Работа, которую необходимо продолжить

Анатоль Франс, Соч., т. 8, Гослитиздат, М. 1960, стр. 531

Теория литературы в историческом освещении»? А как же иначе? Неужели можно изучать теорию литературы, не рассматривая отдельные явления в их исторической изменяемости?

Исторический подход к вопросам теории литературы кажется единственно возможным. Но давно ли это стало так казаться? В какой-то мере – с выходом книги «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Образ, метод, характер». И сразу учебники, рассматривающие отдельные теоретические проблемы как бы относящимися к «литературе вообще», стали казаться анахронизмами.

«Историческая поэтика» А. Н. Веселовского не в счет. Это книга огромная, – огромная по охвату материала и по своему влиянию, но при всем том одинокая, и для нас несколько… узкая.

«Теория литературы в историческом освещении» не будет одинокой книгой. Это можно заранее сказать. Ибо она написана не небожителями и тесно связана с потребностями современности. Относительно небожителей сказано мной не в похвалу книги и не для того, чтобы ее унизить. Просто я хотел сказать, что она по плечу всем литературоведам. Иногда это важно.

Важно это, например, тогда, когда книга требует своего продолжения. «Теория литературы» будет иметь продолжения. Не все из этих продолжений будут в таких же серо-голубых переплетах. Эти продолжения будут и плановые и внеплановые. И это понятно: всякая тема, взятая в историческом аспекте, не может быть исчерпана. Она растет и в прошлое, и в настоящее, и в своем географическом охвате, включая все более широкий круг стран и даже континентов, особенно притягательных сейчас для научного изучения: Азию, Африку, Южную Америку, Австралию.

Мне хотелось бы написать о продолжениях этой книги. Не подумайте, что это будет нечто законченное и определенное. Я пишу не самые эти продолжения, а лишь о возможности их, нечто вроде научных мечтаний.

В науке крайне важно находить новые темы и новые аспекты изучения. Иногда эти новые темы и аспекты подсказывают соседние области изучения. Вот почему специалист только в одной области, только по одной эпохе или одному писателю перестает видеть характерное, специфическое даже в том, что он специально изучает. У него нет материала для сравнений.

Как специалист по древнерусской литературе я могу указать на некоторые такие темы и аспекты изучения, на которые специалисты по новой русской литературе как-то не обращают внимания.

Особенное значение, мне кажется, следует придавать темам, которые охватывают одновременно изучение формы и содержания.

Так, например, очень большой интерес представляет собой исследование самой сущности занимательности. Изменения в принципах занимательности могут объяснить нам многие особенности литератур разных эпох и стран. Занимательность различна в различные эпохи. Современному читателю, например, может показаться скучной древнерусская литература. Она по большей части до XVII века обходится без эффектов неожиданности, без интригующих и удивляющих обстоятельств. Но я уверен, что древнерусский читатель в свою очередь нашел бы скучным любой из современных романов: он искал в литературном произведении исторически значительное, непосредственно нравоучительное и непосредственно познавательное. Он перечитывал произведения по многу раз, и поэтому эффект неожиданности вряд ли вообще был для него возможен. Из этого примера ясно, что нет неизменных принципов занимательности. Она различна в различных литературах и также требует исторического изучения. А без занимательности нет литературы и нельзя понять ее особенности.

Другой не менее интересный вопрос, также объединяющий целый ряд проблем изучения формы и содержания, – это вопрос об авторском «я». Авторское начало по-разному сказывается в разные эпохи и в разных «этажах» литературы (что такое эти «этажи» литературы – скажу потом). В частности, в древнерусской литературе личность автора проявлялась значительно слабее, чем в литературе нового времени. Причин две: с одной стороны, постоянные последующие переделки произведения, не считавшиеся с «авторской волей»; с другой стороны, авторы средневековья в гораздо меньшей степени стремились к самовыявлению, чем авторы нового времени. Мы знаем, что только эпоха Возрождения открыла ценность человеческой личности самой по себе. Все это хорошо известно. Но вот что известно мало: литература средневековья все-таки создавала в своих произведениях образ автора, и этот образ играл в ней иногда даже большую роль, чем в литературе нового времени! Парадокс? Нет! Дело в том, что образ автора в древнерусской литературе не был индивидуализирован. Существовало несколько образов авторов, строго распределенных по жанрам. Был, образ автора-летописца, был образ автора-агиографа, был образ автора-проповедника и пр. Только с XVII века в русской литературе появляются индивидуализированные образы авторов. Это Авраамий Палицин, Ив. Хворостинин, И. М. Катырев Ростовский, затем – Аввакум, Епифаний, Симеон Полоцкий. Следовательно, самое построение образа автора также различается и должно изучаться исторически.

Выше был затронут вопрос о литературных жанрах. Развитие жанров представляет очень большой интерес.