«Расширяющаяся вселенная» реалистического анализа

Мне хотелось бы больше говорить не о сугубо теоретических материях, а о конкретных книгах, о характерах лиц, в них действующих. Однако без определенных суждений более широкого плана, очевидно, не обойтись, поэтому начну с них…

Определить – значит ограничить. Как же определить, чем ограничить понятие «литературный герой», ключевое для нашего обсуждения?

Оно может быть истолковано просто как синоним понятия «литературный персонаж». Этическую нейтральность такого толкования мы подчеркиваем, когда употребляем не во всем точные, несколько прямолинейные выражения: «положительный герой», «отрицательный герой». Но морально это оправдано, потому что наше чувство не очень-то мирится с тем, что какого-нибудь злодея именуют «героем» только потому, что он – литературный персонаж: и тогда перед словом «герой» появляется определение «отрицательный», хотя вроде бы это логически «невозможное» определение. Впрочем, мы знаем, что возможны и «белая тьма», и «черное солнце», и «горячий снег».

О каком же «герое» мы поведем здесь речь? Просто о литературном персонаже?

Думаю, нет. Речь, видимо, пойдет о литературных персонажах особого рода. Ну, хотя бы (сделаем это предварительное необходимое ограничение) о тех, кто самими авторами, создателями не отнесен к отрицательным, не зачислен в злодеи. Пусть дело практически обстоит сложнее, чем в этом оговорочном ограничении. Но прочертить границу разговора нужно, ведь совсем иной смысл приобретала бы тема данного обсуждения, начни мы заниматься «социальной активностью» какого-нибудь злодея. Нет, у нас иная тема, мы хотим говорить о социальной активности персонажей, которые по осознанному авторскому замыслу отнесены к тем, что идут впереди других, способны вести их за собой, что способны если не прямо сюжетно, то духовно облагораживать читателя.

Не только сюжеты с героическими подвигами имею я в виду, хотя подвигами и людьми подвига была озарена и озарена сегодня жизнь человеческая. Я имею в виду идейно-художественную обязательность того, чтобы литературный персонаж – предмет нашего разговора – своими переживаниями, порывами, целями пробуждал в нас, читателях, гуманистически позитивные сопереживания, сопорывы, жажду идеала, пусть в конкретном наполнении иную, да и, конечно, иную, если литературные герои положительного этического плана – люди исторического прошлого.

Второе «введение» в тему, которое я считаю нужным сделать. Нам необходимо осознать, теоретически-обобщенно осознать, то историческое «мгновение», в котором мы живем, которое мы «занимаем» на «шкале» непрерывного культурно-художественного развития. Были времена, когда классицисты и романтики свои идеальные представления о человеке воплощали в концентрированном нередко, с нашей нынешней точки зрения, до схематизма концентрированном) образе – типе или в нескольких образах – «типах эпохи». В них скрещивались усилиями авторов чуть ли не все ее, этой эпохи, духовные «интенции». И на этом пути искусство добивалось великих побед, великой нравственной эффективности, – достаточно вспомнить героев Байрона, например. Реализм усложнил типологию отражаемых характеров, а также формы этого отражения, пути и способы художественно эффективных воздействий на читательскую душу.

Реализм еще более усложнил и взаимоотношения «положительности» и «отрицательности», никоим образом не отменив, однако, этического подхода к персонажам, суда над ними – ни в сознании художников, ни в сознании читающей публики.

Меня здесь более всего интересует, если угодно, закон расширяющегося (а бывают периоды – временно и сжимающегося) художественного пространства, художественной типологии героев, создаваемых с целью пробудить «чувства добрые» в читательской душе, – самые различные, широчайшего спектра, но чувства именно добрые, гуманные, проявляющиеся в самых разных плоскостях жизни человеческой – будь то область политики, нравственных отношений, представлений о прекрасном и т. д. Реализм знал «полосы» почти отчаянного сужения типологии положительных персонажей, почти полного сосредоточения на персонажах отрицательных, и это сужение далеко не всегда было личным заблуждением того или иного художника или особенностью его творческих задач. Но реализм всегда находил в себе этическую силу расширять затем этот спектр, искать и находить (порою, увы, в иллюзии) положительное в жизни. Так что в целом, в исторически широком пространстве, сфера реалистического анализа положительного расширялась, и расширялась не в ущерб правде – наоборот, во имя большей полноты и гуманистичности ее. Известно, что энергию для таких расширений реализм черпал «извне», вне собственно литературно-формального ряда: это была социальная и тем самым идеологическая энергия, рожденная в новых жизненных источниках, в новых социальных темах.

Огромное расширение и качественно решительное обновление типологии литературных персонажей, и прежде всего тех, кого мы называем положительными героями времени, то расширение и обновление, которое принес в мировое искусство социалистический реализм и благодаря которому он сам «конституировался», осознал себя этически и эстетически, не являются исключением из этого правила.

В результате развития метода социалистического реализма, уже в пределах истории самого этого метода как у нас в стране, так и в других странах социализма, расширяется пространство реалистически убедительной типологии положительных героев, возрастает- в связи с движением жизни – их многообразие.

Мы живем, работаем, действуем в развитом, зрелом социалистическом обществе (наши друзья и братья в других социалистических странах уверенно идут к такому же общественному этапу), В новой Конституции СССР отмечается: «На этом этапе, когда социализм развивается на своей собственной основе, все полнее раскрываются созидательные силы нового строя, преимущества социалистического образа жизни, трудящиеся все шире пользуются плодами великих революционных завоеваний». Один из постоянных и центральных мотивов Основного Закона страны: наше общество идет к полноте гармонического и всестороннего развития граждански высокоответственной личности.