игоря не вызвало никаких территориальных или политических перемен в жизни Руси.

Однако, как известно, именно поход 1185 года привлек к себе наибольшее внимание его современников. Этот поход вызвал Две повести (с разными его оценками), помещенные в двух летописях (Ипатьевской и Лаврентьевской), причем эти повести более пространные и подробные (особенно в Ипатьевской летописи – с деталями передвижения войск, хода двух сражений, описанием жизни Игоря в плену и т. п.), чем летописные описания других многочисленных походов на половцев. Именно поход Игоря послужил поводом для создания «Слова».

Такой исключительный интерес к походу Игоря по сравнению с другими походами требует особого внимания к тому факту, который сильно поразил теологически мыслившее феодальное общество.

Этим фактом было солнечное затмение (1 мая 1185 года), заставшее войско Игоря перед форсированием Донца. Очень показательны в связи с этим впечатления летописцев (как людей весьма образованных), описавших это затмение и сообразно своему времени объяснивших его. По Лаврентьевской летописи: «Страшно видеть людям знамение божие» ⁴. Подобные впечатления о солнечных затмениях характерны для летописцев.

Еще существеннее реакция участников похода. В наиболее подробном повествовании (по Ипатьевской летописи), увидев затмение, бояре Игоря «поникли головами» и сказали: «предзнаменованне это не к добру» ⁵. Именно так воспринималась тогда солнечные затмения во всех странах.

Культ солнца в языческие времена был явлением повсеместным. Известно также, что различные монархические династии стремились возводить свое происхождение от солнца. Например, «сыновьями» солнца считались египетские фараоны, индийские раджи, китайские богдыханы, японские микадо, короли инков (в Перу) и др. История стран мыслилась в средние века генеалогически, как история правящих династий. Автор «Слова», перечисляя многих князей, тоже обращал преимущественное внимание на их генеалогические связи. Кроме того, называя имена некоторых славянских языческих богов, автор указывал на их генеалогические (воображаемые) связи с историческими лицами или с явлениями природы, символизирующие определенные действия людей. Так, поэт-певец Баян (XI век), возможно прадед автора, обозначался в «Слове» как «внук» (в значении потомок) бога Белеса. Южные ветры, которые будто бы дули навстречу войскам Игоря (и символизировали половцев), назывались «внуками» Стрибога. «Внуком» солнечного Даждьбога (Дажьбога) считался подробно описанный дед героев «Слова» Олег Святославич, а затем его же кровный внук Игорь⁶.

Наблюдения над этими теологическими представлениями о «знамениях», мифологическими и генеалогическими связями позволили сделать следующий опыт. На основании летописных данных была составлена генеалогическая таблица князей Ольговичей (то есть героев «Слова», их предков и родственников) с указанием точной даты смерти каждого из них (кроме трех случаев, когда указан только год смерти). Эта таблица была сопоставлена с астрономической таблицей солнечных затмений, которые захватывали южную территорию Руси в XI-XII веках⁷. В результате оказалось, что за период 110 лет (до похода 1185 года) двенадцать предков и родственников Игоря, из них пять великих князей киевских, умерли или были убиты в близких по времени промежутках от солнечных затмений. Конечно, не все эти затмения могли быть замечены в те времена и описаны (из-за пасмурной погоды, малой фазы затмения и других условий). Однако по крайней мере четыре затмения (включая затмение 1185 года) были не только замечены, но и описаны в летописях. Автор «Слова» уделил большое внимание деду его героев Олегу Святославичу, князю черниговскому и тмутараканскому.

Олег умер в 1115 году на десятый день после солнечного затмения. При этом летописец не только описал затмение и указал на смерть Олега, но и сообщил еще существовавшее языческое предание: «погибло солнце и было как месяц, о чем говорят невежды – съедаемо солнце» (И, 203). По древним верованиям европейских народов в таких случаях солнце «съедалось» волшебным волком (у славян – волкодлаком). Несколько ранее Олега, в 1113 году, умер его двоюродный брат, тоже названный в «Слове», великий князь киевский Святополк Изяславич. Это случилось на двадцать девятый день после затмения, причем летописец дал ясное для него указание на связь двух событий: «знамение в солнце предвещало Святополкову смерть» (И, 197) ⁸. Другой великий князь киевский, Всеволод Олегович (сын того же Олега, отец героев «Слова» Святослава и Ярослава Всеволодовичей, дядя Игоря и Всеволода Святославичей), умер на пятидесятый день после затмения (оно отмечено в Никоновской летописи под 1146 годом).

На фоне таких генеалогических совпадений (особенно смерти деда героев Олега) солнечное затмение 1185 года сильно испугало и участников похода, и их современников. Удивительным было, во-первых, мужество Игоря, который преодолел тяготевшее над ним «знамение». По словам летописца, Игорь сказал испуганным «мужам»: «знамению творец бог», который может сотворить его «на добро или на наше зло» (И, 431). Во-вторых, удивительным было и то, что, несмотря на неблагоприятное «знамение» и, следовательно, ожидаемое поражение (что и произошло), все четыре князя благополучно вернулись из плена. Более того, Игорь возобновил союз с ханом Кончаком и династический брак совершился. В 1187 году Владимир Игоревич с женой Кончаковной и их сыном Изяславом (внуком Игоря и Кончака) вернулся к Игорю. В результате этих событий и совпадений создалась уникальная генеалогическая, историческая и идеологическая ситуация, которая заставила феодальное общество (включая летописцев и автора «Слова») обратить особое внимание на небольшой поход 1185 года. Следует заметить, что изложенные факты свидетельствуют о личной близости автора «Слова» к князьям Ольговичам.

