№6, 1984/Обзоры и рецензии

Новое исследование поэтики Маяковского

В. П. Гончаров, Поэтика Маяковского. Лирический герой послеоктябрьской поэзии и пути его художественного утверждения. М., «Наука». 1983, 352 с.

Проблемы поэтики Маяковского в той или иной мере стали привлекать к себе внимание давно. Напомню хотя бы о работах В. Тренина и Н. Харджиева, содержавших немало интересных наблюдений над особенностями поэтической образности и стиха Маяковского и увидевших свет еще в 30-е годы, о книге Л. Тимофеева «Поэтика Маяковского» (1941), также сохраняющей свое значение и поныне. Однако в последние десять – пятнадцать лет не только заметно возрос интерес к проблемам поэтики Маяковского, но начали настойчиво вырабатываться новые подходы к их решению. Общим и наиболее характерным здесь следует признать, пожалуй, стремление разных авторов установить своеобразие художественной системы Маяковского. Одни из них при определении этой системы и ее эволюции выдвигают на первый план в качестве исходных такие понятия, как эстетический идеал и герой (концепция личности) или «я» и «мир» (Д. Ивлев), другие рассматривают поэзию Маяковского как систему жанров (А. Субботин).

По мысли Б. Гончарова, определяющим ядром поэтической системы Маяковского, к которому восходят все ее звенья, является лирический герой. В нем с особой художественной полнотой воплотился в советской поэзии образ нового человека. В поэтической системе Маяковского следует выделить, по словам автора, три подсистемы: образно-метафорическую, лексико-фразеологическую и стиховую. Все компоненты, образующие новаторскую систему Маяковского, прямо или опосредованно восходят к образу лирического героя; они обладают выразительной тенденцией, связанной с социально-эстетической оценкой действительности.

Обосновывая свое понимание художественной системы в литературе вообще и в творчестве Маяковского в особенности, Б. Гончаров справедливо подчеркивает, что художественную систему необходимо изучать как специфическое образование, имеющее свои законы, не совпадающие с законами формализованных систем. Автор книги «Поэтика Маяковского» считает, что альтернативой антиисторическому, отгороженному от действительности структуралистскому анализу по «уровням» доложен стать системный анализ, (в основе которого – осмысление целостности художественных явлений, рассматриваемых да их взаимодействии и единстве.

Образ лирического героя Маяковского рассматривается в неразрывной связи с пафосом всего пооктябрьского творчества поэта. Решительно опровергая суждения, сводящиеся к отрицанию существенной !роли Октября для творчества Маяковского, Б. Гончаров сжато, но убедительно характеризует его эволюцию, освещая,такие сложные и разноречиво Трактуемые в специальной литературе проблемы, как характер демократизации стиля поэта, Маяковский и Леф и др. При этом Б. Гончаров обращает внимание не только на явно предвзятые взгляды зарубежных буржуазных литературоведов, но и на ошибочные положения отечественных авторов, впадающих порой в упрощения (характерны в этом смысле, например, замечания в адрес И. Машбиц-Верова, И» Смирнова и др.). Вообще полемичность является одной из примечательных черт книги «Поэтика Маяковского». Придавая изложению особую живость, остроту, она в принципе выполняет и несравненно более важную задачу: способствует активному утверждению верных методологических позиций в изучении такого сложного идейно-эстетического феномена, как поэзия Маяковского. В то же время исследовательский поиск автора постоянно опирается на достижения историко-литературной и теоретической мысли предшественников. (Автор вовлекает в круг исследования не только обширнейшую литературу о Маяковском, но и теоретические труды общего плана из области литературоведения, языкознания, социологии, психологии.)

Б. Гончаров выступает как против все еще возникающих порой попыток расщепить целостную личность Поэта, так и против обедненного ее истолкования. Указав, например, на односторонность утверждения: «поэзия Маяковского от первой до последней строки устремлена к идеалу разумного человека» (стр. 38), -автор обращает внимание на многообразие духовного мира поэта, в котором мысль и чувство человека эпохи Октября, отвергающего «позорное благоразумие», находят выражение в могучем пафосе социалистического преобразования действительности, Такой подход обеспечил широту и разносторонность понимания основных особенностей характера лирического героя Маяковского. В этом образе созвучие революционной действительности проявлялось «во всем – от стремления к коллективистским отношениям между людьми до борьбы за новый быт, от концепции культуры и подхода к науке и технике до восприятия природы» (стр. 39 – 40), которое включало в себя и любовь к ее первозданной красоте, ко всему живому.

