Портрет жены художника в юности. Поэзия Тары Бёрджин

Замысел настоящей статьи имеет двоякий характер. Первая ее задача состоит в том, чтобы представить профессиональному российскому читателю молодую, однако, как это уже совершенно очевидно, чрезвычайно яркую поэтессу Тару Бёрджин (Tara Bergin), родившуюся и выросшую в Ирландии, но с 2002 года проживающую в Северной Англии. Вторая задача — через призму творчества Тары Бёрджин пунктиром наметить те процессы, которые происходят в современной англоязычной поэзии и которые, к сожалению, практически не попадают в поле зрения отечественных исследователей.

Название статьи тоже имеет двоякий смысл. Во-первых, муж Тары Бёрджин Ален Тёрнбулл (Alan Turnbull) на самом деле является художником-графиком. Во-вторых, так озаглавлено одно из стихотворений дебютного сборника поэтессы «Это Ярроу» («This is Yarrow»)¹, который в октябре 2013 года был опубликован престижным британским издательством «Карканет пресс» и получил восторженные отзывы в прессе.

Книга стихов предваряется двумя эпиграфами: из работ французского философа-деконструктивиста Жака Деррида и английского писателя и поэта начала прошлого века Д. Г. Лоуренса.

Мысль Деррида, которая настолько оказалась близка автору, что была вынесена в столь значимую для сборника как единого художественного целого позицию, звучит так:

Я в борьбе с самим собой, это правда, вы даже не можете себе представить, до какой степени, гораздо больше, чем вы можете догадываться; и я говорю противоречивые вещи, которые <…> вступают друг с другом в конфликт и которые делают меня тем, что я есть, это кровь, что дает мне жизнь и принесет мне смерть.

Таким образом, можно заключить, что одна из координат, задающих параметры поэтического мира книги, — диалектический принцип единства и борьбы противоположностей, однако не в абстрактно-философской трактовке, а пропущенный автором через себя, пережитый как радость и боль, отрицание и приятие. Отсюда — любимые автором приемы контраста и парадокса, обнаруживающие себя не только на уровне образности, но на уровне построения всего поэтического текста, которое отличает «оксюморонность». Отсюда и особенные ритмы, характерные для сборника: их глубинная музыкальность чужда гармоничности и сладкозвучной напевности. Напротив, она строится на сложных ритмических перебоях, а нередко и принципе контрапункта.

Мысль Лоуренса задает еще одну перспективу: «На мне / лежит отблеск / дней детства. / Моя зрелость сдается / под наплывом воспоминаний, как ребенок я плачу / о прошлом». Понятно, что вторым измерением сборника объявляется память. Неудивительно, что целый ряд стихотворений книги организуется в циклы, скрепленные сквозными мотивами и образами и, по-видимому, вызванные одним и тем же памятным переживанием.

Таков, например, открывающий сборник триптих, состоящий из стихотворений: «Разглядывая картину, изображающую Темзу во время отлива, написанную Люси, в ее отсутствие» («Looking at Lucy’s Painting of the Thames at Low Tide Without Lucy Present»), «Школа актерского мастерства» («Acting School»), «Вода — это трудно» («Water is Difficult»). Формально этот триптих не обозначен как единый цикл — у него нет общего заглавия, однако все три стихотворения связаны сквозным образом воды.

Отправной точкой лирического сюжета первого стихотворения цикла «Разглядывая картину, изображающую Темзу…» послужил общеизвестный факт: передать ощущение воды — всегда сложная задача для живописца. Парадоксальность ситуации оказывается в том, что вода — одна из простейших и первичных основ нашей жизни. Без нее, как и без воздуха, человек просто не может существовать. Казалось бы, что может быть проще, чем сделать глоток воды? Но уже в первых строчках стихотворения мы узнаем, что для лирической героини это представляет определенную трудность:

Воду страшно трудно писать —

и пить тоже, ведь правда? Страшно трудно

пить воду.

Нужно пить по восемь стаканов в день — твердит Люси,

только это выше моих сил.

