Письма о сонетах

Вся власть сонетам!

В пору, когда русские поэты стали сочинять множество сонетов, Александр Блок назвал сонет «умирающим»: «Возвестить о смерти вечной / Умирающим сонетом…» Правда, эти строки остались в черновике. Вычеркнутое Блоком мы прочли, а предвзятое отношение к сонетной форме в послеблоковские советские времена восторжествовало. Но не навсегда.

Когда сонеты в нашей поэзии начали появляться все чаще и я взялся за составление антологии русского сонета, то не раз услышал, что это чуждая нам форма, искусственная и что вряд ли наберется русских сонетов на серьезную книгу.

Набралось на два тома, и многое в них не вошло — по разным причинам. Особенно в первый, вышедший в 1983 году (в издательстве «Советская Россия»), — Гумилев, Гиппиус, Ходасевич… Их удалили из рукописи без объяснений. Из мандельштамовских сонетов оставили три, начальственно посетовав: «Что-то много стали издавать Мандельштама…» Сонет Сергея Есенина «Польша» убрали в связи с тогдашними польскими событиями. Составляя второй том (он вышел в 1987-м) во времена быстро менявшиеся, я обращался ко многим поэтам, «не презиравшим сонета». Поэты охотно откликались. Их письма небезынтересны.

Арсений Александрович Тарковский писал:

10.06.1986

Уважаемый Борис Николаевич!

Простите, что не сразу ответил на Ваше любезное письмо — я не живу сейчас дома (капитальный ремонт), горячо благодарю Вас за внимание к моим стихам. Высылаю Вам написанные мною с 1941 по 1967 год сонеты (в двух экземплярах, как Вы просили) — всего девять сонетов.

Все эти сонеты были опубликованы в издательстве «Советский писатель» и в издат-ве «Художественная литература», а три из них — «Могила поэта» и «Памяти Ахматовой» — еще и в издательстве «Мерани» — Тбилиси.

Кланяюсь и душевно благодарю Вас.

А. Тарковский

Но кроме присланных, я разыскал у поэта еще несколько сонетов. Он ответил:

27.06.1986

Дорогой и уважаемый Борис Николаевич!

Благодарю Вас за все Ваши хлопоты. Все эти мои сонеты, сейчас обнаруженные Вами (четыре сонета), написаны в семидесятые годы. Более точных дат установить не могу, потому что у нас дома капитальный ремонт, поэтому я живу не дома и ни до чего добраться не могу. Думаю, что все эти стихи можно включить в Вашу книгу. Сомневаюсь только насчет «безголового». А впрочем — оставляю на Ваше усмотрение. Глубоко Вам признателен.

А. Тарковский

В следующем письме Тарковский писал уже не о себе:

24.07.1986

Уважаемый Борис Николаевич!

Я послал Вам с оказией свои сонеты — надеюсь, Вы их получили.

А теперь осмеливаюсь предложить Вам три очень хороших, на мой взгляд, сонета прекрасного, но, к сожалению, не получившего широкой известности поэта — Марии Петровых.

Предлагаю это на тот случай, если маленькая книжка стихов М. Петровых, выпущенная небольшим тиражом в издательстве «Советский писатель», могла не привлечь к себе Вашего внимания.

В этом году в издательстве «Советакан Грох» в Ереване вышла книга ее стихов и переводов, а также воспоминаний о ней современников. Но в Москве, насколько мне известно, эта книга, озаглавленная «Черта горизонта», не появлялась (мне ее привезли из Грозного).

Еще хочется прибавить, что А. А. Ахматова тоже очень высоко ценила поэзию Марии Сергеевны. Она (по свидетельству В. Адмони — «Черта горизонта») отзывалась о Петровых так: «самобытный и точный» русский поэт, и еще: стихотворение М. Петровых «Назначь мне свидание на этом свете», по словам А. Ахматовой, — «одно из лучших любовных стихотворений двадцатого века». Это в книге «Черта горизонта», где есть немало и других высоких оценок творчества М. Петровых ее современниками.

С уважением,

А. Тарковский

Книгу Петровых «Предназначение», вышедшую в «Советском писателе», мне подарил Михаил Александрович Дудин, заботливо отметив те же три сонета. Но Тарковский умолчал о том, что книга вышла с его предисловием, в котором о Марии Петровых говорилось: «…она поистине большой русский поэт». Нет, Арсений Александрович убеждает меня авторитетом Ахматовой, о себе молчит.

