О пошлости у Маяковского

Вероятно, само упоминание слова «пошлость» заставит многих вспомнить имя Владимира Набокова, гневного обличителя этой духовной заразы. (Он же, кстати говоря, прославился в свое время и стойким убеждением, что в Советской России после победы большевиков не осталось ни одного мало-мальски талантливого писателя. Объектом для позднейших инвектив Набокова чаще всего выступал Пастернак, при том, что главным советским поэтом давно уже был назначен Владимир Маяковский.) Переходя, таким образом, к теме, заявленной в заглавии, отмечу, что как раз у Маяковского заклейменная Набоковым poshlost отыскивается — более чем легко. Если строчки типа «Проститутки, как святыню, на руках понесут / И покажут Богу в свое оправданье»¹ еще могут быть оправданы в качестве юношеского романтизма, то фразы вроде «Вся земля поляжет женщиной, / Заерзает мясами, хотя отдаться» или «Напряженный, как совокупление, / Не дыша, остановился миг» отдают именно что — пошловатым соглядатайством, подсматриванием в щелку, стыдливо-сладковатым похихикиванием запоздавшего в развитии школяра. Фокус, однако, в том, что прилежно выписывая в столбик подобные синтагмы, невольно попадаешь в давно накатанную колею стандартных обличений, а из вида необратимо уходят куда более тонкие, «летучие» проявления пошлости. Что там пляска телес! Ведь, например, неизбывно пошлым должен казаться любому человеку с серьезным музыкальным образованием тот факт, что изображенные в поэме «Человек» ангелы слушают на небесах арии Джузеппе Верди!² Не Баха, не Бетховена (как можно было бы предполагать) — а популярного мелодиста Верди, прогремевшего утверждением о том, что «оркестр — это большая гитара». Впрочем, надо отметить, что такой подход к ангелам логично вписывается в богоборческую стратегию Маяковского, с ее отчетливо сатирическими обертонами.

Искренне надеюсь — кое-что из сказанного мною выше покажется, хотя бы отчасти, содержательным. Однако — замечу, привязываясь к слову! — гораздо интереснее исследовать проявления пошлости не на уровне содержания, а на уровне формы, когда она (poshlost), скрываясь и таясь, все же так или иначе влияет на техническое решение стихотворений.

Ю. Карабчиевский в своей печально-знаменитой книге³ ставит знак необсуждаемого равенства между пошлостью и каламбуром, являющимся (по мнению критика) ее чистым техническим выражением. Склонная (действительно) к каламбурам, стилистика среднего и позднего Маяковского невероятно раздражает Карабчиевского именно своей пошлостью, и он с яростью фанатика обрушивается на разнообразные «механические игрушки», вроде сытого Сытина или исперченного инцидента из предсмертного письма. Позиция обоснованная и вполне последовательная, хотя и на пути голой каламбуристики можно создавать шедевры (как позднее умел продемонстрировать это Бродский: «Инкогнито эрго сум» и т. п.). Меня, признаться, тоже зачастую раздражали слишком уж очевидные ходы Маяковского, вроде «схемы смеха», но, например, очень занимал, с учетом каламбурного мышления поэта, вопрос о знаменитом «человеке и пароходе», товарище Нетте. Имел ли в виду Маяковский несколько двусмысленное звучание фамилии дипкурьера, когда создавал свое популярное стихотворение? Ибо (с учетом того, что в честь Нетте назвали именно пароход, «посудину») эффект на выходе получается весьма любопытный и даже изящный: полная масса (брутто) советской легенды — состоит из веса личности как таковой (Нетте) и из «тары» (пароход), в которую она упаковывается поэтом. (Интерпретация, разумеется, пахнет анекдотом и является, вероятно, вчитанной; но Владимир Владимирович любил пошутить — и, быть может, посмеялся бы вместе со мной.)

С учетом обозначенного направления поиска хотелось бы рассмотреть здесь и отношение Маяковского к еще одному крупному (да, крупному!) поэту Серебряного века, чье имя для многих стало, возможно, наивысшим воплощением пошлости. Речь идет об Игоре Северянине. Известно, что внимание Маяковского к поэтическим поискам вождя эгофутуристов всегда было весьма пристальным, а оценка — как минимум амбивалентной.

1. Все цитаты из произведений Маяковского приводятся по изданию: Маяковский В. В. Собр. соч. в 12 тт. М.: Правда, 1978.[↩]
2. »Здесь, на небесной тверди, / слушать музыку Верди?» — ангелы слушают «Риголетто». [↩]
3. Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. Напечатана на Западе в 1983 году. Издана у нас в 1990-м издательством «Советский писатель». [↩]