Вода имеет богатую амбивалентную символику: это prima materia, которая обеспечивает существование жизни, однако она также скрывает опасность; это символ непроявленного, связанный со сферой эмоций, чувств, с интуицией и подсознанием. Кроме того, символика воды отсылает нас к таинственным сферам архетипической женской энергии. Вода способна уничтожить, но одновременно возродить и очистить. Неожиданность трактовки воды в поэзии Тары Бёрджин отличается тем, что символический смысл этого образа глубоко запрятан в повседневную оболочку, а что в нашей жизни может быть проще, чем выпить стакан воды? Поэтесса использует прием остранения², заставляя читателя взглянуть как будто в первый раз на то, что мы привыкли принимать как аксиому. В этом Таре Бёрджин помогает второе стихотворение цикла: «Школа актерского мастерства». Актеру, чтобы хорошо сыграть свою роль, приходится учиться «проживать» привычные, доведенные до автоматизма состояния и действия, а для этого ему необходимо отрефлексировать их, освободив от бессознательной механистичности:

Теперь нам нужно учиться пить воду,

когда ее нет.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Глотать воздух, учит нас Режиссер,

вероятно, не очень похоже на то, как глотают воду.

А для наших целей нам нужно,

чтобы в каждом действии, которое мы выполняем,

было достаточно телесной правды.

Заключительное стихотворение цикла эксплицирует все то, что подспудно вызревало в двух первых стихотворениях, в заглавии: «Вода — это трудно». Здесь вода с первых строчек представлена как физический элемент, как жидкость, состоящая из кислорода и водорода. Но по мере того, как разворачивается авторская мысль, становится ясно, что в представлении человека вода не сводится к своей физической материальной природе: она и есть жизнь во всей ее сложности, многообразии и переменчивой текучести:

И Люси стоит пред тобой, вода, на коленях,

признаваясь в том, что ей будет трудно поверить.

«Что она делает, что она делает? —

задается она вопросом, — кроме того, что уходит?»

В этих словах подхватывается еще один ключевой для цикла мотив, который был задан во втором стихотворении, — мотив прихода и ухода:

Режиссер нам сказал, что красиво уйти есть искусство.

Не менее важное в жизни актерской,

сказал он,

чем искусство войти.

И хотя уменье войти чуть более ценно,

Уменье уйти может стать переломным моментом в карьере.

И пусть речь здесь идет об уроке театрального мастерства, мы помним, что «мир — театр», и поэтому легко понимаем, что в контексте стихотворения Тары Бёрджин справедливым оказывается и обратное: «театр — жизнь», и прочитываем эти строки как философское обобщение.

Финальные строчки последнего стихотворения триптиха соединяют образ воды и мотив прихода и ухода в единое нерасторжимое целое: вода — это трудно, потому что в ней сплетены жизнь и смерть, физиологическая необходимость и боль; новое может родиться только через отрицание старого в страдании и напряжении сил:

вода должна треснуть,

чтобы мы смогли войти и жить.

Отчего вода и связанные с ней переживания так значимы для поэтессы? Ответ, по-видимому, следует искать в ее ирландском происхождении. Жизнь на небольшом острове, изобилующем дивной красоты озерами и окруженном водами океана, не может не сообщить жителю Ирландии особенного чувства к водной стихии, соединяющего восхищение ее живительными силами и уважение к ее безграничной мощи.

Склонность сборника к циклизации подтверждают и «Сонеты к Трейси» («Sonnets for Tracey»), которые представлены самой поэтессой как цикл, имеющий общее заглавие и состоящий из четырех частей, обозначенных помимо названий номерами.

Узнать сонет в четырех стихотворениях, данных Тарой Бёрджин под этим названием, может оказаться затруднительно. Скорее можно говорить о том, что в формальной организации стихотворений присутствует аллюзия на сонет. Тексты состоят из четырнадцати строк, причем в трех стихотворениях в соответствии с правилом «шекспировского» сонета в конце выделено заключительное двустишие, в одном же — вопреки всем правилам — единственная строчка. Первое стихотворение цикла открывается стилизующим междометием «О», и каждый его стих начинается с заглавной буквы (прием, давно отброшенный англоязычной поэзией как архаический).

1. Здесь и далее приводятся переводы автора статьи.[↩]
2. Подзаголовок рецензии поэта Шона О’Брайена в «Гардиан» («Уверенный дебют, который осмеливается отклониться от привычного») делает акцент именно на этой черте поэзии Тары Бёрджин. См.: O’Brien S. An confident debut that dares to astray from the familiar// The Guardian. 2014. 14 February. http://www.theguardian.com/ books/2014/feb/14/this-yarrow-tara-bergin-review.[↩]