На главном направлении
Ю. А. Андреев, Революция и литература. Отображение Октября и гражданской войны в русской советской литературе и становление социалистического реализма (20- 30-е годы), «Наука», Л. 1969, 431 стр.
Многие вышедшие в последние годы монографии, посвященные разнообразным проблемам советской литературы, сближает общее для всего нашего современного литературоведения стремление к концептуальности, к обобщению богатейшего материала, к синтезу. Все решительнее мы уходим от поверхностной описательности, эмпирического коллекционирования фактов – к многостороннему постижению глубинных процессов советской литературы на различных этапах ее истории.
Книга Ю. Андреева «Революция и литература», как мне кажется, несет на себе печать современного исследования, находится на одном из главных направлений нашего литературоведения; в ней сочетается глубина постановки проблемы с немалой общественной значимостью исследования.
Та острая идеологическая борьба, какая развернулась в наши дни в мире, ведется на самых различных плацдармах. История литературы давно уже стала одним из плацдармов этой борьбы. Во многих работах наших литературоведов отчетливо выявляется активная общественная позиция, которая делает исследователя бойцом идеологического фронта, дающего отпор всевозможным фальсификациям истории советской литературы. Эта позиция воплощается и в книге «Революция и литература». Выражена она не столько в прямой полемике с советологами типа Г. Струве или В. Сечкарева, – хотя и такая полемика ведется в книге, – сколько в самом характере и направленности исследования, когда оружием литературоведа становятся историко-литературные факты, глубокое и объективное изучение ведущих тенденций и закономерностей литературного процесса. Это оружие в книге Ю. Андреева обращено против главного «тезиса» зарубежных недругов советской литературы – клеветнического утверждения о «навязывании» советским писателям метода социалистического реализма, о его «декретировании сверху».
Центральное положение книга Ю. Андреева – утверждение темы Октября как главной темы новой, рожденной социалистической революцией литературы, как темы, решая которую закалялась и крепла эта литература. «Изображение Октября, – отмечает автор, – явилось пробным камнем буквально для всех писателей России, ибо идейно-эстетическое освещение его определяло способность художника видеть, изображать и объяснять мир в его главных тенденциях – или, наоборот, ограниченность и слабость художника».
С освоением этой главной, выдвинутой самой историей темы автор связывает проблему становления творческого метода советской литературы. Плодотворной представляется мне попытка рассмотреть ранние этапы становления социалистического реализма, опираясь не столько на материалы диспутов, деклараций и резолюций, сколько на самое художественную практику, ибо, по словам автора, «конкретная практика литературы является самой надежной опорой для сколько-нибудь прочных положений».
Показать исторически обусловленное движение советской литературы к социалистическому реализму, очевидно, крайне затруднительно, ссылаясь лишь на единичные, пусть в выдающиеся, классические примеры. Стремление автора опереться на богатый фактический материал, вовлечь в орбиту изучения творчество многих писателей, чьи произведения вносили свой вклад в дело созидания новой литературы, представляется мне плодотворным.
Расширение сферы исследования, когда в поле зрения оказывается не два-три десятка привычных имен и названий, а весь многообразный, многоликий поток литературы, в книге Ю. Андреева отнюдь не простое свидетельство завидной эрудиции автора. Конкретный анализ произведений, как хорошо изученных, так и малоизвестных, даст возможность рассеять некоторые, все еще живучие литературоведческие предрассудки, опровергнуть схематические построения, позволяет обосновать важные общеметодологические положения, обозначить основные творческие искания советской литературы 20 – 30-х годов.
Справедливо выступая против механистических умозрительных схем и полемизируя с упрощенными представлениями о путях советской литературы, Ю. Андреев стремится вскрыть подлинную диалектику ее движения, выявить характерные закономерности становления и развития социалистического реализма. Автор исходит па осознания того непреложного факта, что размежевание в писательской среде после Октября шло прежде всего на основе отношения к социалистической революции, а никак не согласно нехитрым альтернативам типа «стихийность – сознательность» или «множества – личность».
В первой главе книга убедительно, на многих примерах, показано, как бессильная ненависть к революции, нежелание понять и разобраться в исторических событиях неминуемо оборачивались для писателя творческим оскудением и вырождением. Подавляющее большинство русских писателей остались верными народу, верными революции. Из этого, однако, не следует, что все они сразу же после Октября смогли разобраться во всех сложностях и противоречиях революционной эпохи, что их общественно-политические взгляды, их мировоззрение отвечали в полной мере тем требованиям, какие ставила перед литературой действительность. Живо еще в памяти время, когда особенности творчества многих писателей сводились иными критиками к различного рода ошибкам, которые эти художники совершали. Для нынешнего состояния нашего литературоведения характерно прежде всего выявление положительного начала в творчестве тех писателей, которые, горячо и искрение приветствуя Октябрь, еще не могли ясно видеть историческую перспективу и вследствие этого были еще не в состоянии выразить ведущие тенденции времени в ярких и полнокровных реалистических образах. Однако, отмечая подобные факты, наше литературоведение нередко затруднялось в определении мотивов, заставлявших художника утверждать революцию в эмоционально-взволнованных, романтически-приподнятых образах.
