Об экспрессионизме

Поразительно устроено человеческое сознание, быстро меняющее свои, в том числе и художественные, пристрастия. Не только от поколения к поколению, но и в каждом из нас что-то, даже среди явлений самых значительных, отходит на задний план, перестает читаться. Что-то — это случается реже — вдруг снова приобретает значение, печатается, становится живым, волнует и обсуждается.

Так случилось у нас и с немецким экспрессионизмом — музейным, несмотря на все усилия исследователей, но снова ожившим, возвращенным читателю благодаря специальному номеру журнала «Иностранная литература» (2011, № 4), целиком ему посвященному. Усилиями составителя, исследователя и переводчика Татьяны Баскаковой и всех переводчиков, работавших для этого номера, перед нами заново открылось множество произведений и лиц с их биографиями, почти без исключения трагическими, — стихи и проза погибшего в 1914 году Альфреда Лихтенштейна (в переводах Алеши Прокопьева и Татьяны Баскаковой); поэзия и проза Пауля Больдта (те же переводчики), написавшего ставшее лозунгом направления стихотворение «Жеребята» (в оригинале бодрее и стремительнее: «Молодые кони! Молодые кони!» — «Junge Pferde! Junge Pferde!»); стихи Эльзы Лескер-Шюлер (переводы Евгения Воропаева); статьей о ней Ю. Годаванца и А Прокопьева представлена художница Марианна Веревкина… А рядом с ними в новых переводах не забывавшиеся авторы — Готфрид Бенн, Альфред Деблин… Я перечислила далеко не всех вошедших в номер поэтов и писателей. Некоторые не включены в публикацию, наверно, потому, что у нас более известны (Георг Тракль, Георг Гейм). Но и они занимают положенное им место в комментариях, вступлениях, предисловии. И о них Баскакова не забывает сообщить, что Г. Гейм трагически погиб в 1912 году, а Георг Тракль, скорее всего, покончил с собой в 1914-м году под Гродеком, не выдержав впечатлений от войны и госпиталя, в котором был санитаром.

Принято подчеркивать расхождения между левым журналом «Акцион» и сосредоточенным на искусстве и культуре «Штурмом». И все-таки, несмотря на расхождения и разность художественных вкусов, экспрессионизм был в целом на редкость единым направлением, сплоченным представлениями о том, что и как эти писатели и художники хотели открыть в искусстве и в мире.

Раскрывая журнал, поражаешься, как естественно совмещается тут несовместимое: трагическое, страшное, архисерьезное — и светлое, юмористическое, игровое, шутовское, фантастическое. Совершенно немыслимое, можно сказать, монструозное смешение представляет собой поразительный роман «Бебюкин, или дилетанты чуда» Карла Эйнштейна (1912; перевод Евгения Воропаева). Здесь царят утверждение и тотчас же — его отрицание — диалектика «чуда», то есть отсутствие какой-либо закономерности. Главный герой Бебюкин, умирающий или как будто умирающий человек, и его двойник, Бëм, ведет разговоры о самых различных предметах, но, главным образом, — об основополагающих идеях и представлениях человечества: одним словом, о том, как замечает Баскакова, для чего в обычных романах не хватает места. Ницше, но и «шутник» Шопенгауэр и Платон, утвердивший «неподвижную идею» и «строгий девственный закон», тоже подвергаются сомнению. В промежутках происходят приключения с дамой Эвфемией, только что родившей ребенка, а теперь совершающей смертельно опасные полеты под куполом цирка. Но речь идет все о том же — об обычной жизни, не несущей в себе смысла, о Боге и смерти, как возможном разрешении загадки бытия…

А рядом — стихи Аугуста Штрамма, далеко не сразу завоевавшего непреходящую славу великого поэта:

Ближний бой

Солнце склон пыхтенье топот страхи

Солнце склон тупенье тлеет гнев

Солнце склон безумье брызги стали

Солнце склон сверкнув полого кровь

Кровь

И

Капли

Кап

И

Капли Капли

Глухо-так Кровь

И

Глухо-так

Дым победы сукровица

Солнца склон сверкать колоть и пачкать

Солнца склон смерть-завязь: лист из ней.

(Перевод Алеши Прокопьева)

Т. Баскакова сообщает, что Штрамм был почтовым инспектором, вел тихую размеренную жизнь, отводя творчеству время строго с четырех до восьми утра, после чего отправлялся на службу, а вечера проводил в кругу семьи. Призван в армию, погиб в 1915 году. Похоронен на кладбище в Городце (под Нижним Новгородом). Думаю, что сила этого стиха и в самой найденной автором характерной для экспрессионизма сжатости мысли и формы.

Здесь уместно сказать о главном — о художественных открытиях экспрессионизма, сделавших его, как написал Готфрид Бенн, «европейским стилем» (Г. Бенн. «Признание в экспрессионизме», 1933).

