Пластмассовый век русской поэзии

Одной из установок классической эстетики, вызывающей сегодня множество критических замечаний, являлось отожде­ствление художественного и эстетического. Разрыв между этими сферами максимально наглядно проявляет себя в феномене contemporary art. Эстетическое оказывается не просто нетождественным художественному: их взаимоотношения предельно проблематизируются.

Проблему эстетики искусства обозревает в своей знаменитой работе Поль Зифф, утверждая, что древняя амфора может быть искусством, а вот современная банка с супом, к сожалению, нет [Зифф 1997: 63]. Спустя десять лет Энди Уорхол сделал принты банок с бобами и обогатился, возвещая о расцвете эпохи поп-арта.

Современная поэзия, как и любое современное искусство, переживает кризис самоопределения, в результате которого отличить подлинное искусство от пародии на него стало практически невозможно. После лавирования по калейдоскопичной вседозволенности Сети, разумеется, появляется желание расставить точки над «i» с помощью единственных доступных поэтических институтов — журналов или премий. Однако после прочтения череды современных авторских строк, одобренных «сверху», возникают вопросы — действительно ли это лучшее, на что способна современная русская поэзия? Пространные объяснения авторов про соотношение их текстов с тем, что Деррида деконструировал у Платона, или про представление ими пространства современной русской поэзии как ризомы Делеза не спасают ситуацию, напоминая всего лишь дешевый неймдроппинг и нагромождение псевдосмыслов, внешней надстройки вокруг пустоты.

Громкие имена упомянуты здесь не случайно, ведь апелляция к собою же установленным авторитетам — один из излюбленных методов легитимизации творчества в наше время. Без отсылки к французским философам или советским «контр­культурщикам» вроде Пригова или Драгомощенко не обходятся ни сами строки современных авторов, ни туманные хвалебные рецензии на их творчество. И вряд ли длинный перечень журналов в «Журнальном зале» поможет отыскать творческую жемчужину или самодостаточного автора: в основном вы наткнетесь на вялые попытки эпатажа и тысячекратно повторенное пережевывание, прямо скажем, не самого прогрессивного опыта «неподцензурщиков» 1970-х, которые выступают неоспоримой иконой поэтического вкуса и недостижимым идеалом творческой свободы.

Свободы ли?

Но хватит о прошлом. Для стороннего читателя, в качестве которого я сейчас выступаю, конечный предмет искусства имеет гораздо бóльшую ценность, чем подоплека и история, которая к нему привела. Взращивая слепое подражание, авторы приходят к невозможности свободомыслия и убивают все авторское, превращая собственные тексты в заметки на чужих полях. Статья представляет собой частное мнение о проблемах современной русской поэзии: попытку посмотреть изнутри — и одновременно со стороны, взглядом «сетевика», человека, непричастного к журнальной «кухне».

Ингрупповой фаворитизм как основной инструмент понимания эстетического и поэтического

Бóльшая часть статей обозревает феномен современной поэзии не в целом, а через грызню с соседними журналами/сообществами. Идея о том, чтобы постараться быть вне направлений и не пытаться обелить одних и очернить других, а только разобраться, куда же идти, кажется в современных реалиях невыполнимой. Прислушиваться к любой из сторон этого вечного спора (вспомним лебедя, рака и щуку) бессмысленно: раздробленность и отсутствие общих представлений о творческих ориентирах раз за разом приводят нас в ловушку ингруппового фаворитизма, согласно которому автор прекрасен не потому, что он хорошо пишет, а потому, что обитает в определенной среде.

Разумеется, для тех, кто не ограничивается одной группой по интересам, существуют оправдательные схемы: ведь если автор и участвует в соседнем журнале — так это же по доброте душевной, да и надо же где-то издаваться. Убедить читателя, что его журнал, премия, сообщество — самые правильные, со слепой верой язычника попытается любой, даже самый слабопричастный участник текущего литпроцесса.