Характеризуя лирического героя поэзии Маяковского, Б. Гончаров не проходит мимо очень важного ее свойства, о котором в последние годы исследователи поэта вспоминают, как это ни странно, далеко не всегда. Речь идет об интернационализме, в котором, по словам автора, патриотизм соотносился с насущными нуждами всего человечества. Однако, развивая это положение, Б. Гончаров формулирует свою мысль не совсем точно: «Интернационализм органически перерастает у Маяковского в особый патриотизм – социалистический» (стр. 48). Вернее было бы сказать, что советский патриотизм, основанный на любви к родине и глубоком понимании единства задач, стоящих перед семьей народов нашей страны, неотделим в поэзии Маяковского от социалистического интернационализма, одухотворенного мыслью об общности целей международного пролетариата я всего трудового человечества.

Полагая, что одним из важнейших средств воссоздания лирического героя поэзии Маяковского является образно-метафорическая система, Б. Гончаров уделяет ей специальное внимание. Подчеркиваются такие особенности поэтической образности, как социальная заостренность, резко выраженная тенденциозность, которые придают олицетворениям, метафорам, сравнениям Маяковского глубоко оригинальные черты. Внимательно рассматриваются гиперболизация (широкое обращение к ней объясняется не только объективными особенностями революционной эпохи, но и субъективным видением поэта, природой его дарования), а также гротеск, ирония, выявляющие в конечном счете отношение лирического героя к различным сторонам действительности. Автор не ограничивается общей характеристикой гиперболизма Маяковского, в котором находят выражение «громада любовь, громада ненависть» как особый принцип построения героических и сатирических по своему пафосу образов. Он по существу впервые предлагает определенную классификацию, различая плакатный, фольклорный и фантастический гиперболизм. Отмечены новизной конкретные наблюдения, позволяющие, например, увидеть, как плакатный гиперболизм, освобождаясь от схематизма, трансформируется в высокохудожественный принцип фантастического гротеска.

В разделе, посвященном функционированию сквозных поэтических образов (например, природной стихии и метафорически связанной с нею революции, искусства, активно вторгающегося в жизнь; воинского строя и др.), Б. Гончаров обращается к мотивам, неоднократно привлекавшим к себе внимание исследователей. Но и здесь ему удается, благодаря обращению к более широкому, чем прежде, кругу художественных явлений и, главное, рассмотрению их в системе, обогатить сложившиеся представления. Правда, среди живых и убедительных примеров того, как с помощью сопряжения далеких понятий добивался Маяковский иронического снижения поэтического образа, встречаем одно неудачное пояснение. Стих «шпилим – «царственный вид» прокомментирован так: в слове «шпилим»»заключено образное зерно, восходящее к поговорке «шпильки подсовывать» (кому-либо), т. е. делать что-то неприятное» (стр. 112 – 113). Подобное объяснение уводит в сторону. Слово «шпилим» в данном случае связано с другим синонимическим рядом: пришпиливать, прицеплять, прикреплять…

Сильная сторона изучения в книге основных особенностей лексико-фразеологической системы Маяковского – рассмотрение каждого явления в контексте анализируемого произведения, а то и всего творчества поэта. Выскажу несколько соображений, связанных с разделом о неологизмах Маяковского. Вопрос этот, как известно, на протяжении многих лет привлекал внимание исследователей и освещался с разных позиций (Г. Винокур, В Тимофеева, Эр. Ханпира и др.). Б. Гончаров исходит из того, что, создавая неологизмы, Маяковский опирался на потенциальные возможности родного языка. Он решительно отвергает попытки объяснять появление новых слов в поэзии Маяковского простым тяготением к неожиданности или борьбой с автоматизмом речи. Справедливо подчеркивается, что дело здесь вовсе не в «эффектах»»остранения». Как и другие сферы лексико-фразеологической системы, неологизмы призваны, по словам автора, «воплотить отношение лирического героя к тем или иным сторонам действительности, сообщить им определенную социально-эстетическую оценку» (стр. 159).

