«Приглашение на казнь» и «Процесс». Набоков и Кафка

«Приглашение на казнь» — произведение, предлагающее читателю с первых же страниц игру. Страшную игру, искаженный мир, в который читатель приглашается как «собиратель осколков» странной реальности, как субъект, монтирующий в единую картину то, что ему предлагает автор.

Критика сразу же бурно отреагировала на роман. «В набоковедении закрепилось понимание романа как экзистенциальной метафоры, идеологической пародии, художественной антиутопии, сюрреалистического воспроизведения действительности, языковой тюремности, артистической судьбы, эстетической оппозиции реальности, тоталитарной замкнутости, свободы воображения и т. д. Исследовательские трактовки не исключают, а дополняют друг друга, разворачивая художественное и смысловое богатство текста»¹, — говорит известная исследовательница творчества Набокова Нора Букс.

Роман изобилует отсылками к произведениям русской классической и зарубежной литературы, философии: «…набоковское повествование — это практически всегда соположение очень многих текстов, накладывающихся один на другой, так что возникает «синкретическая аллюзивность», рассматриваемая едва ли не как главное свойство этой поэтики»².

Однако существует имя, которое чаще всего звучит, когда заходит речь о литературном контексте «Приглашения на казнь». И это имя великого писателя-модерниста Франца Кафки.

Действительно, поразительная созвучность «Приглашения на казнь» Набокова и «Процесса» Кафки не могла не броситься в глаза. Внешний сюжет как будто совпадает: и там, и там мы сталкиваемся с героем-одиночкой, находящимся в абсурдном мире и безвинно осужденным этим миром на казнь. С самого 1936 года, когда роман Набокова был опубликован, писателя начинают засыпать вопросами — был ли он знаком с произведением Кафки, повлиял ли «Процесс» на художественный замысел «Приглашения на казнь» и т. д.

Имело ли место заимствование, можем ли мы говорить здесь о контактных связях, или же в данном случае перед нами — связи типологические? Попытаемся сделать выводы, основываясь на анализе того, как два великих писателя XX века по-своему развивают одну и ту же тему — тему личности, обреченной безликим обществом на гибель.

1

Роман «Приглашение на казнь» Владимир Набоков пишет быстро, практически на одном дыхании, внося в текст минимум поправок, с 24 июня по 15 сентября 1934 года. В 1935 году роман был готов к печати, а в 1936-м состоялась публикация, и писатель читает отрывки из романа на литературном вечере в Париже, где Георгий Адамович задает прямой вопрос — знаком ли Набоков с «Процессом» Кафки. Набоков отвечает отрицательно и продолжает утверждать это во всех последующих интервью. В предисловии к американскому изданию «Приглашения…» 1959 года он говорит об этом так:

Рецензенты из эмигрантов были в недоумении, но книга им понравилась, и они вообразили, что разглядели в ней «кафкианский элемент», не подозревая, что я не знаю по-немецки, совершенно несведущ в современной немецкой словесности и в то время не читал еще ни французских, ни английских переводов сочинений Кафки. Какие-то стилистические сочленения между этой книгой и, допустим, моими ранними рассказами (или более поздним романом «Под знаком незаконнорожденных») несомненно существуют; но никак не между нею и «Замком» или «Процессом» <…> Эта вещь — скрипка, звучащая в пустом пространстве³.

Это утверждение было принято на веру одним из крупнейших исследователей жизни и творчества Набокова Брайаном Бойдом:

Набоков отрицал влияние Кафки на свое творчество, и у нас нет оснований не доверять ему. Он так никогда и не выучил немецкий язык настолько, чтобы цель — пробиться через газетную статью или тем более роман — оправдывала затраченные на это усилия. Мальчиком он изучал немецкие книги о бабочках с помощью словаря и семь лет учил немецкий язык в школе. Переехав в Берлин, он «панически боялся ненароком повредить драгоценный слой русского языка, научившись бегло говорить по-немецки. Задача лингвистической изоляции облегчалась тем, что я жил в замкнутом эмигрантском кругу русских друзей и читал только русские газеты, журналы и книги. Единственными моими вылазками в местный язык были любезности, которыми я обменивался со сменяющимися хозяевами и хозяйками, и обычный набор первой необходимости при покупке…» Позднее Набоков конечно же прочтет Кафку — так же, как он прочел Гете, — с параллельным переводом⁴.

