По шаблону
М. К. Нурмухамедов, Каракалпакская советская проза, «Фан», Ташкент, 1968, 311 стр.
Первые романы в каракалпакской литературе появились в 1958 году («Дочь рыбака» Асана Бегимова и «На берегах Аму-Дарьи» – в русском переводе «Проделки Кемекбая» – Жолмурзы Аймурзаева). В 1965 – 1966 годах в Нукусе было издано уже пятнадцать повестей и романов. О чем пишут писатели Каракалпакии? Естественно, они обращаются к темам, которые можно считать традиционными для литератур Средней Азии и Казахстана. Историческое прошлое народа, его путь к революции. Положение женщины, тяжелая, порой кровавая борьба за ее освобождение. Создание новой культуры, преодоление феодально-патриархальных пережитков и религиозного мракобесия. Все больше места занимает в литературе и жизнь наших современников: аральских рыбаков, бурильщиков Устюрта, чабанов и хлопкоробов, молодой интеллигенции.
В решение всех этих проблем и тем писатели Каракалпакии вносят известное своеобразие. Оно проявляется не только в отражении особенностей истории своего народа, его быта и обычаев, природы края, но и в художественных обобщениях, в создании запоминающихся характеров, в стилистике. Если перечитать хотя бы рассказы Т. Каипбергенова и К. Султанова, включенные в первый на русском языке сборник каракалпакских рассказов (Ташкент, 1956), познакомиться с детской повестью Т. Каипбергенова «Спасибо, учитель!» (М. 1963) и его романом «Дочь каракалпака» (М. 1968), вдуматься в судьбы персонажей романа Ж. Аймурзаева «Проделки Кемекбая» и повести У. Бекбаулова, посвященной Тарасу Шевченко (1964), то можно убедиться в том, как успешно эти писатели овладевают психологическим анализом, как отходят они от пространных описаний событий или отдельного жизненного факта, как стремятся к созданию динамичного сюжета и сложных конфликтов, к более глубокому проникновению во внутренний мир героев. И если сегодня еще и нельзя говорить о том, что каракалпакская проза достигла уровня других литератур Средней Азии и Казахстана, то целеустремленность и серьезная работа ее писателей очевидна.
Книга М. Нурмухамедова «Каракалпакская советская проза» рассказывает об истории каракалпакской прозы, о трудностях, которые преодолевали очеркисты, рассказчики, романисты Каракалпакии, овладевая приемами реалистического письма. М. Нурмухамедов пишет о родной литературе с несомненной заинтересованностью. Манера изложения его нетороплива и обстоятельна. Подкупает стремление автора быть объективным и доброжелательным критиком недостатков тех или иных произведений.
Однако заметно повысившийся уровень литературоведения и критики в наших республиках обязывает подойти к оценке этого исследования с более требовательными критериями, чем те, которые предъявлялись к подобного рода трудам раньше. Это важно сделать еще и потому, что сама каракалпакская литература – одна из самых молодых советских литератур – в последнее время обретает зрелость и выходит к всесоюзному читателю.
В монографии М. Нурмухамедова идейно-тематический анализ преобладает над художественно-эстетическим. Слишком большое место занимает пересказ содержания произведений. Все главы (композиция книги построена по хронологическому принципу) имеют единую схему: очерк, рассказ, повесть, роман. Каракалпакская литература, таким образом, представлена в эволюции этих жанров. Если уж избран такой путь, то все-таки к разным периодам следовало подходить не механически, а подчеркивать в каждом из них преобладающую роль того или иного жанра. Например, последняя, наиболее удачная глава начинается с рассмотрения очерка, хотя в конце 50-х и начале 60-х годов в каракалпакской прозе ведущее место заняли повесть и роман. Эта глава несомненно стала бы ярче и выразительней, если бы она начиналась с разговора о новом качестве, которое обрела каракалпакская проза на современном этапе.