Бывая в Переделкине, где Тарковский подолгу живал, я не раз видел его сидящим у входа в Дом творчества, чаще всего не одного. 29 ноября 1982-го в Доме литераторов прошел творческий вечер Тарковского в честь его 75-летия. Без юбилейных эпитетов. Помню, как он читал стихи, как переполненный зал вслушивался в узнаваемо надтреснутый голос, в благородно безыскусное чтение, как, сказав несколько слов, пел в его честь Козловский…

В 1983 году в «Современнике», где я тогда работал, издали книгу Арсения Тарковского «Стихи разных лет». Издали плохо, тесно, на рыхлой бумаге. Тогдашний завредакцией, боявшийся «скрыпу тележного» и начальствующих, недовольно бурчал: «Старый поэт, а подсунул не апробированные стихи…»

Мария Петровых была другом Тарковского с той поры, когда они учились на Высших литературных курсах Моспрофобра. В предисловии к «Предназначению» он пишет, что раздел ее ранних стихов «можно было бы начать стихами не 1927-го, а 1925-го года». В том году они познакомились. Но и в собрание сочинений Тарковского можно было бы включить его юношеское четверостишие «Свеча» (1926), о котором поэт никогда не вспоминал:

Мерцая желтым язычком,

Свеча все больше оплывает.

Вот так и мы с тобой живем:

Душа горит и тело тает.

Четверостишие опубликовано в студенческом сборнике «Две зари» (1929). Вместе с Тарковским и Петровых на курсах учился Даниил Андреев. Но об этом я узнал позже. Позже побывал в уютном Доме ветеранов кино, где переживали капитальный ремонт Тарковские в пору нашей переписки. Там я навещал другого поэта, друга Даниила Андреева, тоже представленного в антологии сонета и тоже знавшего Марию Петровых, Виктора Михайловича Василенко.

Не только о себе хлопотал и Лев Адольфович Озеров. Присылая цикл своих сонетов, он писал: «Посылаю сонет Льва Горнунга, поэта, ослепшего на войне. Он дружил с Ахматовой и Пастернаком». Спрашивал: «Известны ли Вам сонеты Ю. Верховского, И. Сельвинского?» И добавлял: «…о сонетах А. Кочеткова сообщу вам позднее…»

Ленинградский поэт Всеволод Борисович Азаров поведал, что он председатель комиссии по литературному наследству Вс. Рождественского, у которого «есть и оригинальные образцы сонетов, и блистательные переводы». Вот следующее письмо Азарова:

3.09.1986

Уважаемый Борис Николаевич!

Посылаю свои сонеты, а также сонеты моих погибших товарищей Юрия Алексеевича Инге и Алексея Алексеевича Лебедева.

Оба они были моряками, только один профессионал — штурман подводной лодки «Л 2», а второй военный журналист.

Погибли они почти в одночасье, Инге 28 августа 41 г. в таллинском переходе, Лебедев в ночь на 14 ноября l941-го. Датировка под стихами установлена по рукописям и прижизненным изданиям.

В моем цикле «Поздний мед» я пишу и о гибели Лебедева, а в «Звездном перевале» о Инге.

В целом же «Звездный перевал» посвящен замечательному астроному Козыреву, беседы с которым подсказали мне развитие сюжета. Я передал Ваше приглашение Семену Ботвиннику и Вячеславу Кузнецову.

Привлекал сонет и Багрицкого, посмотрите в сборнике воспоминаний о нем эссе Л. Я. Гинзбург.

Если что-либо вспомню, сообщу. Но я уверен, что Вы знаете предмет в совершенстве.

Вам, вероятно, пишет Мелентьев из Саранска, собирающий венки, он достался мне в наследство от чудаков, с которыми переписывался Вс. А. Рождественский. Другой, из Херсона, фотографировал необычные по форме облака и собирал о них стихи.

Наша культура и, естественно, поэзия держится на таких чудаках. Ловец облаков, М. Н. Фомин, был статистиком. Мелентьев — профессиональный каменщик.

Желаю Вам успеха в работе над вторым томом. Первый очень хорош. А кто готовил аналогичное издание в «Московском рабочем»?

