«Прекрасно только то, чего нет…». «Эстетический манифест» Жуковского и его восприятие Пушкиным

Автор сердечно благодарит профессоров Томского университета А. Янушкевича, О. Лебедеву и С. Аванесова за помощь в работе над этой статьей.

«Скрижаль Пушкина» — так Михаил Гершензон ошибочно назвал переписанный Пушкиным отрывок Жуковского «Предисловие к стихотворению Лалла Рук» (далее — «Предисловие»).

Этот пушкиноведческий казус хорошо известен по рассказу Ходасевича:

Однажды он (Гершензон. — Е. А.) мне сказал: «Я нашел настоящую скрижаль Пушкина — его философию искусства, его credo». Будучи несколько скрытен в том, что касалось его текущей работы, он на расспросы мои ответил только, что это — всего лишь одна страница, которая давно напечатана, но на нее не умели обратить должного внимания и даже не включили ни в одно собрание сочинений Пушкина. Прошло сколько-то времени. Однажды утром (кажется, это было в начале 1920 года) Гершензон занес мне в подарок только что вышедшую свою книгу «Мудрость Пушкина». На первом месте, почти без комментариев, напечатана была «Скрижаль Пушкина» — тот самый отрывок, о котором он мне говорил. В тот же день я был занят, книгу не раскрывал, а вечером пошел в гости к Георгию Чулкову, которого застал в радостном возбуждении.

— Ну что, «Скрижаль Пушкина» видели?

— Нет еще, — сказал я.

— В таком случае — полюбуйтесь.

Чулков протянул мне книгу. Пока я читал, он смотрел на меня испытующе, а затем спросил:

— Что, похоже на Пушкина?

Я был в замешательстве. То, что я прочитал, по существу могло выражать эстетику Пушкина, во всяком случае, не противоречило ей.

Но самое изложение до чрезвычайности мало было похоже на пушкинское. Я сказал Чулкову, что, по-моему, это — не Пушкин.

— Ну, ваше счастье, — сказал Чулков, — а то сели бы вы в калошу вместе с вашим Гершензоном. Сейчас я видел Сакулина. Он в ужасе. Заметка-то ведь не Пушкина, а Жуковского — Пушкин только зачем-то списал ее для себя. Гершензон нашел ее в шляпкинском описании бумаг Пушкина и вообразил, что это — сам Пушкин¹.

Далее Ходасевич описывает отчаяние Гершензона, его попытки остановить распространение книги и вырезать из всех экземпляров «злосчастный листок».

Вероятно, именно дурная слава, связанная с этим пушкинским автографом, отвратила от него на многие годы пушкинистов. Не считая примечаний к публикации этого текста в сборнике «Рукою Пушкина» (1935)², «Скрижаль Пушкина» не становилась, насколько мне известно, предметом специального изучения. Утвердив факт ее непринадлежности Пушкину³, исследователи, похоже, сочли свою миссию выполненной и не задались вопросом: для чего Пушкин «зачем-то списал для себя» этот отрывок Жуковского? Поэт не отличался в молодые годы любовью к переписыванию — что же могло его привлечь в этом отрывке? И настолько ли ошибался Гершензон, увидевший в «Скрижали» «ключ к пониманию Пушкина»⁴, его «философию искусства»?

«Эстетический манифест» Жуковского

Впервые текст «Предисловия» появляется в дневниковой записи Жуковского от 4 (16) февраля 1821 года, во время его пребывания в Берлине.

