Мотив «звериного крика»: от эпоса к политическому памфлету

Мария ЕЛИФЁРОВА

МОТИВ «ЗВЕРИНОГО КРИКА»: ОТ ЭПОСА К ПОЛИТИЧЕСКОМУ ПАМФЛЕТУ

«Выли берсерки…»: загадочное стихотворение и его толкования

Тема нашей статьи возникла как маргиналия на полях исследования, целью которого был обзор тем и мотивов древнескандинавской словесности, связанных с берсерками. Эти персонажи упоминаются в нескольких десятках источников, однако единственный текст, достоверно современный эпохе викингов и содержащий описание берсерков, — поэтическое описание морского боя при Хаврсфьорде, после которого Харальду Прекрасноволосому удалось окончательно подчинить Норвегию. Этот отрывок из 5 восьмистиший датируется примерно последней четвертью IX века и сохранился в нескольких рукописях саг и исторических хроник позднего Средневековья. В зарубежных антологиях поэзии скальдов его часто включают в биографическую поэму «Песнь о Харальде»[1], хотя в действительности ни в одной рукописи они не встречаются как единый текст, а в «Красивой коже» (название норвежской хроники, по ее парадному переплету) «Песнь о Харальде» и фрагмент о морском бое даже атрибутированы разным авторам.

Русскому читателю этот фрагмент известен главным образом по «Кругу Земному» Снорри Стурлусона, где он приводится в достаточно вольном переводе О. Смирницкой:

Кто не слыхал

О схватке в Хаврсфьорде

Великого конунга

С Кьетви Богатеем?

Спешили с востока

На битву струги —

Все драконьи пасти

Да острые штевни.

Были гружены струги

Щитами блестящими,

Заморскими копьями,

Вальской[2] сталью.

Бряцая мечами,

Выли берсерки,

Валькирия лютых

Вела в сраженье.

Им вдосталь досталось,

Когда удирали

От ударов страшных

Властителя Утстейна,

Князь, чуя битву,

Коней пучины

Пустил — и в грохоте

Сгиб Длиннолицый.

У Косматого земли

Устал оспаривать,

Спрятался вождь

Толстошеий за остров.

Ползли на карачках

Под скамьи раненые,

Мужи головами

Киль прошибали.

Под градом камней

Удирали премудрые,

Черепицами Вальгаллы[3]

Прикрывши спины.

Как стадо баранов

На восток пустились

Домой с Хаврсфьорда —

Утешиться медом.

В оригинале через одну строку после строки «выли берсерки» следует синтаксически и метрически параллельная ей строка «рычали волчьи шкуры»; упоминание валькирии — продукт интерпретации переводчика, так как в оригинале стоит слово guDr, совпадающее с именем одной из валькирий, но, скорее всего, это нарицательное существительное «битва» (варианты перевода: «Гуд была с ними» или «Битва им выпала»). Остальные расхождения с оригиналом непринципиальны для темы настоящей статьи.

Эти две строки — «выли берсерки <...> рычали волчьи шкуры» — в XX веке использовались многими исследователями как основное доказательство того, что берсерки составляли сообщество воинов, практиковавших тотемистические культы и ритуально подражавших диким зверям. «Волчьи шкуры» из стихотворения сопоставлялись с легендой из «Саги о Вельсунгах» о том, как Сигмунд и его сын Синфьотли превратились в волков, и мифологи усматривали здесь следы воинских обрядов инициаций, практиковавшихся берсерками (несмотря на то, что сага нигде не именует Сигмунда и Синфьотли берсерками, а другие саги не упоминают у берсерков никаких инициаций). Этого мнения придерживались О. Хефлер, М. Элиаде, Ж. Дюмезиль, Х. Эллис-Дэвидсон и др.[4]; в настоящее время его отстаивает, например, М. Спайдел[5].

Одним из первых, кто высказал скепсис в отношении этой теории, стал К. фон Зее, который указал, что в стихотворении, в сущности, говорится о берсерках очень мало и что другие памятники, содержащие более развернутую информацию об этих персонажах, созданы на два-три столетия позже; многие из них сами являются продуктом интерпретации или глоссирования скальдической поэзии[6]. С немецким скептиком солидарен исследователь российского происхождения — А. Либерман: «Сцена описана столь скупо, что невозможно решить, в чьей армии (Харальда, его противников или в обеих) шумели берсерки»[7].

