Рассказ– тоже открытие

Наша республиканская газета «Літаратура і мастацтва» провела дискуссию по проблеме современного рассказа. Чем это было вызвано? На мой взгляд, неудовлетворительным состоянием этого жанра в современной белорусской прозе. Еще лет пять-шесть назад рассказ как бы лидировал в прозе, ежегодно в периодике появлялось несколько ярких, свежих произведений, выходили сборники, отмеченные талантом, неповторимым видением жизни. В определенной степени «взлет» белорусского рассказа был связан с приходом в литературу плеяды способных прозаиков, самому молодому из которых ныне перевалило уже за тридцать. Они по-разному, но, в общем, талантливо рассказали о детстве, обожженном военными и послевоенными невзгодами. В этих рассказах была хорошая конкретность быта, искренность чувства, переживания. В известной мере эти рассказы были автобиографичны.

Но вот запас личных впечатлений исчерпан, и авторы, печатавшие в год по 6 – 10 рассказов, печатают теперь по 1 – 2, а некоторые и вовсе молчат, покидая рассказ и переходя к работе над повестями, киносценариями.

Рассказ стал заметно «мелеть», в этот жанр пришло мелкотемье. Отдельный случай, эпизод, интересная встреча, описанные сами по себе, без проникновения в «химию» факта, без философского осмысления жизни, – вот содержание многих современных белорусских рассказов.

Являясь не только литератором, но и преподавателем литературы в университете, я часто задумываюсь над судьбами рассказа, имея в виду в первую очередь опыт писателей наиболее значительных, классиков белорусской литературы. Должен сказать, что в нашей литературе «чистых» новеллистов, которые бы не работали в других жанрах, почти нет. Поэтому возникает вопрос о том, какое место в их творчестве занимал рассказ, насколько связан он с другими прозаическими жанрами, скажем, романом, повестью, которые выходили из-под пера этих же писателей.

Рассказ играл и играет двоякую роль в творчестве таких мастеров нашей прозы, как Якуб Колас, Кузьма Чорный, Михась Лыньков, Иван Мележ, Иван Шамякин, Янка Брыль. С одной стороны, он был как бы разведчиком темы, которая находила дальнейшее воплощение в более крупных прозаических жанрах. С другой – был вполне самостоятельным, автономным звеном в их творчестве, художественно открывая, давая «прописку» в литературе значительным явлениям социальной, духовной жизни, представляя яркие, самобытные характеры, определяя важные общественные настроения. Причем эта самостоятельная роль рассказа была, как мне кажется, гораздо важнее первой, «разведывательной».

Якуб Колас своими дореволюционными рассказами открыл целый мир белорусской деревенской жизни, выявил ее этические, нравственные основы, слабые и сильные стороны в социальном поведении «мужика», наконец, показал белорусов-полещуков как своеобразных «детей природы», с их наивными, подчас даже комичными представлениями о жизни, их цельный характер и т. д.

Таким же представляется творческий опыт Кузьмы Черного, многочисленные рассказы которого показывают пробужденную Октябрем белорусскую деревню во всем кипении ее социальных и человеческих страстей, ее духовных, нравственных поисков. В своих рассказах Кузьма Чорный очень много экспериментировал, погружаясь в глубины сознания и подсознания, выявляя связь мысли и чувства, даже самого мимолетного, исследуя процесс рождения чувства, настроения, мысли. Рассказы этого крупного прозаика, еще недостаточно изученные и оцененные, являются едва ли не лучшим в его творческом наследии.

Михась Лыньков написал незабываемые, давно уже ставшие хрестоматийными рассказы о выпрямлении «маленького» человека в условиях социалистической действительности.