Новая лояльность и старые заблуждения

Д. Затонский опубликовал «Трактат о лояльности» («Вопросы литературы», 1988, N 7) с тем, чтобы «войти» в обсуждение вопроса о мере ответственности литератора за сказанное и написанное им слово. «Всем нам надо что-то пересматривать, от чего-то избавляться. И – искать себя», – заканчивает он свое исследование.

Если я правильно понял главную мысль Д. Затонского, то она заключается в следующем: литературоведам надо в первую очередь отказаться от примитивного понимания прогресса в искусстве и предвзятого отношения к модернизму.

«…Я ни в малой степени не призываю модернизм «реабилитировать», – сообщает автор. – Другое желательно – прикоснуться к художественному этому явлению без неуместного раздражения, как к чему-то не столько подлежащему истреблению, сколько уже существующему». Но что же все-таки такое этот модернизм, который реабилитировать, по-видимому, нельзя, а прикасаться к нему без раздражения не только можно, но и нужно? По определению Д. Затонского, модернизм – это «кризис буржуазного общества и его культуры». Если кризисы не преодолеваются, то они ведут к гибели. Другого не бывает ни в обществе, ни в природе. Так надо ли преодолевать модернизм с позиций реализма, или модернизм – не кризис, а прогресс художественного творчества?

«Воистину, – отвечает Д. Затонский, – реализм и модернизм не всегда пребывают по отношению друг к другу в позиции абсолютного противостояния…» В сущности, добавляет он, речь идет «лишь о разном виґдении одних и тех же объективных процессов жизни». Сначала нам говорят, что модернизм – это кризис. Затем, что кризис и расцвет, болезнь и здоровье – вещи разные. С этим спорить нельзя. Но вытекает ли с необходимостью из сказанного, что разное – это равноправное? Абсолютного противостояния нет ни в обществе, ни в искусстве, утверждается в статье. Конечно, нет, но можно ли на этом основании сделать вывод, что нет существенной разницы между болезнью и здоровьем?

Если вы произнесли слово «кризис», а потом пытаетесь взять его обратно, то такая позиция не способствует пониманию сути дела, а только запутывает его. Грубое заблуждение лучше, чем реверансы туда и сюда, мышление по принципу: «и богу свечка, и черту кочерга». Гибкость мысли, учитывающая всю сложность и противоречивость предмета мышления, не исключает определенности, а предполагает ее.

В произведениях Кафки реалистической глубины, доказывал в свое время Д. Лукач, может быть, гораздо больше, чем у всех казенных реалистов, вместе взятых. Следует ли из этого, что Кафка – не модернист? И Д. Затонский не утверждает противоположного. Но его, вероятно, смущает, что, признав Кафку модернистом, нам придется его запрещать или еще каким-нибудь способом дезавуировать.

Выход из этого противоречия Д. Затонский предлагает очень старый и, по-моему, очень неубедительный. Он склонен думать, что есть модернизм доброкачественный, «наш», так сказать, и есть модернизм вредный, шарлатанский. Ну, а не шарлатанский модернизм – это кризис или уже не кризис, реабилитировать его или подождать пока?

Модернизм, по Мих. Лифшицу (которого Д. Затонский критикует), не «маразм», он «предполагает сложную метаструктуру духа» («Мифология древняя и современная», М., 1980, стр. 383). Бодлер, писал Мих. Лифшиц более двадцати лет назад, «был гениальный поэт и первый сознательный декадент. Такое противоречие, – продолжает он, – не укладывается в головах людей, привыкших к своего рода юридическому мышлению. Если декадент, то привлечь его по статье закона, а если гениальный, то как же быть?» («Искусство и современный мир», М., 1978, стр. 36). Юридическое мышление sui generis не может допустить даже и самого слабого намека на то, что возможно творчество вне чиновничьего контроля. Вы имеете право мыслить, согласно этой логике, только в рамках разрешенного. Разрешено то, что правильно. И наоборот: правильно то, что разрешено.

Разрешить, «реабилитировать» модернизм можно, по Д. Затонскому, лишь тогда, когда станем прикасаться к нему без раздражения. А если нас что-то раздражает, с чем-то мы принципиально не согласны в сфере идей, то разрешать, очевидно, полагает он, нельзя. Д. Затонский смазывает противоречия, хочет внушить, что модернизм и плох, и не так уж плох. Иначе автору трудно объяснить, почему модернизм разрешен. Но так как по этому вопросу, вопросу о степени и границах допустимости модернизма в наших условиях, полной ясности еще нет, то Д.