Как предположил фон Зее, представление о берсерках как об элитной гвардии Харальда, встречающееся в позднейших источниках, является результатом недоразумения и строки о воющих берсерках изначально относились к врагам Харальда[8]. И действительно, местоимение «они» — те, кому «досталось» и пришлось «удирать», — может относиться только к берсеркам (перевод здесь верен оригиналу). По всем законам языка выходит, что бежали именно они! От поэта все-таки ожидается элементарное языковое чутье: если бы под берсерками имелись в виду воины Харальда, то на выходе получилась бы оскорбительная смысловая сшибка, за которую автору могло не поздоровиться (в отличие от компилятора XII-XIII веков, для которого невнятность в понимании древнего стиха уже никакой опасности не представляла).

Случаи, когда исландцы эпохи записи саг — то есть позднего Средневековья — ошибочно толковали поэзию скальдов, известны. Один составитель саги даже перепутал пол адресата стихов![9]

Фон Зее выдвинул предположение, что само слово «берсерк» (berserkr) изначально было авторским окказионализмом Торбьерна Хорнклови — скальда, которому эти стихи приписаны у Снорри в «Круге Земном»[10]. Это предположение — которое кажется нам несколько чрезмерным — не будет, однако, предметом нашего обсуждения. Нас в данный момент занимает мотив «завывания» и «рычания», вокруг которого наросло столько интерпретаций.

При чтении статьи фон Зее нам вспомнилась одна аналогия — весьма известные строки, которые, однако, до сих пор никто не сопоставил с древнескандинавскими строками о берсерках:

Заржали и завыли оксианцы,

Залаяли аргойльцы по-собачьи…

(«Песнь о Роланде», стрф. 254, перевод Ю. Корнеева).

Здесь речь идет уже безусловно о врагах протагониста — о сарацинах, против которых воевал Карл Великий (оксианцы и аргойльцы — вымышленные племена, предположительно, арабов, так как действие происходит в Испании). В оригиналах — старофранцузском и древненорвежском соответственно — сходство еще ближе, так как в обоих текстах глаголы, передающие «звериные крики» воинов, не только синтаксически и метрически параллельны, но и рифмуются между собой. Насколько нам известно, ни один мифолог не пытался рассматривать эти строки как доказательство тотемистических воинских союзов у арабов. Временной разрыв между «Песнью о Роланде» и «Морским боем при Хаврсфьорде» (будем для удобства называть скандинавский отрывок так) — не более двух столетий, по меркам истории средневековой литературы это не так много, но географическая удаленность двух традиций значительна. Сходство этих двух мест заставляет задаться вопросом: не имеем ли мы дело с формулой? Где еще она встречается? Проще говоря, кто, когда и по какому поводу издавал звериный крик?

«Звериный крик» в поэтической традиции

Как выяснилось, мотив «звериного крика» не столь уж и редок. Он встречается и в гораздо более позднее время. Так, среднеанглийская поэма «Царь Александр» говорит о сарацинах практически теми же словами, что и «Песнь о Роланде»:

…герцог Мавританский,

Он был из рода Каина;

Его люди не могли ни говорить, ни кликать,

Но, как собаки, рычали и лаяли…

(Подстрочный перевод наш. — М. Е.)[11]

Воины, издающие эти звуки, вовсе не обязательно мужского пола. Анонимный немецкий автор латиноязычной поэмы XIII века, в переводе М. Гаспарова озаглавленной «Стих о татарском нашествии», посвящает целую строфу кровожадности монголо-татарских женщин. В переводе Гаспарова описание издаваемых ими звуков утеряно, поэтому приведем наш подстрочник:

Подобно мужу, стреляет, скачет верхом

Жена, разит, воюет,

Она, подобно мужу, режет, грабит, хищничает,

Волчица жадная завывает…[12]

Конечно, легче всего предположить, что перед нами «наивное» восприятие иноязычной речи — как нечленораздельной. Кем бы ни были берсерки из «Морского боя при Хаврсфьорде» — дружинниками Харальда или его врагами, — они были такими же норвежцами, как сам Харальд, и говорили на одном с ним языке.