Полузабытая страница истории английского романа
Б. Б. Ремизов, Элизабет Гаскелл. Очерк жизни и творчества, «Вища школа», Киев, 1974, 172 стр.
Наследие Гаскелл давно и по праву требовало глубокого и всестороннего изучения, а в некоторых вопросах и переоценки. Между тем литература о Гаскелл весьма скудна; главным объектом исследований до недавнего времени оставался роман «Мэри Бартон» – бесспорно значительное, но все же не единственное заслуживающее внимания произведение писательницы.
Б. Ремизов, автор монографии «Элизабет Гаскелл. Очерк жизни и творчества», ставил перед собой задачу проследить идейно-художественную эволюцию писательницы, ее сложный творческий путь. Ему удалось охватить наследие Гаскелл во всем его многообразии: ведь Гаскелл писала не только крупные романы, ее перу принадлежит непревзойденная биография Ш. Бронте, с которой ее связывала дружба, а также целый ряд статей и рецензий, формулирующих ее эстетическое кредо. Особенно ценным представляется стремление автора выявить художественное новаторство произведений Гаскелл, созданных после 1848 года. Специальный раздел книги посвящен новеллистике Гаскелл, значительной по объему и по эстетической ценности, к тому же наименее известной у нас.
Широко использована в работе переписка Гаскелл, полностью опубликованная в Англии только в 1967 году. Возможность познакомиться с наследием писательницы в полном объеме, несомненно, способствовала объективности и точности общих выводов и оценок Б. Ремизова.
Своеобразным традиционным эталоном при изучении творчества Гаскелл служит роман «Мэри Бартон». Это и понятно: первая (по времени создания) книга писательницы остается уникальной для всего английского критического реализма XIX века. При всей непоследовательности авторской позиции роман «Мэри Бартон» помог читателям увидеть закономерность и грозную силу революционных выступлений пролетариата, стал для своего времени документом опасной взрывчатой силы – что убедительно показано в монографии Б. Ремизова. Сопоставляя «Мэри Бартон» с написанным в ту же пору «Домби и сыном» Диккенса, исследователь не без основания заключает, что «социальный план обличения капиталистов – преимущество писательницы по сравнению с Диккенсом, разоблачавшим буржуазию главным образом в моральном плане, хотя и с гораздо большей сатирической силой, чем Гаскелл». В этом, прежде всего, и проявилось новаторство писательницы, поведшей атаку на буржуазию не только с традиционных для английской литературы этических, но и с социальных позиций. Наиболее интересными представляются наблюдения В. Ремизова, касающиеся принципов художественной организации повествования в «Мэри Бартон».
Новое исследователь вносит и в оценку поздних произведете Гаскелл. Бесспорным достоинством монографии является стремление автора разобраться в сложностях и противоречиях творчества писательницы 50 – 60-х годов, объективно оценить плодотворные тенденции ее литературной деятельности послечартистской поры.
Б. Ремизов верно определил характерное для произведений Гаскелл того времени перемещение трагического из социальной сферы в психологическую. Нельзя не признать вместе с исследователем, что это вело к немалым потерям, особенно заметным в художественном решении образов рабочих в романе «Север и Юг», к «размытости» его социальной проблематики. В этом романе наиболее отчетливо проявились черты переходного периода в развитии не только творчества его автора, но и английского романа второй половины XIX века в целом. Обусловленные у каждого отдельного художника определенными субъективными факторами, объективно эти черты были связаны с изменением общественно-экономической ситуации в стране.
Как роман социальный (а именно таким он и был задуман автором), к тому же отделенный от «Мэри Бартон» сравнительно короткой временной дистанцией, он невольно напрашивается на сравнение с «Мэри Бартон», и это сравнение бывало обычно не в пользу «Севера и Юга».
Исследователь характеризует книгу «как переходное явление от реалистического изображения борьбы пролетариата… к его натуралистическому изображению…». Действительно, как роман социально-обличительный «Север и Юг» уступает «Мэри Бартон», развивая утопические идеи классового мира.
