№4, 1988/Жизнь. Искусство. Критика

Позиция (Литературная критика в журнале «Новый мир» времен А. Т. Твардовского: 1958 – 1970 гг.)

«Секретариат правления Союза писателей СССР удовлетворил просьбу К. М. Симонова об освобождении его от обязанностей главного редактора журнала «Новый мир». Главным редактором журнала утвержден А. Т. Твардовский». – «Литературная газета», 28 июня 1958 года.

«Бюро секретариата правления Союза писателей СССР… утвердило первым заместителем главного редактора и членом редколлегии журнала «Новый мир» Д. Г. Большова, заместителем главного редактора и членом редколлегии – О. П. Смирнова. Членами редколлегии утверждены также В. А. Косолапов, А. И. Овчаренко, А. Е. Рекемчук.

От обязанностей членов редколлегии журнала «Новый мир» освобождены И. И. Виноградов, А. И. Кондратович, В. Я. Лакшин, И. А. Сац». – «Литературная газета» 11 февраля 1970 года1

1

О времени и о Деле, замкнутом в эти календарные рамки или, лучше сказать, – размыкающем их, теснейшим образом связывающем традиции отечественной журналистики с ее нынешними и завтрашними задачами, еще будут написаны книги. Они уже, кажется, частью написаны. Или пишутся, и в них, нет сомнения, день за днем будут воспроизведены и хроника работы над 138 журнальными номерами, и история взаимоотношений «Нового мира» с инстанциями, цензурой, Союзом писателей, авторским активом и широкой читательской аудиторией.

Здесь все интересно, все показательно и поучительно, и, надо думать, сколько-нибудь полная, достоверная картина будет воссоздана лишь в итоге публикации всех материалов из архивов А. Т. Твардовского и редакции журнала, а также мемуаров, дневников, писем тех, кто на протяжении двенадцати лет работал в «Новом мире», печатался там, помогал ему или, напротив, по возможности вредил Делу, объединившему прославленного поэта с – назову только авторов журнальных статей и рецензий – А. Дементьевым и А. Кондратовичем, В. Лакшиным и И. Виноградовым, А. Марьямовым и И. Сацем, Ю. Буртиным и А. Берзер, Е. Дорошем и М. Кузнецовым, А. Турковым и Л. Лазаревым, И. Соловьевой и Е. Стариковой, Е. Поляковой и М. Злобиной, В. Кардиным и И. Борисовой, В. Сурвилло и А. Лебедевым, Б. Сарновым и Ф. Световым, Ю. Манном и З. Паперным, И. Роднянской и Н. Ильиной, М. Туровской и Г. Березкиным, С. Рассадиным и И. Дедковым, Э. Соловьевым и Л. Левицким, А. Македоновым и С. Бабенышевой, Г. Трефиловой и И. Крамовым, М. и А. Чудаковыми и Б. Руниным, М. Рощиным и В. Портновым, И. Питляр и И. Андреевой, Г. Белой и Э. Кузьминой, А. Меньшутиным, А. Синявским и О. Михайловым, Л. Левиным и Ю. Капусто, М. Блинковой и В. Соколовым, Г. Владимовым и И. Травкиной, В. Огневым и С. Львовым… Читатель не посетует, надеюсь, на пространность этого перечня2, ибо не грех, я думаю, хоть однажды и в общем ряду вспомнить тех, кто в большей или меньшей степени определял своими публикациями и позицию «Нового мира», и уровень критической мысли конца 50-х – начала 70-х годов. Это важно уже потому, что позднейшие судьбы авторов критического раздела «Нового мира» сложились очень и очень по-разному. Одних, к нашей печали, уж нет. Другие на полтора десятилетия либо замолчали совсем, либо отошли от практической критики к иным занятиям. Третьи продолжали благополучно печататься и в «Новом мире», и в других изданиях. Четвертые волею судеб оказались вне советской литературы, а подчас и за пределами страны. Пятые, почуяв еще на склоне 60-х перемену общественного климата, пересмотрели свои убеждения и, как, например, О. Михайлов, принялись служить именно тому, против чего выступал «Новый мир» в классическую его пору.

Сейчас, на волне оживления социально-политической и литературной жизни, вновь внятно заговорили о «новомирских» традициях, и не случаен, а закономерен, мне кажется, момент рефлексии, оглядки на непомеркнувший со временем завет в недавних статьях И. Виноградова, В. Лакшина, Ю. Буртина, Л. Лазарева. На очереди, надо думать, и серьезные историко-литературные разыскания, научные работы о литературных взглядах Твардовского – редактора и критика (эта тема отчасти затронута в книге А. И. Кондратовича «Ровесник любому поколению», М., «Современник», 1984), общем эстетическом кодексе журнала, феномене «новомирской» прозы, принципиальном единстве журнальной политики 1958 – 1970 и 1950 – 1954 годов, когда у руководства редакцией также стоял Твардовский, полемике «Нового мира» с «Октябрем» и позднее с «Молодой гвардией» и т. д. и т. п.