Ю. Андреев опирается на известное положение В. Воровского о художественной идеологии поднимающегося революционного класса, который на первых порах заявляет о себе в форме романтических предчувствий. Для объяснения характерных особенностей значительной части советской литературы исследователь вводит категорию социальных эмоций как первого необходимого шага на пути обретения художником социалистического мировоззрения, на пути к новому творческому методу. Эти социальные эмоции автор находит в ряде произведений советской литературы 20-х годов.
В нашем литературоведении давно уже бытует мнение, согласно которому понятие «советская литература» не однозначно понятию «литература социалистического реализма». Ю. Андреев, придерживаясь этой точки зрения, наглядно показывает сложность и своеобразие формирования, кристаллизации и развития социалистического реализма. В представлении автора, – и мне думается, он прав, – путь к овладению советской литературой методом социалистического реализма – это путь от одного из многих сосуществовавших в рамках одной литературы методов «к положению доминирующему в силу заключенных в нем внутренних возможностей». Короче говоря, побуждаемая самой логикой своего развития, стремлением глубоко, ярко и многогранно изображать новую действительность, советская литература неминуемо шла к социалистическому реализму как к основному своему творческому методу.
Сложность состояния советской литературы на ранних ее этапах заключалась в многообразии направлений, методов, творческих школ. Пытаясь определить основные творческие искания, характерные особенности различных литературных направлений, Ю. Андреев предлагает свою классификацию литературного процесса эпохи. При всей условности и несовершенстве, свойственным почти любой классификации, это предложение кажется мне заслуживающим внимания и, уж во всяком случае, более конкретным, нежели и поныне бытующие слишком уж обобщенные определения, объединяющие совершенно различных писателей.
В советской литературе 20-х годов автор выделяет демократическую литературу, социалистическую литературу и литературу социалистического реализма. Он пытается обосновать возможность такого выделения, анализируя специфические особенности этих литературных направлений, иллюстрируя свои выводы и наблюдения примерами из творчества И. Бабеля, Б. Пильняка, А. Веселого, В. Лавренева, Вс. Иванова, А. Неверова, Л. Сейфуллиной, Ф. Гладкова, А. Серафимовича и других советских писателей. Но здесь, как мне кажется, возникает опасность искусственности построения, опасность схематизации. Ведь литература никогда не бывает статичной. Она – вечно живой, вечно развивающийся организм. Поэтому границы, отделяющие, скажем, демократическую литературу от социалистической, оказываются весьма приблизительными и зыбкими. Очень трудно доказать правомерность того, что А. Веселый и Б. Лавренев, И. Бабель и Вс. Иванов помещены в разные группы.
Повторяю: я ничего не имею против попыток классифицировать советскую литературу 20-х годов, но, вероятно, классификацию, предложенную Ю. Андреевым, стоит рассматривать как подступ к более совершенному и динамическому членению.
Многие интересные выводы, к которым приходит исследователь, подготовлены живым анализом конкретных литературных явлений. В книге немало свежих наблюдений, оригинальных суждений о творчестве советских писателей, об особенностях проблематики, поэтики и стиля таких произведений, как «Конармия» и «Россия, кровью умытая», «Ветер» и «Железный поток», «Севастополь» и «Тихий Дон», и многих других. Эти интересные наблюдения складываются в единую картину состояния нашей литературы в один из самых сложных и ответственных моментов ее развития.
Именно поэтому хотелось бы, чтобы картина эта была прописана во всех ее подробностях. Пока же некоторые немаловажные детали лишь намечены. Так, книге, посвященной уяснению важнейшей проблемы нашей эстетики- проблемы становления социалистического реализма, никак не помешало бы теоретическое определение самой сути творческого метода: известно, что в решении этой проблемы споры и дискуссии не умолкают и сегодня. Интересно обозначенный вопрос о романтическом течении в литературе 20-х годов, на мой взгляд, также заслуживает более пристального и аргументированного рассмотрения. Наиболее слабой в книге оказалась глава о литературе 30-х годов, не отличающаяся ни новизной материала, ни глубиной постановки вопроса. Как, в каком направлении по сравнению с предшествующими периодами развивался социалистический реализм – не выяснено с должной глубиной и обстоятельностью.
В целом же книга Ю. Андреева «Революция и литература» интересна и полезна. Она свидетельствует о движении нашей литературоведческой мысли, о ее стремлении обращаться к сложным проблемам истории советской литературы, о ее постоянной готовности быть на боевых рубежах нашего идеологического фронта.