Нельзя не согласиться с тем, что усиливавшиеся примиренческие настроения писательницы опирались, в свою очередь, на весьма распространенные тогда теории, дававшие «биологические доказательства» реальности единения антагонистических классов. Это лишний раз подтверждает, что истоки английского натурализма восходят к середине прошлого столетия и что это литературное явление имело в Англии национальные корни.
Не менее важна попытка Б. Ремизова показать, что эволюция Гаскелл после «Мэри Бартон» сопровождалась существенными творческими завоеваниями, прежде всего стремлением преодолеть некоторую упрощенность в раскрытии психологии своих персонажей. Автору исследования удалось преодолеть бытовавшее толкование развития писательницы как постепенного спуска с вершины, достигнутой в «Мэри Бартон».
Новаторская сущность ее последующего творчества заключается, согласно определению Б. Ремизова, «в глубоком, особенно тонком и многообразном психологическом анализе образов… которого не было ни в одном из прежних крупных произведений писательницы». С этим нельзя не согласиться. Непосредственно это суждение относится к последнему роману Гаскелл «Жены и дочери», пожалуй, впервые столь внимательно прочитанному. Исследователь усматривает в нем – и не без оснований – черты романа нового типа, «который вошел в английскую прозу с творчеством Дж. Элиот, был развит Г. Джеймсом и отличает современную английскую литературу».
Таким образом, актуальность творчества Гаскелл Б. Ремизов справедливо видит не только в том, что писательница смело касалась вопросов, волнующих ее соотечественников до сих пор, но и в том, что она предвосхитила некоторые тенденции, характерные для всего последующего развития английского романа, вплоть до наших дней.
При несомненных достоинствах, монография Б. Ремизова не свободна от недостатков. Так, анализируя роман «Мэри Бартон», Б. Ремизов порой повторяет ошибку предыдущих исследователей: художественную полноценность созданных Гаскелл образов он поверяет прямым соотнесением их с действительностью, не в полной мере учитывая то, что социально-классовое в характерах героев не всегда индивидуализировано писательницей, что зачастую характеры здесь грешат иллюстративностью, несмотря на актуальность затронутых в романе проблем.
Эволюцию Гаскелл после «Мэри Бартон» исследователь связывает непосредственно с эволюцией чартистского движения, недостаточно обращая внимание на другие стороны общественного климата, на изменившиеся требования нового времени.
В своих рассуждениях Б. Ремизов недооценивает этот фактор времени, а он многое проясняет и в проблематике другого романа Гаскелл – «Север и Юг», – во внутреннем смещении его тематических центров.
Пожалуй, оценка Б. Ремизовым этого романа наиболее спорна.
Объявляя роман «большой неудачей писательницы, печальным свидетельством значительной ее уступки официальной идеологии…», Б. Ремизов слишком легко сбрасывает со счетов очевидные художественные достижения Гаскелл, им же самим признаваемые. Это, прежде всего более глубокая и психологически более тонкая, чем в первом романе, разработка характеров. Конечно, разоблачительная сила, например, образа Торнтона значительно слабее, чем образа Карсона («Мэри Бартон»). Но вряд ли можно согласиться с тем, что «черты гуманности, справедливости и интеллектуальности» буквально навязаны Торнтону Гаскелл «вопреки своей же разоблачительной характеристике Торнтона-капиталиста».
Дело, на наш взгляд, заключается не в стремлении идеализировать Торнтона, как считает Б. Ремизов. Писательница предприняла попытку не просто создать образ, сконцентрировавший в себе наиболее типичные черты определенного класса, но разработать характер «объемный», нарисованный не одной краской. Может быть, Гаскелл не удалось еще убедительно раскрыть диалектику сложного, противоречивого характера, как это сумела сделать впоследствии Элиот, но нельзя не признать, что писательница добилась немалых успехов в воссоздании внутреннего мира своих героев.
Подводя итоги, следует сказать, что Б. Ремизов сумел по-новому подойти к наследию крупной писательницы и сказать о ней так, как до сих пор критика еще не говорила. При этом читатель ощущает внутреннюю, а нередко слышит и открытую полемику исследователя с буржуазными интерпретаторами Гаскелл, пытающимися и по сей день «не замечать» антибуржуазной направленности ее творчества.