Эти факты дают возможность выявить и объяснить солнечную символику, созданную автором «Слова», а также сопоставить ее с солнечными символами в других средневековых шедеврах. Итак, уже в начале «Слова», еще до похода, поэт делает Игорю первое предупреждение. Игорь «посмотрел на светлое солнце и увидел от него тьмою всех своих воинов прикрытыми». В конце произведения этот печальный образ сменяется радостным (для князей все кончилось благополучно): «Солнце светится на небе – Игорь князь в Русской земле». Радостные чувства связываются с солнцем в эпосах многих народов. Например, в «Песни о моем Сиде» (ок. 1140 года) перед битвой: «Солнце взошло, о боже, как прекрасно!» В «Песни о Роланде»: «Был ясный день, светило ярко солнце». Но как в этих, так и во многих других памятниках солнечные символы нигде не заключают повествование в такую «солнечную» композиционно-символическую рамку, как это сделано в «Слове».

Отношение героев к солнечной символике тоже выражается различно. В повестях о походе 1185 года солнечное «знамение» фигурирует только один раз и трактуется по-христиански как знак божественного провидения, причем само солнце ничего не предпринимает: Игорь увидел «солнце, стоящее, как месяц» (И, 431). По летописи, Игорь трактует это событие, как мы видели, в чисто Христианском духе («знамению творец бог») и передает себя и свое войско на волю провидения. В «Слове», напротив, Игорь ведет себя как эпический герой. По словам поэта, «желание отведать Дона великого превозмогло это знамение». Герой не ссылается на бога и действует в силу своего мужественного порыва. Но н солнце в трактовке поэта выступает не как знак провидения. Оно не «стоит» на месте (как в летописи), а само активно действует против героя. Игорь поехал вперед – «солнце ему путь преграждало» (в оригинале совпадение глаголов: Игорю желание «знамение заступи», но ему солнце путь «заступаше»). Так возрождается языческое изображение данного символа. Ярославна, жена Игоря, вместо христианской молитвы тоже по-язычески непосредственно обращается к силам природы. В заключение своего «плача» – к солнцу: «Светлое и пресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно, зачем, Господин, простерло горячие свои лучи на воинов моего милого?» Поэт создает образ, далекий от действительности (христианских норм поведения), но обаятельный и вечно живой: ведь Ярославна укоряет само солнце как некоего «господина», будто бы способного внять ее чувствам.

В «Песни о Роланде» та же символика всецело подчинена христианству. Карлу Великому необходимо продлить день, чтобы завершить свою победу над «язычниками». Он уже не может прямо обратиться к солнцу, а, «простершись ниц», молит бога. И тогда – «Великое по просьбе Карла чудо // Явил господь: стояло неподвижно // На небе солнце». В «Слове» изображение битвы русичей с половцами предваряется картиной анимизированной природы, действующей против героев. Обращаясь к братьям и дружине, Игорь говорил: «Хочу… копье преломить в конце поля Половецкого…» Теперь темные силы стихии (символизирующие половцев) тоже «хотят» победы: «Черные тучи с моря идут, хотят прикрыть 4 солнца» (которые символически представляют четырех князей-полководцев). У грузин (с их уже семисотлетним христианством) подобная символика появляется только в качестве подчеркнутой поэтом метафоры. В поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» встретились герои (Автандил, Тариэл, Придон): «Казалось сошлись два солнца с луной» ## См.:

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. 29, с. 16.[↩]
2. Цитаты из «Слова» даются в переводе автора статьи.[↩]
3. Ф. Энгельс, Материалы по истории Франции и Германии. – «Архив Маркса и Энгельса», т. X, М., 1948, с. 301.[↩]
4. Лаврентьевекая летопись. – «Полное собрание русских летописей», т. 1, вып. 2, с. 396 (текст дается в переводе автора статьи).[↩]
5. «Летопись по Ипатокому списку», СПб., 1871, с. 431 (текст дается в переводе автора). Далее в тексте в скобках обозначается; И, с указанием страницы.[↩]
6. См. подробнее: А. Н. Робинсон, Солнечная символика в «Слове о полку Игореве». – В кн.: «Слово о полку Игореве». Памятники литературы и искусства XI-XVII веков», М., 1978.[↩]
7. См.: Д. Святский, Астрономические явления в русских лет тописях с научно-критической точки зрения, Пг., 1915, с. 11 – 22,[↩]
8. Такое же представление вызывали и лунные затмения. Например, в 1161 году племянник того же Олега князь Изяслав Давыдович, захватив Киев, был убит в междоусобной войне вскоре после лунного затмения. Об этом, как отметил летописец, «сказали старые люди: «Не на благо такое знамение, оно предвещает смерть князя» (И, 353 – 354). В «Слове» лунная символика один раз тоже фигурирует, когда говорится, что вместе с двумя «солнцами» – Игорем и Всеволодом – будто бы погибли «два молодые месяцы» – Олег и Святослав (видимо, сыновья Игоря).[↩]