Поэзия не умирает

Один живший в XIX веке крупный немецкий историк эллинизма пренебрежительно назвал иудейский народ «нацией, не дорожащей своим языком». Но скажем несколько иначе: еще в эллинистическое время (и даже до него) иудеи, торопившиеся сообщить всем свою религиозную истину, с легкостью переходили на тогдашние «региональные» и мировые языки. Однако и то наречие, на котором создано Пятикнижие Моисеево, продолжало свое бытие и, на столетия выпав из домашнего обихода, оставалось не только торжественным языком богослужения, но и языком литературы. Израильский поэт Т. Карми, составитель английской антологии ивритской поэзии, сказал о судьбе этого «застывшею, как магма», языка: «На этом языке писали, толковали Ученые, но не говорили».

Но вот древнееврейский язык, по воле одного подвижника превратившийся в современный иврит, чудесным образом преобразился и «заговорил». Наблюдавшие это чудо воочию и осознавшие значение небывалого события деятели мировой культуры преисполнялись сочувствия и старались чем-нибудь помочь чуду… В Российской империи – в нелегких условиях религиозных стеснений и административных ограничений – тогда пребывала почти половина живших на земном шаре евреев. Русская интеллигенция сочувствовала и этому национальному меньшинству. На русский язык уже давно переводились произведения еврейских авторов, писавших на языке идиш. Новая же ивритская литература была явно ориентирована на будущую жизнь евреев в стране, некогда принадлежавшей их праотцам… И вот (это сейчас подзабыто) ивритских поэтов стали переводить вдохновленные свежим веянием свершающейся истории лучшие лирики русского серебряного века. Тогда-то и Евгений Вахтангов стал руководителем еврейского театра «Габима» (здание этого театра дивной красоты ныне находится в центре Тель-Авива)…

Вышедшая на Урале антология стихотворных переводов с иврита «Тридцать три века еврейской поэзии» (Екатеринбург – Каменск-Уральский, 1997), изобретательно оформленная художником И. Вишней, по идее должна представить русскому читателю общую картину и стать неким итогом. В книге пять разделов, в каждом из которых несколько эпох и много стран, пройденных изгнанным народом. От «Песни Деборы» и псалмов к молитвам эпохи рассеяния, к газелям и рубай мусульманского средневековья, к сонетам и октавам Ренессанса, к стихам и поэмам века Просвещения и национального возрождения, к современным верлибрам, наиновейшим псалмам… И только единством языка обеспечена цельность столь протяженной литературы.

В Армении ежегодно празднуется освященный церковью День переводчика. Предполагается, что это – праздник Писателя, день Литературы вообще. В старину казалась нелепой мысль о том, что после Писания что-то еще можно писать от себя. Все, что оставалось делать писателю, – вновь и вновь переводить Библию, внося в вечные ситуации краски своего времени… Тем более трудно творить на языке, словами которого главное сказано уже так давно. «Тридцать три века еврейской поэзии»… Конечно, эта поэзия очень древняя, но название надо принять как условное. Разве что считать первым поэтом самого боговдохновленного Законоучителя, сошедшего с Синая со скрижалями… Впрочем, может быть, это верно. Во всяком случае, надо признать: выдающиеся поэты рождались не в каждом из тридцати трех веков. Но бывали и времена дивного цветения, и одна из мощнейших эпох – средневековье в исламской Испании (Андалусии), где в содружестве с арабами возникла изумительная культура. Здесь явилось несколько великих иудейских лириков. Поэзия Соломона Габироля, Моисея ибн Эзры, Иегуды Галеви и еще целой плеяды воспламененных «высокой болезнью» песнепевцев – неповторимая страница культуры мировой. К сожалению, в России эта страница долго была запретной… Между тем в свободомыслящей, юдофильской, отзывчивой ко всем своеобразным поэтическим явлениям Грузии еще лет двадцать назад вышел сборник этих испано-еврейских поэтов, имевший большой успех. Было признаком хорошего тона приглашать переводчика Д. Аджиашвили в дома видных грузинских поэтов и в мастерские художников, устраивать вечера с чтением. Переводчик, плененный красотой старинных стихов, печалью еврейских современников Руставели, иногда плакал, и благодарные слушатели проливали слезы сочувствия… Вот наконец появились и русские переводы. Но, увы, как-то не ощущаю в душе того поэтического восторга. Раскрывшаяся панорама грандиозна, систематизация замечательна, но – что поделаешь – слишком много слабых переводов, и силу поэтов приходится угадывать. Антология переполнена переложениями, осуществленными ее составителем Я. Либерманом, опытами аврально созданного коллектива современных перелагателей. Я думаю, что Я. Либерман является в своем исследовательском деле специалистом, его предисловие небезынтересно и толково, врезки к отдельным авторам содержательны. Но как переводчик он лишен и стиховой мощи, и стилистической тонкости. Много шероховатостей, послаблений себе. Ведут к досадным недоразумениям отступления от сложившейся русской транскрипции (которая сама по себе неотделима от культуры). Что значит, например, строка Галеви: «Горю в яванской могиле»? Нужна некоторая эрудиция, чтобы вычислить: речь идет об Ионии (Греции). Я никого не хочу уязвить и обидеть. Но составитель любой поэтической антологии, если он имеет претензии быть еще и стихотворцем, должен крайне осторожно определять меру своего участия. Великий русский поэт Владислав Ходасевич, составлявший известную антологию еврейской поэзии, посчитал, что не вправе переводить гениального Х. – Н. Бялика, отдал его другим переводчикам и ограничился преимущественно авторами второго ряда.