После двух катренов из стихотворения «Лалла Рук» Жуковский пишет:

Руссо говорит: il n’y a de beau que ce qui n’est pas! Прекрасно только то, чего нет! Это не значит: только то, что не существует. Прекрасное существует, но его нет, ибо оно, так сказать, нам является единственно для того, чтобы нам сказаться, оживить, возвысить душу, но его ни удержать, ни разглядеть, ни постигнуть мы не можем; ему нет ни имени, ни образа; оно ощутительно и непонятно. Оно посещает нас в лучшие минуты жизни. Величественное зрелище природы, еще более величественное зрелище души человеческой, счастие, поэзия, самое несчастие дают нам сии высокие ощущения прекрасного. И весьма понятно, почему почти всегда соединяется с ним грусть, но грусть, не лишающая бодрости, а животворная и сладкая, какое-то смутное стремление — это происходит от его скоротечности, от его невыразимости, от его необъятности! Прекрасно только то, чего нет! В эти минуты живого чувства стремишься не к тому, чем оно произведено и что перед тобою, но к чему-то лучшему, тайному, далекому, что с ним соединяется и чего с ним нет и что для тебя где-то существует! И это стремление есть одно из невыразимых доказательств бессмертия: иначе отчего бы в минуту наслаждения не иметь полноты и ясности наслаждения! Нет, эта грусть убедительно говорит нам, что прекрасное здесь не дома, что оно только мимопролетающий благовеститель лучшего, оно есть восхитительная тоска по отчизне, оно действует на нашу душу не настоящим, а темным воспоминанием всего прекрасного в прошедшем и тайным ожиданием чего-то в будущем.

А когда нас покидает,

В дар любви, у нас в виду

В нашем небе зажигает

Нам прощальную звезду.

Это справедливо! Эта прощальная звезда на нашем темном небе есть знак того, что прекрасное было в нашей жизни, и вместе того, что оно не к нашей жизни принадлежит! Звезда на темном небе, она не сойдет на землю, но утешительно сияет нам из дали и некоторым образом сближает с тем небом, с которого неподвижно нам светит! Жизнь наша есть ночь под звездным небом; наша душа в лучшие минуты бытия открывает сии звезды, которые не дают и не должны давать полного света, но, украшая наше небо, знакомя с ним, служат в то же время и путеводителями на земле⁵.

Тремя днями позже Жуковский воспроизводит этот отрывок в письме Александру Тургеневу, завершив словами: «Voil` la philosophie de Lalla Rookh»⁶. Адресат был не случаен: Тургенев — выпускник Геттингена и знаток немецкой литературы — мог по достоинству оценить программный характер этой philosophie. С небольшими изменениями этот текст был вписан Жуковским в альбом падчерицы Карамзина Е. Карамзиной⁷.

В 1827 году стихотворение «Лалла Рук» было напечатано в «Московском телеграфе»⁸, но по каким-то причинам без «Предисловия». Через двадцать лет Жуковский вернется к «Предисловию» и процитирует его в открытом письме к Гоголю от 29 января 1848 года, которое было опубликовано в том же году в «Москвитянине» под заглавием «О поэте и современном его значении»⁹.

Судя по этим неоднократным возвращениям Жуковского к «Предисловию», можно согласиться, что для него «это рассуждение имело характер своеобразного эстетического манифеста»¹⁰.

Какова была философская основа этого манифеста?

На первый взгляд, источником Жуковского был Руссо. «Предисловие» начинается с афористической сентенции из «Новой Элоизы»: «Прекрасно только то, чего нет!»

И все же афоризм Руссо используется Жуковским скорее в риторическом, нежели в концептуальном ключе. Это хорошо видно при сравнении с трактовкой этого изречения более чем двадцатью годами ранее у Николая Карамзина в «Письмах русского путешественника»:

«Прекрасно лишь то, чего нет», — сказал Ж.-Ж. Руссо. Пусть! если это прекрасное всегда от нас ускользает, как легкая тень, поймаем его по крайней мере в нашем воображении, устремимся в область сладких химер, будем набрасывать прекрасный идеал, обманем сами себя и тех, кто достоин быть обманутым. Ах! Если бы я не смог найти счастья на земле, может быть, я смогу его живописать — это уже значит быть, в некотором смысле, счастливым!¹¹

Карамзин движется вполне в русле рассуждений Руссо. Как и у автора «Новой Элоизы», прекрасное у Карамзина не обладает онтологическим статусом: оно феноменологично, ускользающе, химерично; оно «улавливается» в воображении, а не проявляет себя в нем. Оно — не истина, а лишь обман, хотя и приносящий некоторое утешение.

