Проблема, которую необходимо решить

Давно пора всерьез заняться славянофилами. Проблема эта жива, ведь уже не раз вспыхивали дискуссии (вспомним хотя бы споры в 1939 – 1941 годах на страницах исторических журналов), показавшие, что у историков русской общественной мысли нет на славянофильство единого взгляда. Славянофилов именовали и крепостниками, и либеральными буржуа, и демократами. Таких разноречивых мнений, кажется, не было высказано ни об – одном общественном явлении.

Поэтому очень своевременно редакция «Вопросов литературы» начала обсуждение этого столь давнего, но до сих пор не решенного вопроса¹. В статье А. Янова о славянофильстве сказано много верного и справедливого. Жаль только, что статья написана, – вероятно, в расчете на потенциальных недоброжелателей и в предвидении журнальной полемики, – задиристо, без достаточно развернутой концепции и с некоторыми фактическими неточностями (например, не «Маяк» был «новатором» в стремлении направить литературу по руслу, желанному для правительства, ибо Николай I с Бенкендорфом всерьез занялись этим сразу же после 1825 года; не в признании триединой уваровской формулы расходились сотрудники «Маяка» и славянофилы, которые в действительности тоже были за единение православия, самодержавия и народности и т. д.). И вряд ли позитивную статью нужно было строить на негативном сопоставлении славянофилов с «Маяком».

Но мне представляется, что целесообразно было бы не просто спорить с А. Яновым по частным проблемам, а попытаться дополнить его «модель»; важно, чтобы каждый из участников дискуссии раскрыл прежде всего свой взгляд на природу славянофильства.

Славянофильские взгляды были впервые высказаны в трудах А. Хомякова и И. Киреевского. В 1839 году Хомяков написал свою первую программную статью «О старом и новом». А славянофилы младшего поколения – Ю. Самарин, К. Аксаков и И. Аксаков, Примкнувшие к ним в 40-х годах, – следовали лишь общим принципам, выработанным Хомяковым и Киреевским, развивая некоторые частные проблемы.

К концу 30-х годов среди мыслящих людей России, окончательно убедившихся в деспотическом, антинародном характере николаевского режима, образовались, как известно, две группы, вобравшие в себя лучшие интеллектуальные и художественные силы того времени: западники и славянофилы. Западники (Белинский, Герцен, Грановский и другие – в данном случае мы не касаемся различий между ними) жаждали преобразований по образцу передовых европейских стран: требовали уничтожения крепостного права и самодержавия, просвещения для всех сословий, свободы личности, свободы слова и т. д. И так как в прошлом России западники видели прежде всего деспотизм и бесправие человека, а в настоящем отмечали медленное, но неуклонное движение к «европеизации», то им хотелось поторопить историю, ускорить общественное развитие. «Золотой век не назади, а впереди нас», – так сформулировал Салтыков-Щедрин основной лозунг «западнического» социализма².

Славянофилы сближались с западниками по многим пунктам! они также требовали уничтожения крепостного права³, желали всеобщего просвещения, освобождения человека и искусства от пут бюрократического государственного аппарата, однако славянофилы решительно расходились с западниками в отношении к самодержавию и к европейским политическим формам, что окрашивало совсем в другие тона и их понимание просвещения, свободы, эстетики. Славянофилы с опаской и подозрительностью смотрели на европейский путь. Они пристрастно отмечали многие пороки и изъяны европейского общества. Это дало им возможность проницательно охарактеризовать реальные недостатки западной цивилизации: обуржуазивание жизни, обездушивание человека.

Средства спасения родины от буржуазного, эгоистического, меркантильного строя славянофилы искали в сохранении патриархальных основ, уходящих корнями в быт и нравы допетровской Руси. Нельзя сказать, что защитники старины не видели отвратительных черт самоуправства, невежества и косности, свойственных этой формации (см., например, стихотворение А. Хомякова «Не говорите: то былое…»), но в поисках пути они подчеркивали прежде всего идеализированные положительные начала в жизни Киевской и Московской Руси и тем самым создали в своем воображении утопический строй, где господствовало единство всего народа, от царя и до крестьянина (крестьянин мог якобы благодаря своим личным достоинствам подняться на самые верхние ступени общества), где гармонически сочетались интересы всех и каждого, интересы бояр и холопов, где все было основано на христианской вере и идеальной этике, на началах любви, добра, братства, равенства⁴. Возникло противопоставление реальной Западной Европы идеальной России. В Европе – завоевание власти насилием, власть «на крови», отсюда разделение на враждебные нации и сословия; стремление к личной пользе, напряженность и конфликтность жизни; подчинение церкви государству; рационализм, разобщенность; всеразлагающая рассудочность.

В России – отсутствие сословной вражды;

1. Кстати, за рубежом в последние годы появилось несколько работ о славянофильстве вообще и об отдельных его представителях в частности, требующих критической оценки.

   Назову в первую очередь интересную книгу польского ученого А. Валицкого: A. Walicki), W kregu konserwatywnej utopii, Warszawa, 1964. См. также: P. K. Christoff, An Introduction to Nineteenth-Century Russian Slavophilism. A Study in Ideas. I. A. S. Xomjakov, ‘s-Gravenhage, Mouton, 1961; E. Muller, Russischer Intellekt in europaischer Krise. Ivan V. Kireevskij, Koln-Graz, Bohlau Verlag, 1966.[↩]

2. Н. Щедрин (М. Е. Салтыков), Полн. собр. соч., т. VII, ГИХЛ, М. – Л. 1935, стр. 471.[↩]
3. Правда, в 40-х годах И. Киреевский опасался, что освобождение крестьян лишь ускорит обуржуазивавши русской жизни и отдаст народ в руки жестоких чиновников и дельцов; но большинство славянофилов всегда решительно выступало за уничтожение крепостничества.[↩]
4. В связи с этим вполне уместно говорить о демократизме славянофилов. Их идеология была наиболее близка к феодальному демократизму, если использовать термин К. Маркса и Ф. Энгельса из «Манифеста Коммунистической партии».[↩]