Б. Гончарову удается раскрыть сложность отношения Маяковского к лексическим новообразованиям (в частности, отрицательную оценку поэтом неблагозвучных аббревиатур, в которых проявилась тенденция бюрократизации языка), выделить в его поэзии художественно-нейтральные и экспрессивно-оценочные неологизмы и дать конкретную характеристику последней группы, определив ее стилевое многообразие и взаимодействие с образно-метафорической системой. Автор доказательно разграничивает и последовательно характеризует такие явления, как неологизмы и окказиональные формообразования в языке Маяковского (в специальных работах на эту тему давал о себе знать понятийный и терминологический разнобой).

. Центральной как по объему, так и по значению частью книги является глава, посвященная стиховой системе Маяковского. Прослеживая основные тенденции в изучении стиха Маяковского, Б. Гончаров подчеркивает неплодотворность двух заявляющих о себе и сегодня подходов: стремления объявить поэта «динамитчиком», который якобы взорвал все особенности классической поэтики, и усилившихся в последние годы попыток доказать, что Маяковский сугубый традиционалист, стихосложение которого всецело выводится из силлабо-тонической системы. Автор обращает внимание и на односторонность наиболее распространенной тонической концепции (она, кстати сказать, широко представлена в учебных пособиях и справочных изданиях), сводящей проблему стиха Маяковского к анализу ударений, что ведет к отказу от рассмотрения других сторон стиха. Здесь получает развитие мысль Л. Тимофеева, что понятие стиха Маяковского не умещается в понятия метрики и ритмики.

Б. Гончаров убежден, что «ритмика, интонационно-синтаксическая организация, рифма, строфика в их взаимодействии со словесным материалом не существуют в стихе Маяковского изолированно друг от друга, а образуют внутреннее единство, комплекс художественно- выразительных средств» (стр. 200).

Одним из труднейших вопросов, над которым давно бьются ученые, занимающиеся изучением поэтической речи, является вопрос о характере «механизма взаимоотношений стихотворной формы с содержанием» (А. Карпов). Введение понятия «лирический герой», явившееся в данном случае продуктивным, само по себе еще не решает проблемы. Не случайно, скажем, Е. Любарева, Д. Ивлев указали в свое время на то, что отношение «лирический герой – стих» выглядит нередко слишком прямолинейным, упрощенным.

Б. Гончаров подходит к решению проблемы взаимоотношений стихотворной формы и содержания со знанием предмета и пониманием меры трудностей, которые подстерегают здесь исследователя. Особое внимание уделяется им эмфатичности слова в стихе Маяковского – его повышенной эмоциональной напряженности, воссоздаваемой ритмическими (паузирование), интонационно-синтаксическими (экспрессивная интонация) и другими средствами стиха. Эмфатичность ведет к акцентированию смыслового значения слова и более тесному взаимодействию с другими словами в строке и строфе.

Ключевые положения, исходя из которых Б. Гончаров подвергает в этой главе последовательной критике чуждые ему взгляды на своеобразие стиха Маяковского и, главное, развертывает собственное исследование, сформулированы следующим образом: «При всем многообразии типов стиха Маяковского вполне правомерно говорить о стиховой доминанте его поэзии… отражающей особую эмфатичность слова. Показателями стиховой доминанты являются особое расположение ударений (тяготение к равноударности), внутристрочные паузы, гибкий интонационно-синтаксический «рисунок» со сложной иерархией ударений и смысловыми «опорами», акустическая рифма. Стиховая доминанта, придающая поэзии Маяковского оригинальный и неповторимый облик, отражает в себе новаторские преобразования Маяковского, направленные на утверждение многообразия переживаний нового, социалистического человека» (стр. 202). Все эти положения широко обосновываются и раскрываются в ходе предпринятого автором конкретного и разностороннего анализа художественно-выразительных ресурсов ритмики, закономерностей экспрессивной интонации, функций рифмы и строфики в стиховой системе Маяковского. Обращу, в частности, внимание на новизну и важность анализа интонационного строя стиха (экспрессивная интонация исследована как структурное единство) и свежие наблюдения над истоками и природой акустической рифмы Маяковского (здесь, в частности, утверждается, что так называемая предударная рифма является разновидностью акустической и порождена ею).

