Путь к выходу из кризиса критериев (Письмо из Праги)

Я не ставлю здесь перед собой цели дать сколько-нибудь развернутую характеристику состояния чехословацкой культурной жизни сегодня. Мне просто хочется поделиться с советскими читателями некоторыми соображениями о сути происходящих у нас сейчас в литературе, и особенно в критике, процессов, а также о тех уроках, которые мы, чехословацкие критики-марксисты, вынесли для себя из опыта кризисных лет в развитии нашего общества, нашей культуры.

Укрепление марксистских позиций в эстетике и в области литературно-художественной критики является одной из важнейших предпосылок принципиального изменения атмосферы культурной жизни в Чехословакии, создает большие возможности идеологического воздействия на общественное сознание. Эстетика и в особенности литературная критика всегда имеют двуединое назначение – они призваны воспитывать и художников, и тех, кто воспринимает искусство, то есть широкие общественные массы.

Кризис критериев, отказ от принципиальных позиций социалистического искусства, наблюдавшийся в чешской и словацкой литературах, нельзя рассматривать только как следствие кризисных лет в жизни нашей страны. Этот кризис назревал с начала 60-х годов, когда марксистская эстетическая теория по целому ряду причин оказалась у нас во многом дискредитированной, не сумела дать достойный отпор ревизионистским тенденциям и в глазах некоторых художников предстала чуть ли не главным препятствием дальнейшего развития искусства. 1968 год ознаменовал лишь наивысшую точку в этом длительном процессе.

Кризис 1968 года показал нам, какую большую политическую роль могут играть литературоведение, эстетика и критика. К сожалению, возможности непосредственного политического воздействия, которыми располагает эстетика, правые осознали тогда гораздо лучше марксистских критиков. Правые систематически разрушали все позитивные ценности, которые создала чехословацкая социалистическая культура, и стремились утвердить во всех областях художественного творчества мнимые «новые» критерии. Они хотели подчинить искусство, и в частности критику, своим политическим целям, вести в этой области пропаганду ревизионизма.

Вначале целью правых била «деидеологизация» теории литературы и критики; они добивались отделения искусства от идеологии. В их выступлениях настойчиво проводилась мысль о том, что идеология будто бы лишает искусство его специфики и тем самым исключает возможность художественного творчества.

Конечно, искусство является весьма специфической областью идеологии, обладает известными свойствами, отличающими его от остальных идеологических сфер. Однако делать из этого вывод, что искусство представляет собой систему абсолютно специфических ценностей, что по своей природе оно не может быть сопоставлено с другими идеологическими системами, – значит не только покидать почву реальности, но и вполне очевидно служить антисоциалистической идеологии. Борьба за «деидеологизацию» эстетики и критики имела целью обесценивание общественной роли искусства.

Но это был лишь первый этап борьбы правых сил против социалистической эстетики. Когда ревизионизм в Чехословакии достаточно окреп, его представители в эстетике от призывов к «деидеологизации» перешли к иным лозунгам, стремясь непосредственно подчинить искусство пропаганде антисоциалистических, антиобщественных идей. Нечто подобное происходило и в философии, где борьба правых переросла в активную проповедь ревизионистских политических концепций. Провозглашая на первых порах государственную власть абсолютно враждебной свободе духовного развития, правые на новом этапе изменили тактику и требовали передачи власти группе интеллектуалов, до этого столь долго чуравшихся всякой власти. У них обнаружился очень точный и конкретный подход к вопросам власти, служащей групповым интересам так называемых «новых правящих элит».

Цель наших идейных противников заключалась в том, чтобы превратить искусство в орудие борьбы с социалистическим строем, в средство дискредитации опыта, накопленного в ходе строительства социализма. Ревизионисты абсолютизировали критическую функцию социалистического искусства, поскольку хотели сделать искусство орудием разложения социалистического общественного сознания. Правые, так активно защищавшие «чисто художественные» ценности, с определенного времени весьма снисходительно стали относиться к художественному качеству произведения, если оно отвечало их непосредственным политическим интересам. Они бессовестно выдавали тенденциозные книги за вершинные достижения нашей литературы, хотя в нормальных условиях эти книги – например, роман Вацулика «Топор» – вызвали бы в лучшем случае недоумение.

Иерархия ценностей претерпела у нас такие поразительные трансформации, что потребуется немало усилий, чтобы восстановить истинную картину жизни нашей литературы. В кризисные годы все в литературе измерялось утилитарно-политическими критериями. Те писатели, которые особенно враждебно относились к социализму, были особенно яростно настроены против СССР, немедленно объявлялись правой критикой самыми выдающимися нашими художниками. Для этого периода характерно неуважение к художественным достоинствам искусства, такое последовательное подчинение литературы идеологии и политике, какого не наблюдалось даже в начале 50-х годов.

Речь, следовательно, идет не только о политическом кризисе в литературе. Речь идет и о кризисе эстетических критериев и ценностей.