Несерьезные мемуары

В моей коллекции забавных историй и анекдотов много записей, относящихся к литераторам, которых я хорошо знал или с которыми случалось встречаться в редакциях. Добавив к этим записям несколько страниц своих воспоминаний, я предлагаю вниманию читателей один из разделов своей коллекции – литературные истории.

НЕИСЧЕРПАЕМЫЙ МАЯКОВСКИЙ

Как известно, советская сатира родилась до 17-го года: стихи и басни Демьяна Бедного печатались в «Правде» еще в 1912 году. И Горький, и Маяковский начинали свою деятельность до Октября. Но конечно, только когда возникла советская власть, стали возможны специальные издания сатирического профиля. «Крокодил» отпраздновал свой полувековой юбилей. А я помню первые номера этого журнала. Да и сам я уже в 23-м году участвовал в сатирическом еженедельнике «Красный перец», а через год – и в «Крокодиле».

Сегодня кажется легендарным, что к нам в редакцию запросто приходили и Демьян Бедный, и Маяковский, и Михаил Кольцов…

И вот какой эпизод мне хочется вспомнить. Всем известно, что без рисунков, без карикатур сатирический журнал существовать не может. В каждый номер надо дать около двадцати шаржей на самые актуальные темы. И если заранее не придумать сюжетов для карикатур, номер и не выйдет. Потому-то в любой редакции систематически собирают художников и литераторов на так называемые «темные» заседания. И в 20-е годы было так, и теперь…

Так вот однажды в редакцию второго нашего сатирического издания «Красный перец», на улице Пушкина, пришел Владимир Владимирович Маяковский. Шло «темное» заседание, и не очень плодотворно.

Поэт посидел, послушал, а затем спросил редактора:

– Вам что – темы нужны, что ли?

– Очень нужны, Владимир Владимирович!

Маяковский хмыкнул и ушел. А на другой день он принес десять отличных сюжетов для карикатур. Тут были и сатирические задумки, и патетические, и просто смешные… В редакции приняли этот щедрый творческий дар с восторгом. Благодарили поэта, жали ему руку…

На следующий день Маяковский принес еще двадцать тем. И тоже все замыслы были отличные! Опять благодарности, восхищение, общая радость. Через день поэт принес еще партию новых сюжетов. И опять все замыслы – отличные: точные политически, выразительные, смешные!

Приняли и эти темы. А Владимир Владимирович принес еще!.. В сущности, журнал был уже обеспечен на квартал вперед. И редактор, смущаясь и краснея, отвел в сторону поэта, чтобы сообщить ему, что смета израсходована, и отныне редакция сможет платить за темы значительно меньше.

– Это для меня неважно, – пробасил Маяковский. И конечно же, через день принес еще темы…

Неизвестно, чем бы кончился этот творческий поток, но тут Маяковский уехал выступать на юг. А когда вернулся, его отвлекли от нашей редакции другие литературные дела…

ОБРЕЗ

Летом 29-го года Ю. Олеша принес в редакцию сатирического журнала «Чудак» стихи о кулацких убийствах: в тот год, сопротивляясь коллективизации, кулаки стреляли в селькоров и деревенских активистов. Стихи начинались так:

На обрезе кулака

Мушка больно велика…

Когда Олеша ушел, кому-то пришло в голову, что на обрезе не может быть мушки: обрез – это ружье, ствол которого укорочен. И Маяковский сказал саркастически: – Может, этот кулак второпях обрезал ружье не с той стороны.

А ЗОЩЕНКО БЫЛ ТАКОЙ…

Чаще всего юмористы бывают веселые, смешливые люди, которые охотно развлекают своих знакомых, повторяют даже чужие шутки и анекдоты. Их приглашают в гости с целью увеселения собравшихся… Ну кто же не встречал в жизни таких типов?.. Так вот Зощенко был совсем другим. Сдержанный и молчаливый, с печальными глазами, он не старался привлечь к себе внимание. Наоборот, чаще молчал и наблюдал. Иногда только легкая улыбка появлялась на его красивом смуглом лице. Эту улыбку не все присутствующие замечали даже… А потом, через неделю или через год, улыбка Михаила Михайловича оборачивалась бесконечно смешною подробностью в рассказе, одним из тех словечек, которые только он мог рождать, точнее, не рождать, а подметить в быту, выловить его из просторечия наших дней и сделать из этого словечка или целого выражения гомерически смешную формулу. Да, именно – формулу, потому что у Зощенко нельзя изменить или переставить два слова в его фразе: это как стихи, как высеченный из мрамора орнамент…

Но не надо думать, что Зощенко был воистину такой уж мрачной личностью. Однажды он мне признался, что если ему случалось придумать нечто смешное, сочиняя рассказ, так он,, сам, один, за письменным столом в своей комнате смеялся буквально до упаду; тогда он бросал перо, ложился на диван, обессиленный смехом, и, только нахохотавшись досыта, возвращался к рукописи, чтобы записать то, что придумал. А мы с вами знаем: у Зощенко в его рассказах столько смешного, что, надо думать, частенько приходилось нашему другу прибегать к помощи диванных подушек…

Зощенко разговаривал чистым и высоким тенором. Интонации были спокойные. Когда он выступал с чтением своих рассказов, даже тени улыбки не возникало на его лице. Он произносил короткие фразы, им сочиненные, как бы против желания, с какой-то даже брезгливостью… А люди в это время корчились от смеха в зале или в комнате редакции, где неизменно просили Михаила Михайловича самого прочитать новый рассказ. Только однажды в 34-м году на выступлении в Большой аудитории Московского университета на Моховой, где был вечер сатиры, в котором принимали участие Ильф, Петров, Зощенко и автор этих строк, я увидел, как Зощенко чуть не засмеялся, читая свой рассказ о сумасшедших, которых везут в поезде. По окончании выступления я спросил Михаила Михайловича: почему так случилось? И Зощенко со смущением ответил; «Понимаете, я давно не читал этого рассказа и забыл его; вот он мне и показался смешным».

Несмотря на злые подробности в его произведениях, Зощенко был очень добрым человеком. Всю жизнь он помогал кому мог – а просто деньгами, и добрыми советами, и хлопотами. К нему люди приходили, как к мудрецу, умеющему распутать самые сложные житейские дела и обстоятельства.