Б. Гончаров признает, что проблема содержательной интерпретации стиха Маяковского находится в стадии творческой разработки, сохраняя свою дискуссионность. Время окончательных оценок действительно еще не приспело. Замечу, однако, что как бы ни относились те или иные стиховеды к предложенной автором концепции, она столь весома, что обойти ее не удастся, по-видимому, ни одному исследователю, занимающемуся данной проблемой.

В последней главе предпринята попытка, обратившись к одному стихотворению – «Юбилейное», проследить, как социально-эстетическая оценка действительности реализуется во всем комплексе художественно – выразительных средств. Глава эта, в общем, удачно завершает книгу. Замечу только, что, справедливо относя «Юбилейное» к стихотворениям с «необычайной» эстетической ситуацией, Б. Гончаров в ходе анализа не уделил все же достаточно внимания принципу соединения реального с фантастическим.

Это предопределило некоторую «облегченность» характеристики образного строя и стиля стихотворения.

Выше отмечалось особое значение, которое придается в книге образу лирического героя как объединяющему ядру художественной системы и экстрастиховому фактору, позволяющему вскрыть опосредованные связи между содержанием и формой стиха Маяковского. Однако при обращении к этой эстетической категории Б. Гончаров почему-то отклонился от принятого им самим правила рассмотрения и оценки разных точек зрения на предмет. Между тем после памятных дискуссий о лирическом герое, в ходе которых это понятие удалось отстоять, отчетливо обнаружилось, что осмысливается оно весьма различно.

Автор книги «Поэтика Маяковского» строго следует в этом вопросе за Л. Тимофеевым, полагающим, что названная категория, во-первых, позволяет понять внутреннюю связь общего и личного в творчестве любого лирика и, во-вторых, у каждого поэта охватывает все формы «авторского поля зрения на мир», то есть фактически адекватна в целом художественному «я» (Л. Тимофеев, Слово в стихе, М., «Советский писатель», 1982, стр. 227), Этим следует, по-видимому, объяснить, что в книге Б. Гончарова лирический герой «выступает в той или иной речевой «маске» (стр. 139), например, «литейщика Ивана Козырева» (стр. 52) или даже такого эпического персонажа, как подруга «милёнка Трошки» (стр. 178).

Полагаю, что Б. Гончарову следовало все же оценить (пусть в присущем ему полемическом ключе) и учесть иные трактовки образа лирического героя, содержащиеся в очень разных по характеру работах Д. Максимова, Н. Степанова, Л. Гинзбург, Б. Кормана, Л. Долгополова, А, Субботина… Сдается, что внимательное рассмотрение взглядов этих и некоторых других исследователей помогло бы автору книги строже выверить собственные взгляды и уж наверняка избежать натянутых определений, в которых образ лирического героя выступает в несвойственной ему роли. Ср., например: с помощью диалектных форм «лирический герой изображает представителей широких слоев народа» (стр. 152; подчеркнуто мною. – К. П.).

В заключение хочется еще раз указать на общие и наиболее характерные свойства труда Б. Гончарова. Серьезность теоретического осмысления многих проблем сочетается в нем с умением рассматривать разноаспектные явления на широком культурном и историко-литературном фоне (отметим, например, выявление связей поэтики Маяковского с фольклором и творчеством русских реалистов XIX века), скрупулезный филологический анализ микрообразов, стиха, слова – с осмыслением их значения как в отдельном произведении, так и в художественной системе Маяковского в целом.

За свежестью наблюдений, точностью многочисленных суждений, целеустремленностью ищущей мысли нельзя не почувствовать любви Б. Гончарова к личности и поэзии Маяковского… Не удивительно, что на протяжении всего строго академического по замыслу и жанру исследования голос автора звучит эмоционально и с «личной заинтересованностью».

г. Коломна

Цитировать

Петросов, К. Новое исследование поэтики Маяковского / К. Петросов // Вопросы литературы. - 1984 - №6. - C. 238-244
Копировать