Отказавшись от миметического отражения («Реальность, это была капиталистическая идея»), экспрессионисты, особенно в поэзии, стремились охватить бесконечность. Была разработана образная система, делающая единичное частью целого, человека — частью космоса. Не признавались оковы раз принятого в стихотворении размера: изменение ритма соединяло узлы смысла. Свободным стал синтаксис: части разорванного предложения собирались в целое иного ранга. Особое значение приобретает анжабеман и обрывы — строчки состоят, как в цитировавшемся стихотворении Штрамма, подчас из одного слова. Рифма, как заключающая строку, необязательна, зато «рифмуются» слова, стоящие посередине («пыхтение» — «тупенье» в том же стихотворении Штрамма). Открылась трудно объяснимая тайна слова, расщепляющего свое значение и связывающего его с другим. Привычные тропы, например, сравнения отличало то же свойство — связывать разноположеное: «Тучи болтаются в небе, как ноги повешенного», — пишет В. Клемм в стихотворении «Скорбь». Но, главное, меняется статус первого лица: кричащее Я экспрессионизма (словом «крик» нередко характеризовали главный тон этого направления) включает в себя не частное, а всеобщее. Разбор форм экспрессионистической поэзии представлен в журнальной публикации большой статьей издателя «Штурма» Лотара Шрейера. А вышедший из экспрессионизма крупнейший немецкий романист Альфред Деблин еще в 1913 году в своем помещенном на страницах журнала критическом «Открытом обращении к Маринетти» противопоставил поверхностное, «вещное» понимание реальности в итальянском футуризме открытиям экспрессионизма.

Экспрессионизм не нашел понимания в двадцатых годах в сосредоточенной на конкретности литературе так называемой «Новой вещности». В немецкой поэзии эти открытия были восприняты и развиты после фашизма и Второй мировой войны — вспомнить хотя бы великого Пауля Целана, переиначивавшего Георга Гейма и восхищавшегося Траклем.

В журнале много иллюстраций. Для их размещения использованы все возможности. Первые и последние страницы обложки отданы работам Марианны Веревкиной, в которых Ю. Годованец и Алеша Прокопьев увидели вместо разрушительности экспрессионизма «невероятную энергию созидания» (с. 273). Фотографией представлен надевший военную форму Альфред Лихтенштейн, погибший уже в сентябре 1914 года. А дальше идут его стихи и эпизоды из новеллы «Кафе Клëцка» (читай, знаменитое берлинское «Кафе дес Вестенс», в котором встречались многие экспрессионисты, и в 1910 и 1911 году были основаны два главных экспрессионистических журнала «Штурм» и «Акцион»). Скромно, внизу страниц разместились рисунки Лионеля Файнингера, Эрнста Барлаха, Макса Пехштейна, Эмиля Нольде, Эрнста Людвига Кирхнера — всех не перечислишь…

Особый интерес представляют две работы Курта Пинтуса — его предисловие к составленной им знаменитой антологии «Сумерки человечества» (1920) и его же заключающее журнал и подводящее итоги движению предисловие «Сорок лет спустя» к американскому переизданию антологии «Сумерки человечества», изданной им в 1919 году.

Что же сказать об остальном и, может быть, главном? — Впервые переведен у нас не только рассказ Альфреда Деблина «Убийство одуванчика» (1910) — один из самых известных образцов экспрессионистической прозы (Т. Баскакова). Нельзя не радоваться немногочисленным, к сожалению, стихам Эльзы Ласкер Шюлер. И не разделять, несмотря на известные сложности его биографии, восхищения составительницы Готфридом Бенном. В журнале опубликованы ее рецензия на русское издание прозы Бенна и перевод его эссе «Эпилог и лирическое Я», представляющее продуманное изложение собственной поэтики, как она сложилась в двадцатые годы и была подтверждена в знаменитом докладе 1951 года «Проблемы лирики». А кроме того, стихи Бенна разных лет в прекрасном переводе А. Рашбы, хотя нельзя забыть его стихи и в других, более ранних переводах:

Астры

Астры — о, дни тревоги…

Облик древней чары возник,

И чашу весов держат боги

На краткий и зыбкий миг.

И вновь — золотое стадо

Небес, лепестки и свет.

Что древней жизни надо

Под крылом умирающих лет?

И вновь желание — въяве,

Хмель, роза и красный восход.

Лето в речной оправе

Следит касаток полет.

И снова — предположенье,

Но все уже ясно давно.

И ласточки льнут к теченью

И пьют эту ночь, как вино.

(Перевод Г. Ратгауза)

В заключение хочу выразить радость и восхищение редакцией журнала «Иностранная литература», решившейся на такое высоко культурное дело как посвящение экспрессионизму ничем иным не разбавленного номера журнала.

Н. ПАВЛОВА