В справедливости этого утверждения усомнились многие. Может, Набоков просто «заметал следы», пытался всеми силами откреститься от литературных предшественников, поскольку был недоволен широкой популярностью в то время абсурдистских приемов и боялся слишком плоских трактовок своего романа в духе моды на абсурдизм? Вот как иронично комментирует заявление Бойда Леонид Пекаровский:

Поразительно, насколько легенда Набокова обезоружила, в общем-то, тонкого наблюдателя и цепкого аналитика Брайана Бойда. Буквально сотней страниц ранее он сообщает нам вполне известные факты: девятилетний Володя «в совершенстве овладел «Европейской лепидоптерологией» Гофмана, хотя для этого ему пришлось смотреть в словаре (немецком) почти каждое слово». Далее мы узнаем о преподавании иностранных языков в Тенишевском училище, где Набоков учился с 11-ти до 18-ти лет: «Тенишевцы изучали лишь современные языки. Английский не входил в школьную программу, зато немецким Набоков занимался ежегодно». Семь лет изучения немецкого языка! Для феноменальных способностей Набокова к языкам — более чем достаточно, чтобы прочесть роман Кафки, написанный «канцелярским» не столь уж изобретательным стилем. По крайней мере, уступающим по сложности одухотворенно-романтическому языку песен Гейне, которые Набоков переводил в 1917-1919 годах перед бегством за границу⁵.

Л. Пекаровскому вторит Борис Носик, написавший первую русскую биографию Набокова: «Однако русские литераторы (с самого 1936 года терзавшие Набокова вопросом о Кафке) и вовсе немецким не владели — существовали уже переводы»⁶.

Попытаемся проверить факт наличия переводов романа «Процесс» в период создания «Приглашения…». Если мы соглашаемся с тем, что Набоков на тот момент не знал немецкого языка, то, следовательно, он мог прочесть «Процесс» только в переводе на английский или французский. В библиотеке Конгресса зарегистрирован первый перевод «Процесса» на английский язык 1937 года («translated by Willa and Edwin Muir»⁷). Перевод на французский язык сделан раньше — в 1933 году («traducteur — Alexandre Vialatte»). Английский перевод нам очевидно не подходит — в 1936 году Набоков уже опубликовал «Приглашение…»; следовательно, он мог знать роман по французскому переводу.

Однако существует еще один факт, который нельзя не упомянуть.

1. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Владимира Набокова. М.: Новое литературное обозрение, 1998. С. 115.[↩]
2. Зверев А. Парад аллюзий. Рец. на кн.: Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах Набокова // Пушкин. 1998. № 6 (12). [↩]
3. Набоков В. Предисловие автора к американскому изданию / Перевод с англ. Г. Барабтарло // Набоков В. Приглашение на казнь. СПб.: Азбука, 2010. С. 220-221.[↩]
4. Бойд Б. Владимир Набоков: русские годы / Перевод с англ. Г. Лапиной. М.: Независимая газета; СПб.: Симпозиум, 2001. С. 483-484.[↩]
5. Пекаровский Л. Об одной тайне Владимира Набокова // Крещатик. 2006. № 1. [↩]
6. Носик Б. Мир и дар Набокова: первая русская биография писателя. СПб.: Золотой век; Диамант, 2000. С. 296.[↩]
7. The Trial // Library of Congress Catalog Record // http://lccn.loc. gov/37025072[↩]