Не расставаясь с обузой

» –Какую же мне песню петь? – спросил рядчик, приходя в волнение.

– Какую хочешь, – отвечал Моргач. – Какую вздумается, ту и пой.

– Конечно, какую хочешь».

Не было «круглого стола» в кабаке небольшого сельца Колотовки, где услышал Тургенев своих «Певцов», но песню они запели, каждый – «какую вздумается». С этого, видно, начинается всякое искусство.

Публицистика – высокий род искусства, я подразумеваю ту публицистику, в которой самораскрытость автора, – его песня, – весь без остатка грустно-веселый жизненный опыт, страсть и боль заражают читателей своим волнением, и только потому всерьез помогают народу думать о себе, о вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем. Петь песню, какую вздумается, это не значит – врать что вздумается. Личное, даже порой сокровенное из ранних воспоминаний детства не заслонит, не может заслонить существа мысли публициста, оно не исключит, а, наоборот, выявит общезначимость взятого слова. Он напишет по-своему и потому своевременно.

Врать что вздумается – пустейшее занятие. Впрочем, дам слово Борису Агапову, он тридцать пять лет назад говорил однажды на цеховом совещании товарищам-очеркистам: «Врать действительно не следует – этому нас еще мама учила. Но разве дело только в фактах? Или только в героях, которых вы описываете? Вы сами – факт и сами герой, уважаемый автор! Ваше существование в вашем очерке не менее реально, чем все, что вы изволите описывать. Вы можете не пользоваться одиозным местоимением «я», чтобы не дразнить вашего редактора, но ведь синтаксис – это ваша вотчина, вы сумеете им распорядиться. Вы обязаны говорить от себя, вы должны иметь собственные мысли, как всякий большой художник».

За тридцать пять лет мы повзрослели, местоимение «я» в публицистике само по себе уже не отдает ересью. Но еще случается отстаивать мысль, что подлинная публицистика это не дежурный монолог, а жаркий спор, диалог, столкновение идей. Не монологом для Пушкина было его своевольное «Путешествие в Арзрум». Битвой с крепостничеством, ненавистным с детства, была для Герцена вся его пламенная публицистика. Ленин-публицист был гениален в своей ожесточенной полемике, – он неутомимо сражался на стороне обездоленных классов и всегда разговаривал с читателем всерьез.

Ничто не самоочевидно в развитии общества – даже взгляд на пути преодоления пьянства. И когда, переступив барьер общепринятого умолчания, публицист забывает, что выглядит еретиком, именно с этой минуты он становится необходим.

С. С. Смирнов не обзавелся готовой, кем-то заказанной формулой, когда взялся за вызволение из морального небытия, за возвращение славы и народной признательности защитникам Брестской крепости – каждому поименно. Многие из них, вернувшись к нормальной жизни, отвыкли считать себя доблестными солдатами родины, – в эту пору он и начал трудный розыск каждого по одиночке. А пожалуй, в пылу начатого он и сам не сознавал цены своего дела. Кое-кто внушал ему, что он уже загибает, адвокатствуя в защите интересов лиц – «в конце концов, всего лишь лиц». Но это было не совсем так. Совсем даже не так! Обороняя лицо, общество обороняет себя, – любая несправедливость по отношению к отдельному лицу тем самым наносит ущерб всему обществу. Сейчас нет заслуги высказывать эту мысль, а между тем в ее утверждении, в жарком споре с отжившим, в столкновении идей вырос как писатель, обрел всеместную признательность С. С. Смирнов, – читатели называют теперь его Сергеем Сергеевичем. Он даже получил нравственное право вместо предисловия к своей книге «Брестская крепость» поставить «Открытое письмо героям Брестской крепости», где мы читаем такие слова: «До конца дней я буду гордиться тем, что моя скромная работа сыграла какую-то роль в ваших судьбах. Но я обязан вам больше. Встречи с вами, знакомство с вашим подвигом определили направление работы, которую я буду вести всю жизнь, – поиски неизвестных героев нашей четырехлетней борьбы с германским фашизмом».

«Но я обязан вам больше», – так вот она, эта песня, какая вздумается! А если иначе – вот какую схлопотал себе наш товарищ пожизненную обузу.

«Обуза» – так, помню, назывался фильм о бездомном бродяге, который скитался по дорогам Австралии, ища где прокормиться, кому предложить свои дешевые руки. Его бродяжничество было отягощено заботой о девочке, он не мог оставить свою маленькую дочку, забыть ее на каком-нибудь ночлеге, подкинуть – вот какая была у него обуза!