С дружеским рукопожатием,

Всеволод Азаров

Чуть позже откликнулся Вадим Сергеевич Шефнер:

30.09.1986

Многоуважаемый Борис Николаевич!

Простите, отвечаю на письмо Ваше с изрядным опозданием. Впрочем, оно (опоздание) в какой-то степени простительно: я был в отъезде, а письмо Ваше меня в Питере поджидало.

Сонетов я давно не пишу. Последний сонет написал в 1943 году. С той поры — ни одного. Мне стало казаться, что эта форма не вполне естественна, что усложненные строфика и рифмовка заставляют меня как-то подгонять под них мысли, лишают меня оперативного простора. Это, разумеется, ощущение сугубо индивидуальное. В русской поэзии есть прекрасные сонеты, и читаю я их с таким же восхищением, как и прочие стихи их авторов (простите за громоздкую фразу).

Из шести своих сонетов я отобрал четыре — и шлю Вам. Два из них — «Неправильный сонет» и «Надпись на портрете» — были опубликованы в первой моей книжке стихов «Светлый берег», увидевшей свет в издательстве «Художественная литература» в Ленинграде (1940 год). Два других — «Вонзая бивни света в темноту…» и «Сонет под огнем» — напечатаны в книжке «Пригород» («Советский писатель», Ленинград, 1946 год). С тех пор они не переиздавались.

Всего Вам доброго!

С уважением и приветом из Питера,

Вадим Шефнер

И Михаил Александрович Дудин, любя «певучую музыку сонета», время от времени вспоминал о моем сонетолюбии. В сентябре 1984-го: «Посылаю Вам очень хорошее издание Галактиона Табидзе (он тоже сонеты писал) и один свой иронический сонет, который я написал в этом году». Это был «Сонет из аллеи Анны Керн». А в сентябре 1986 года, радостно поприветствовав выход книги верлибров Геннадия Алексеева (этому сам Михаил Александрович настойчиво способствовал), он добавлял: «Кстати о сонетах. Я был в Михайловском и написал там десять сонетов, которые тебе и посылаю».

Ответил из Пярну Давид Самойлов:

Сонетов в жизни писал много, но все они шутливые (или непристойные). Почему-то всегда считал, что современному поэту сонет годится «для тренировки» и переведен в ранг «легкой поэзии». Не обижайтесь, если к современному сонету относитесь серьезно (23.09.1986).

Позже я с тем бóльшим интересом слушал доклад стиховеда Вадима Баевского «Sonetto di proposta, sonetto di risposta» о «домашних» сонетах Самойлова на сонетном симпозиуме в Тбилиси.

Сонет — коварная форма. Заданную версификационную завершенность легко принять за собственное уменье. А стихотворцы часто себя не слышат. Оттого редким удается сделать сонетные закономерности естественными как дыхание, не мешающими живому звуку. Сочинение сонетов проще всего превратить в метроманские упражнения. Поэтому иные поэты с опаской относятся к сонетной строфике. Может быть, потому последователен в холодности к сонету Александр Кушнер, ответивший вежливо и лапидарно: «Спасибо за любезное приглашение стать одним из авторов Вашего сборника, но у меня нет ни одного сонета».

Сергей Александрович Поделков, предложив пять сонетов (24 июля 1986), деловито сообщал: «У меня есть 3 сонета (ненапечатанных), но их надо искать в архиве, а некогда — я занят работой над поэмой о Ленине…» Успел ли старый поэт закончить поэму до грозного конца перестройки?

С деловитой уверенностью перешедший от верлибров к заданной архитектонике венка сонета, Владимир Солоухин писал: «Буду рад, если мои «венки» войдут в составленный Вами сборник».

А вот «сонетное» письмо Юнны Мориц, которая после того, как я позволил себе покритиковать — естественно, с подобающей скромностью — два ее стихотворения, кажется, стала смотреть на меня весьма косо:

15.09.1986

Дорогой Боря,

выполняю свое обещание, посылаю 4 сонета из цикла «Воля высших сил». Это как бы мой «дневник настроений», где переплетаются «бренная» действительность и фрагменты истории, почерпнутые мною из греческой поэзии, которую я долго переводила. ХХ век для греков — нескончаемый кошмар, поэтому они знают и понимают свою историю с мудростью удивительной, то есть без вранья.