Кажется весьма расплывчатой предложенная автором периодизация развития прозы. М. Нурмухамедов пишет: «Довоенный период каракалпакской прозы был самым ранним периодом, временем ее зарождения» (стр. 111). «Довоенный период» оказался, таким образом, очень длинным, тянущимся по существу с конца 20-х годов. Кстати, тезис о том, что каракалпакская художественная проза зародилась во второй половине 20-х годов, не получает в книге убедительного подтверждения. Сам же автор приводит даты появления первого фельетона – 1930 год, рассказа – конец 20-х.
Сосредоточив свое внимание на пересказе содержания произведений, автор меньше места уделяет их анализу. Порой критерии автора, его оценки кажутся весьма произвольными, они не подкрепляются сколько-нибудь вескими аргументами. То автору не нравится «затянувшаяся» композиция рассказа, то его удручает «неожиданная» концовка. То покажется «странным», что, например, весь рассказ Т. Сейтмамутова «Праздник колхозников» состоит из диалогов (стр. 27), то он беспощаден к рассказу Н. Кузенбаева, в котором нет диалогов (стр. 26). Но в каком соотношении и связи художественно-изобразительные средства находятся с авторским замыслом, с творческими поисками писателей, овладевающих новыми для них жанрами, наконец, с общими тенденциями развития современной советской многонациональной прозы, – остается не ясным. Пространные пересказы неожиданно заканчиваются «лаконичными» и не всегда вразумительными выводами. Вот пример: «Бегимов не просто описывает эту трагическую историю. Он прибегает к изобразительным средствам (?!)» (стр. 156).
Известно, что в истории Восточной новеллы важное место занимает композиционный принцип обрамления. Сложился жанр так называемой обрамленной повести, обрамленного рассказа. Думается, что эти давние традиции сказались и на развитии каракалпакского рассказа. Поэтому нет никаких оснований, опять же без убедительной аргументации, критиковать самый принцип обрамления, как это сделано критиком. Вот что об этом пишет М. Нурмухамедов: «И здесь автор дает неуместную справку об этой женщине (она жена одного из пастухов, пришла к мужу), которая постепенно превращается в новый рассказ о ее супружеской жизни. И хотя в этом рассказе есть социальный мотив (бай прогоняет Жиемурата на пастбище, не разрешая побыть пастуху около беременной жены), этот рассказ вставлен в повесть как инородное тело» (стр. 83). Почему же инородное? Если бы критик обратился к специальной литературе, он наверняка нашел бы другие слова для характеристики этого явления, обнаружил бы в нем следы довольно устойчивых традиций, сумел бы определить и меру новаторства каракалпакского писателя.
В книге М. Нурмухамедова несколько раз высказывается мысль о благотворном влиянии на развитие каракалпакской литературы процесса взаимодействия и взаимосвязей братских литератур. Но, к сожалению, дальше общеизвестных положений автор не пошел. Говорится подробно о декадах и неделях национальных литератур в Каракалпакии и каракалпакской в других республиках, сообщаются данные о переводах произведений каракалпакских писателей на языки народов СССР и произведений русской и других литератур на каракалпакский язык? но о том, как конкретно сказывается влияние более развитых литератур на каракалпакскую литературу, – об этом читатель но может составить по существу никакого представления. Только один раз (стр. 228) мы встречаемся с беглым сопоставлением повести Т. Каипбергенова «Спасибо, учитель!» с повестью Ч. Айтматова «Первый учитель», но и это сравнение оказалось чисто тематическим, главным образом, чтобы подчеркнуть «приоритет» каракалпакского писателя в освоении темы. Слова о близости манер киргизского и каракалпакского писателей в дальнейшем не подтверждаются разбором. А если, кстати, и заняться таким разбором, то никакой «близости» обнаружить но удастся. Обе вещи написаны в совершенно разных тональностях.
Книга написана на русском языке. Но какой это язык! Тяжелые, а иногда и искаженные грамматические конструкции, неуклюжий синтаксис, канцеляризмы, словосочетания, подобные, например, «эмоциональным чувствам» (стр. 81), множество опечаток… Редактура книги оставляет желать лучшего. Плохой язык несомненно ограничит и воспитательное значение книги и сузит круг ее читателей.
Надо надеяться, что исследователи еще раскроют во всей полноте успехи каракалпакской литературы, поучительный путь ее развития.