Новейший проект российской словесности. Литература в Интернете

В санатории, где находится пишущий эти строки, вторую неделю идет снег. Методично, днем и ночью падают и падают с неба медлительно-вертикальные хлопья, превращая окрестность в ирреальное берендеево царство. «Николи такого не було, – смотрит в окно задумчивая санитарка. – Такого дивовижного снигопадиння не було у нас николи».

Тишина кругом оглушительная, слышно даже, как скрипит своим костяным носом ворона на соседнем дереве. Редкие отдыхающие не проходят, а как бы проплывают в этой бесконтрастной пелене, изредка вытягиваясь в бесшумную цепочку по направлению к столовой. Аллеи давно перестали чистить, ибо через два-три часа они все равно исчезают под снегом. Дороги тоже занесло, транспорт не ходит, витрины двух санаторных ларьков давно зияют пустотами, а неслышное нашествие с небес не прекращается.

Никаких развлечений в этом лесном урочище нет, но вот компьютер с подключением к Интернету имеется: сентимент заморского спонсора, посетившего однажды вотчину своих австро-венгерских предков и обнаружившего фамильный герб на фронтоне водолечебницы. Очередей к компьютеру никаких, времени предостаточно, поэтому я затеял основательное знакомство с этим монстром мировой информации.

И сразу же наткнулся на наших вездесущих постмодернистов с Вик. Ерофеевым во главе. За окном вдруг потемнело, бешено каркнула костяная ворона, завыл ветер и сделалась метель. Я осенил себя крестом, поставил рядом таз со снегом и продолжил чтение.

Эти постмодернисты способны внушить в конце концов отрицательную симпатию. Бездари и нечестивцы, конечно, но какая злая, циклотомическая воля к литературному воплощению. Впиться во все межмембранные щели газетно-журнального производства, перетереть в пальцах западные возможности и адреса, вычислить своих людей в «Вагриусе», влезть в Интернет – есть во всем этом какая-то выморочная цепкость, на фоне которой наши отцы-шестидесятники выглядят несколько, гм, дебеловатыми (через «е», разумеется). Если бы я был Бахыг Кенжеев, я написал бы о них роман.

К сожалению, сами они писать не умеют, и в Интернете это становится особенно очевидным. Минимум литературной дисциплины, обязывающий на печатном Парнасе, в Интернете не действует, и они немедленно пустились во все тяжкие, доведя количество совокуплений, пенисов и клиторов на каждый квадратный сантиметр экранной площади до такой плотности, что литература осталась только в соединительных союзах и знаках препинания. Чтобы не быть голословным, нужно цитировать, а это невозможно. Не из смущения перед дамами – наши милые дамы вытворяют в Интернете такое! – а просто из уважения к единомыслящему читателю.

К тому же в Интернете они наткнулись на негаданных конкурентов. На настоящих, патентованных педофилов и педерастов, которые знают «это дело» не понаслышке и описывают его с таким эффектом присутствия, какой нашим теоретическим захер-мазохам не снился. Половые извращенцы вообще талантливые люди, но даже самый заурядный из них смотрится Федором Карамазовым на фоне фанерных кощунств Вл. Сорокина.

Интересно наблюдать, как они обустраивают свои сайты. Сосредоточенно сопя и высунув языки, они украшают их всевозможными виньетками, галочками, кнопками, раскрашивают в елочные цвета и умильно предлагают нажать здесь и вот здесь. Нажимаешь – а оттуда «Ах ты, б… хр-р-р, снимай штаны., я тя… херр-руопс, ермо… ай! ой! кончя-аю». Изобретательные, короче говоря, ребята. Их бы в арестантские роты.

Следующая партия интернетовских активистов изящной словесности – те, кто живет за пределами Садового кольца и Невского проспекта, в ЦДЛ никогда не был и даже не подозревает, что это такое, но страстно желает состояться в писательском звании. Тут и «Воспоминания безумца», и игривые «Записки сорокалетнего», и гордый «Сервер писателя В. Уточкина». Некоторые хотят писать непременно «литературу»: придумывают сюжеты, персонажей, пытаются их разговорить, живописуют обстановку и нравы. Иные же типичные нарциссы. Не обинуясь называют главного героя «я» или «он», делают из него Шварценеггера, Печорина и советника президента одновременно и судят от его имени отечество и человечество. В конце всех этих самопальных опусов непременная кнопка «Отзыв». Отзываюсь.