У Жуковского прекрасное тоже химерично и ускользающе («Хотим прекрасное в полете удержать, / Ненареченному хотим названье дать» — как писал он в стихотворении «Невыразимое», 1819). Но тезис о несуществовании «прекрасного» относится лишь к этому миру и к нашей жизни в нем. Само же по себе прекрасное не только существует, но и причастно к подлинному бытию.

В таком понимании прекрасного в «Предисловии» слышны не руссоистские, а платоновские обертоны. Это почувствовал еще Гершензон: приписав авторство Пушкину, он явно подчеркнул «платонизм» этого манифеста:

Он в опыте твердо узнал небытие воплощенного мира и открытым взором созерцал проблески совершенной красоты сквозь земную явь¹².

Ц. Вольпе также писал, что в «Предисловии» нетрудно «распознать романтическую трактовку платоновского идеализма»¹³.

Это не удивительно: Жуковский с молодости интересовался Платоном. Сочинения философа в немецких и французских переводах имелись в библиотеке поэта## В частности, двухтомное немецкое 1800 года издание «Государства»: Platons Republik. Ubersetzt und erlbutert von G. Fbhse. Bde 1-2. Leipzig: K. Tauchnitz, 1800. (Библиотека В.

1. Ходасевич В. Ф.  Книжная палата // Ходасевич В. Ф. Колеблемый треножник: Избранное / Сост. и подгот. текста В. Г. Перельмутера. Коммент. Е. М. Беня. М.: Советский писатель, 1991. С. 387-388.[↩]
2. Пушкин А. С. [Копия примечания В. А. Жуковского к его стихотворению «Лалла-Рук»] // Рукою Пушкина: Несобранные и неопубликованные тексты. М.; Л.: Academia, 1935. С. 490-492.[↩]
3. Впрочем, утверждения о пушкинском авторстве «Скрижали» встречаются и позже. Так, Н. Скатов, процитировав пушкинскую запись, пишет, что это Пушкин «прокомментировал» (так!) «Предисловие» Жуковского (Скатов Н. Н.  Так кто же это — «гений чистой красоты»? // Вестник Российской Академии наук. 1996. Т. 66. № 6. С. 516).[↩]
4. Гершензон М.  Скрижаль Пушкина // Гершензон М.  Мудрость Пушкина. М.: Т-во «Книгоиздательство Писателей в Москве», 1919. С. 6 (доступно также на: lib.pushkinskijdom.ru/LinkClick.aspx?fileticket=n9CQCFBTk0s=&tabid=10183).[↩]
5. Жуковский  В.  А. [Дневники], 1821 // Жуковский В. А. Полн. собр. соч. и писем в 20 тт. Т. 13. Дневники. Письма-дневники. Записные книжки. 1804-1833 гг. / Сост. и ред. О. Б. Лебедева, А. С. Янушкевич. М.: Языки русской культуры, 2004. С. 156-157.[↩]
6. Вот философия Лаллы Рук (франц.).[↩]
7. Этот текст был опубликован Б. Модзалевским в «Русском библиофиле» в 1916 году, кн. 6, с. 77-78.[↩]
8. Московский телеграф. 1827. Ч. XIV. № 5. С. 3-5. [↩]
9. Москвитянин. 1848. Ч. 11. № 4. С. 14-15.[↩]
10. Лебедева О. Б. , Янушкевич А. С. Примечания // Жуковский В. А. Указ. изд. Т. 13. С. 505.[↩]
11. Spectateur du Nord. 1797. № 10. Цит. по: Карамзин Н. М.  Письма русского путешественника / Изд. подгот. Ю. М. Лотман, Н. А. Марченко, Б. А. Успенский. Л.: Наука, 1984. С. 456. (Оригинал на французском: с. 462-463.)[↩]
12. Гершензон М.  Указ. соч. С. 6.[↩]
13. Вольпе Ц. С. Жуковский // История русской литературы. В 10 тт. Т. 5. Ч. 1. М.; Л.: АН СССР, 1941. С. 375.[↩]