Здесь, повторюсь, все интересно, все показательно и поучительно. Но наша задача скромнее: дать беглый, сугубо предварительный очерк того, что Твардовский, цитируя Белинского, называл душой журнала 3 и что можно было бы определить как «практическую критику», понимая под этими словами напряженный, страстный и взыскательный разговор, который авторы «Нового мира» вели с читателем о современной ему литературе и советской действительности, о тех аспектах, в каких остросовременными, «актуализированными» оказывалась и наша классика, и наша история. Именно в этих публикациях, продиктованных злобою дня и к злобе дня обращенных, с особенной полнотой и резкой характерностью выразилась позиция «новомирской» критики. Именно они по преимуществу волновали читателей, возбуждали толки в литературной среде, вызывая почти всякий раз шквал «антикритик», возражений и опровержений в других органах печати.

Конечно, говоря о позиции журнала, следует помнить, что она не была ни застывшей, навечно отлившейся в определенные словесные формулы, ни монолитной – в том пошлом и, к сожалению, привычном понимании, при каком ценится не столько единомыслие, сколько единоречие, смазывается различие авторских индивидуальностей, и критик предстает всего лишь послушным, более или менее квалифицированным «исполнителем» редакционного заказа.

Меняясь вместе со временем, а затем, с середины 60-х, и вопреки времени, в оппозиции к нему 4, журнал, если позволительна тут эта ассоциация, по капле выдавливал из себя раба нормативной идеологии, эстетики и особенно нормативного словоупотребления, освобождался от разного рода иллюзий и предрассудков, – расширял и уточнял свои представления о реальности, так что сопоставление журнальных книжек за все эти годы покажет не только последовательность, но и ступенчатость в движении «Нового мира». Это во-первых. А во-вторых, хотя в критике «Нового мира» действительно «предстает во всей наглядности сила коллективного начала в литературном деле» (А. Твардовский, 1961, N 12, стр. 255), нельзя не видеть ни того, что среди авторов журнала были как свои признанные «лидеры», так и свои «чернорабочие», ни разницы во взглядах, в манере между, допустим, А. Дементьевым и А. Лебедевым, В. Сурвилло и И. Соловьевой, Ф. Световым и В. Соколовым.

Все так, и тем не менее ни у кого из современников не возникало даже тени сомнения в том, что действительно существует особая, «новомирская» критика с ее особой, выделенной гражданской позицией и литературной программой. Именно с нею, то есть с позицией, с программой, а отнюдь не с частными мнениями тех или иных авторов критического раздела, спорили, не соглашались и согласиться не могли многочисленные оппоненты «Нового мира».

2

Так о чем же шел спор?

С чем, говоря иначе, никак не могли примириться все те, чьими соединенными усилиями были в итоге отставлены от журнала и Твардовский, и его помощники, и его единомышленники-критики?

Со многим. И с тем в первую очередь, что критика «Нового мира», по словам его главного редактора, положила за правило «оценивать литературные произведения не по их заглавиям или «номинальному» содержанию, а прежде всего по их верности жизни, идейно-художественной значимости, мастерству, не взирая на лица и не смущаясь нареканиями и обидами, неизбежными в нашем деле» (1965, N 1, стр. 18).

В этих словах нет, естественно, ничего ни нового, ни экстраординарного. Так, или примерно так, задача литературной критики определялась и на всех писательских съездах, и в программных заявлениях всех – до единого – главных редакторов, и в «установочных» материалах партийной печати. Новым и экстраординарным для литературной периодики Советской эпохи было лишь то, что эти слова на протяжении бесконечно долгих двенадцати лет ни разу, кажется, не разошлись с практикой журнала, формируя и критерии оценок, и сами оценки «новомирской» критики.

Бездарность и посредственность тут всегда назывались бездарностью и посредственностью, талант – талантом, ложь – ложью, а правда – правдой, ибо господствовало убеждение:

«Авторитету критики никто не может повредить больше, чем она сама, когда она расхваливает слабые книги и предает поруганию талантливые» (В. Лакшин, 1965, N 4, стр. 229).