«Дорогой мой! Много званых, да мало призванных. Литература – совсем не то, чем она вам представляется. Это извлечение единственного грамма радия из тысячи тонн словесной руды, поиск в каждом слове, эпитете, запятой их инфракрасного и ультрафиолетового значения, потому что в художественном тексте и запятая глаголет. Оставьте поэтому. Если же гордыня ваша велика, увековечьте себя лучше в чем-нибудь другом, не менее достойном: капитальном ремонте квартиры, например».

Есть и трогательные случаи. Вдруг всплывает из сетевых глубин длинное-предлинное, неуклюжее автобиографическое повествование, начинающееся предвоенными годами и заканчивающееся справкой: «Со слов автора записал Юрий Борин». Так и видишь смышленого мальчишку, взявшегося переложить воспоминания любимого деда на компьютерный новояз («Деда, тебя напечатали!..»).

Очень много доморощенных фантастов. Целые клубы, объединения, союзы, материки фантастической литературы. Подозреваю, что населяют их в основном подростки. Сплошные космические войны, терминаторы, ниндзя, Мак-Дауды и прочий штампованный сор, «скачанный» скорее всего из валяющихся рядом видеокассет. А впрочем, мало ли младенцев и среди взрослых. Например, экс-премьер России Кириенко, также дебютировавший в Интернете. Те же кнопочки, виньеточки, игры в политику, восточные единоборства, блиц-парламенты, и вдруг трогательное: «Я маленького роста, в очках»…

Общая закономерность: все авторы Интернета пишут плохо. Как дебютанты, так и те, кто уже состоялся по сю сторону электронного Зазеркалья. Искушает легкость сетевой публикации. Набрал, щелкнул «мышкой» – и планетарный читатель гарантирован.

Ничего подобного. Не только планетарный, но и вообще никакой читатель не гарантирован. Читать литературу с экрана вообще довольно мучительное занятие. Слишком быстро исчерпывается эмоционально-психологический ресурс. После десятой страницы начинает рябить в глазах и ломить спину, абзацы прыгают, «мышка» пробуксовывает, время пользования истекает, какое уж тут наслаждение искусством слога.

Но это, так сказать, физические издержки компьютерного чтения. Много существеннее эстетические. Текст теряет энергетическую упругость, становится анемичным, «плывет», персонажи превращаются в «говорящие головы», глубина становится плоскостью. Экран преуменьшает достоинства произведения, укрупняя его недостатки.

Меняется и качество читательского сознания. Традиционный читатель и читатель Интернета – разные читатели, даже если они совмещены (сужу по себе) в одном человеке. Первый благодушен и нетороплив, второй нетерпим и требователен, один Обломов, другой Штольц. Большинство авторов этой разницы не учитывают и оказываются в Интернете Робинзонами Крузо, «вещью в себе». При кажущейся готовности Интернета поглотить все, что в него вводится, он высвечивает текст, как рентген. Неряшливое воспринимается вдвойне неряшливым, скучное – невыносимо скучным, модернистское – графоманским. Чтобы писать Интернетом, нужен особый талант. Нужна краткость Устава Гарнизонной Службы, лаконичность Камю, афористичность Блеза Паскаля. Например, «Война и мир» не имела бы в Интернете ни малейшего шанса. Впрочем, и девять десятых традиционной классики тоже.

– И значит, Интернет грозит культурным беспамятством?

– Не совсем так. Просто он устанавливает культуре другие берега. То из классического наследия, что поддается электронной кодификации, будет им сохранено, но отжато при этом до кристаллической жесткости. То, что не поддается, будет отторгнуто и, следовательно, изъято из коллективной памяти человечества. Наше писательское большинство высокомерно третирует эту перспективу, но причиной тому не столько принципиальное «лучше останусь с Христом, нежели с истиной», сколько элементарная лень и научно-техническое дилетантство. Российский литератор никогда не отличался, прости господи, инженерными талантами. Освоению новых культурных технологий он традиционно предпочитает сидение за столиком ЦДЛ в компании таких же, как он, звездочетов. Результаты удручающи. Русская литература прекратит течение свое не потому, что она художественно беспомощна, но потому, что не готова к техническому вызову XXI века – в отличие от рациональной, картезианской, урбанистически ориентированной культуры Запада. «Что для немца здорово, то для русского смерть».

При всем при том русский Интернет прекрасно оборудован. Он весь пронизан директориями, паролями, указателями, его поисковые системы не уступают западным аналогам, так что за два-три часа можно добраться до самых малочитабельных его окраин и именно там обнаружить лауреата Нобелевской премии А. Солженицына. Можно плюнуть на этом основании машине в физиономию, но факт остается фактом: