Ольга Розенблюм. «…Ожидание большой перемены»: Биография, стихи и проза Булата Окуджавы

Ольга Р о з е н б л ю м. «…Ожидание большой перемены»: Биография, стихи и проза Булата Окуджавы. М.: РГГУ, 2013. 538 с.

Книга Ольги Розенблюм интригует уже своим подзаголовком — «биография, стихи и проза Булата Окуджавы», обещая целостное рассмотрение творческого пути поэта. Однако уже предисловие серьезно корректирует эти ожидания, свидетельствуя, что перед нами не традиционная биография, а книга об истоках формирования творческой личности Окуджавы — «того, что было недавно, что еще живо, здесь почти нет» (с. 9).

Сомнения, возникающие у читателя, развеивает обзор обширных материалов (в том числе крайне труднодоступных), использованных в работе: здесь и интервью с друзьями и знакомыми поэта, и воспоминания и т. п. Свой исследовательский метод О. Розенблюм формулирует довольно четко («Каждая написанная биография — это не просто события, это история, увиденная так, а не иначе», с. 11) и последовательно реализует его на протяжении всей книги.

Ракурс рассмотрения личностного и художественного «самостоянья» Окуджавы связан с темой противоборства, сопротивления инерции и косности, с многочисленными «вопреки», пробиванием к себе, к своему языку, к читателю и слушателю, к своим темам, которые поэт в итоге «нашел в собственном прошлом и в самом процессе этого поиска» (с. 271). Этот энергийный сюжет определяет нерв книги, перед читателем — история постепенного и нелегкого осмысления своего предназначения как миссии, требующей большой чести и достоинства — качеств, которые медленно проращивал в себе Окуджава и которые поданы в работе без всякой лакировки и ложного пафоса. Именно это интересует Розенблюм, а не «история большого поэта» (с. 5). По словам Розенблюм, «биография Окуджавы — это история человека состоявшегося, не просто реализовавшего свои возможности вопреки обстоятельствам, которые этому мешали, но и реализовавшего их так, что он точно знал, где в учебнике по русской литературе ему обеспечена глава» (с. 14).

В основной, биографической части книги показано, как формировался Окуджава, в семье которого слово «карьера» было невозможно без более точного — «служение» (с. 23). Картина взросления и созревания поэта отличается детальностью (вплоть до мелочей быта, напрямую к повествованию не относящихся), объективностью и стереоскопичностью. Прилагаемые к некоторым из глав документы, письма и интервью создают своеобразную мозаику, демонстрирующую вмешательство Большой истории в частную, но во многом соразмерную ей историю одной судьбы. Это взаимопросвечивание двух историй в значительной степени формирует специфическое обаяние книги.

Подкупает, что образ Окуджавы дан в книге без всякого пафосного ореола, нарочитой идеализации, что соответствует облику самого поэта, всегда избегавшего ложного пафоса. Конкретная детальность, нюансировка (так, военные будни Окуджавы описаны вплоть до распорядка дня в его бригаде), глубина и живая заинтересованность, добросовестность, критическая верификация источников проявляются, в частности, в реконструкции психологических жестов героев книги (например, поведения Шалвы Окуджавы на допросах). Причем автор оперирует не только фактами, но дает разные версии, что и работает на отмеченную выше стереоскопичность повествования и его увлекательность. В сюжетный круг вовлекается множество персонажей, и рельефность прорисовки их образов напрямую соотносится с их ролью в судьбе Окуджавы (таковы, к примеру, Г. Крейтан, Н. Панченко, Г. Левин и др.).

Одна из лейтмотивных «скреп» книги — связь творчества и вины, «натворенного» и «сотворенного», трудной расплаты за ошибки. Вины как итога, с которым человек подходит к последнему пределу: к «мгле могильной», где «уже совмещены / зов судьбы, ладонь бессильная, / запах пота и вины» (с. 65). Другой ключевой темой оказывается тема поколения — «нас», рассматриваемая в аспектах «позитивной» и «негативной» идентичности, «традиции, преемственности, разрыва» (с. 87).

Автор не обходит вниманием практически ни один важный для жизни и творчества Окуджавы указанного периода компонент, будь то место, событие или что-то еще. Так, воспетый поэтом Арбат воссоздается в его атмосферности, выступая своего рода хронотопом жизнетворчества, где переплелись романтика и повседневность, демократичность и жесткость, где царил «возвышенный грохот» (с. 105) страстей.

И все же по прочтении книги ответить на вопрос — откуда вырос знакомый нам всем Окуджава — не так просто. При всей смысловой объемности книги, в процессе чтения временами ловишь себя на мысли о том, что в книге не хватает фигуры зрелого Окуджавы периода 60-90-х годов. И в свете этих субъективных ощущений прописанная в предисловии этическая, «оправдательная» мотивировка нежелания рассказывать об «истории большого поэта» (с. 5) — «Об Окуджаве писать очень неловко. Неловко писать о человеке, который много лет говорил об уважении к личному, приватному» (с. 5) — не кажется достаточной.

Константин КОМАРОВ

г. Екатеринбург