То, что Твардовский поименовал «номинальным» содержанием и что до «старого» «Нового мира» и после него так часто в глазах критики служило если не оправданием, то компенсацией художественной недостаточности, то есть «важность» замысла, «нужность» темы, «актуальность» звучания, тут в расчет не принималось. Вернее, принималось, но как обстоятельство, скорее усиливающее авторскую ответственность за качество произведения, нежели освобождающее от нее:

«Чем крупнее задача, тем необходимее высокое совершенство в ее решении и тем более выверенными и убедительными должны быть предлагаемые ответы. Это относится ко всем областям жизни. В искусстве же речь должна идти о художественном совершенстве и о неотделимой от него идейной ясности» (А. Марьямов, 1962, N 1, стр. 219).

Сановное положение автора или «модность», популярность того или иного скверного сочинения, предрасполагающие обычно нашу печать к восторгам или как минимум к снисходительности, критиков «Нового мира» предрасполагали совсем к иному:

«Плохие книги не уходят в будущее, они только могут чуть-чуть задержаться со своими современниками. При этом вред от них становится особенно серьезным и приобретает общественный характер в тех случаях, когда их начинают возносить и расхваливать» (А. Берзер, 1960, N 3, стр. 227).

И наоборот, критиков «Нового мира» почти ни когда не смущала сравнительная малоизвестность хорошего писателя, недостаточная популярность книг, «внимание к которым… уступает успеху нашумевшего романа или стихотворения, но которые как бы несут в себе достоинство литературы, защищают ее честь, охраняют ее серьезность, ее озабоченность коренными вопросами народной жизни» (В. Лакшин, 1966, N 3, стр. 221).

Общие фразы? Не с чем спорить? Да, конечно. Но только до тех пор, пока они остаются призывами.

Когда же ими не заклинают и не понукают мешкающих, как обычно, рецензентов и обозревателей, а описывают сложившуюся и не знающую исключений практику…

Когда на страницах «Нового мира» спокойно заявляется (и доказывается!), что новые произведения таких, например, заметных в 60-е годы, да и сейчас, писателей, как В. Закруткин (1958, N11; 1968, N 2) и В. Кочетов (1958, N 11; 1962, N 1), А. Софронов (1959, N 8; 1960, N 9) и Н. Шундик (1959, N 9; 1960, N 4), Г. Серебрякова (1960, N 5) и В. Кожевников (1960, N 9; 1961, N 9; 1966, N 4), Ю. Семенов (1964, N 1) и М. Годенко (1964, N 7), М. Алексеев (1965, N 1; 1966, N 1) и Е. Долматовский (1965, N 3), А. Первенцев (1965, N 9) и С. Бабаевский (1968, N 9), а также многих, многих других лауреатов, орденоносцев, секретарей и главных редакторов явно не по заслугам превознесены в десятках литературных и нелитературных изданий…

Когда эти и иные, обязательные, казалось бы, для нашей печати, имена не поминаются даже в эластично-растяжимых «табельных» списках флагманов советской литературы…

Когда появившаяся, скажем, в провинциальных «Сибирских огнях» повесть мало кому в те годы ведомого В. Астафьева уверенно называется «одним из сильных и значительных произведений современной советской прозы» (Ф. Левин, 1967, N 6, стр. 263; см. также: 1962, N 7 и 1970, N 1) и с безусловной уважительностью, не исключающей, впрочем, придирчивой строгости, говорится о дебютных или едва ли не дебютных публикациях находившихся тогда в самом начале творческого пути В. Богомолова (1958, N 9), В. Фоменко (1958, N 10), Ф. Абрамова (1959, N 4), Ю. Казакова (1959, N 9), Ю. Давыдова (1959, N 12), Ч. Айтматова (1961, N 4), К. Воробьева (1961, N 7), В. Конецкого (1961, N 8), В. Белова (1966, N 8), В. Распутина (1968, N 7)…

Когда оказывается, что «новомирская» критика способна круто менять свое отношение к писателям, еще недавно ею привечаемым и к тому же щедро публиковавшимся в журнале, если, на ее взгляд, они либо снизили качественный уровень работы, либо встали на неверный путь: тут, в качестве примера, молено в первом случае назвать взыскательную статью И. Соловьевой «Проблемы и проза», посвященную творчеству В. Тендрякова (1962, N 7), а во втором – рецензию-фельетон И. Роднянской о «Деревенском детективе» В. Липатова (1968, N 12)…

Когда обнаруживается, что критики «Нового мира», вопреки заведенному в нашей периодике порядку – не писать о произведениях, напечатанных в этом же издании, – умеют в случае надобности и защищать от нападок, и разъяснять читателям достоинства прозы В. Быкова и В. Семина, Ф. Искандера и И. Грековой, В. Каверина и Б. Можаева…

Так вот, когда выясняется, что все это не более или менее случайные эпизоды журнальной жизни, а норма, – становится абсолютно неизбежным конфликт со всеми теми, кто небескорыстно или просто по укоренившейся привычке понимает под нормоюсоветской литературной печати совсем иное – диктуемое некими якобы «высшими соображениями» расхождение деклараций и практики, слов и дела, работу применительно к испокон веку действующим правилам игры, согласно которым непосредственное эстетическое восприятие текста должно быть жестко откорректировано – с учетом идеологической конъюнктуры, негласной, но общеизвестной иерархии жанров, тем, сюжетов и характеров, а также – и это едва ли не главное – табели о писательских рангах.

Было бы натяжкой утверждать, что критики «Нового мира» совсем не допускали ошибок в выборе поводов для разговора с читателями о литературе. Не обо всех заслуживающих оценки писателях и книгах они сочли целесообразным или – допустимо и такое предположение – возможным высказаться, равно как и не все рекомендованные ими произведения выдержали проверку временем. Сказывалась, надо думать, и логика литературно-общественной борьбы. Так, «Новый мир» лишь однажды (рецензией В. Сурвилло на «Синюю тетрадь» Э. Казакевича – 1961, N 10) сочувственно отозвался о публикациях «Октября» и почти никогда не находил добрых слов для публикаций «Знамени», поскольку, как вспоминал позднее Ю. Трифонов, «все напечатанное в «Знамени», выпестованное «Знаменем», имевшее хоть какое-то отношение к «Знамени» встречалось Александром Трифоновичем предвзято и недоверчиво… В «Знамени» ничего не может появиться! Если же появляется, то – вопреки. Между тем появлялось. И как раз вещи того смысла, о котором горячее других хлопотал «Новый мир»5.

Все это, понятно, сужало кругозор критики, и если «новомирская» панорама современной прозы страдала лишь отдельными, хотя подчас и досадными, пробелами, то составить себе исчерпывающее представление о движении, скажем, поэзии в 60-е годы толькопо этому журналу довольно-таки трудно. Эстетический плюрализм, отличавший «новомирскую» критику поэзии на рубеже 50 – 60-х годов##Ну вот, например: «Спор о вкусах будет вестись всегда… Считая это закономерным, мы не помешали А. Меньшутину и А. Синявскому высказать… их отношение к поэзии А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной и Б. Окуджавы, несмотря на то, что сами относимся к их творчеству куда более сдержанно (хотя и не в духе заменивших литературный спор набором «крепких выражений» А. Метченко и К.

  1. Об уходе А. Т. Твардовского с поста главного редактора, спровоцированном увольнением его ближайших сотрудников, читатели извещены не были, хотя февральская книжка журнала, подписанная к печати 26 марта 1970 года, вышла уже за подписью В. А. Косолапова и обновленного состава редколлегии «Нового мира». Подробнее об этом см.: Ю. Буртин, «И нам уроки мужества даны…». – «Октябрь», 1987, N 12.[]
  2. Он, кстати, далеко не полон, поскольку в нем не упомянуты те, кто выступал в «Новом мире» достаточно эпизодически.[]
  3. А. Твардовский, Несколько слов к читателям «Нового мира». – «Новый мир», 1961, N 12, с. 254. В дальнейшем все ссылки на публикации «Нового мира» даются в тексте.[]
  4. »До 1964 года – это журнал, который довольно быстро сформировался в ведущий орган демократического обновления советского общества, с наибольшей последовательностью, яркостью и полнотой воплощавший в себе курс XX съезда партии…

    А после 1964 года, когда обстановка радикально изменилась… «Новый мир» Твардовского еще свыше пяти лет оставался единственным советским журналом, сохранившим полную верность прежнему курсу», – свидетельствует Ю. Буртин, работавший в редакции «Нового мира» как раз «в те баснословные года» («Октябрь», 1987, N 8, с. 197). Название посвященной «Новому миру» редакционной статьи «Правды» – «Когда отстают от времени» (27 января 1967 года) – точно в этом смысле отражало положение вещей: «Новый мир» Твардовского и в самом деле оскорбительно не соответствовал утверждавшемуся в общественно-литературной жизни духу застоя и казенного благолепия[]

  5. »Огонек», 1986, N 44, с. 21. Характерно, что и трифоновский «Отблеск костра», впервые напечатанный в «Знамени», был отмечен рецензией уже по выходе отдельным изданием (И. Крамов, 1967, N 3).[]

Цитировать

Чупринин, С.И. Позиция (Литературная критика в журнале «Новый мир» времен А. Т. Твардовского: 1958 – 1970 гг.) / С.И. Чупринин // Вопросы литературы. - 1988 - №4. - C. 3-47
Копировать