Между двух стульев

В журнале «Дальний Восток» (1962, N 2) опубликована статья Ф. Кулешова «Прав ли А. Волков?», в которой содержится полемика с моей статьей «Творчество А. И. Куприна в годы реакции», напечатанной в «Вопросах литературы» (1960, N 12). Моя статья была направлена против утверждений, что после поражения первой русской революции, в годы реакции, критический реализм «распадается». В начале своей статьи Ф. Кулешов солидаризируется со мной в том, что «долгие годы бытовавшая среди советских литературоведов теория, согласно которой русский критический реализм на рубеже XIX и XX веков вступил в стадию кризиса и распада, является в научном отношении несостоятельной». Отмечая, что полемический пафос моей статьи направлен против книги П. Беркова «А. И. Куприн», в которой, с моей точки зрения, отдается дань этой теории, Ф. Кулешов считает, что «нет надобности «рать под защиту книгу П. Беркова». Ф. Кулешов решил занять третью позицию – выступить в роли арбитра в моем споре с П. Берковым. Такая роль обязывает к объективной оценке точек зрения и уж, во всяком случае, к точному их изложению. К сожалению, этого нет в статье Ф. Кулешова.

Правда, нужно отдать справедливость Ф. Кулешову, в ряде случаев, споря со мной, он точно цитирует фразы из моей статьи. Однако он весьма произвольно приписывает мне вывод о том, что «после поражения революции 1905 – 1907 годов русская литература критического реализма не знала кризисных явлений и, обогащаясь новыми значительными произведениями, «продолжала свое развитие по восходящей линии».

Тщетно я пытался найти этот «вывод» в своей статье. Убедиться в том, что его нет, мне помог сам Ф. Кулешов, цитирующий мои слова о том, что «атмосфера позорного десятилетия» повлияла на Куприна, что в эти годы проявилось угасание «веры в «вступление свободы», разочарование «в успехе освободительного движения». К этому можно было бы добавить мои утверждения о слабостях философии Куприна, которые «наиболее явственно проявились в такие сложные годы, какими был период послереволюционной реакция», о том, что писатель, «не зная закономерностей исторического развития, терпел крах, создавал отвлеченные, нежизненные картины», о том, что существовал разрыв между «крайне наивными социологическими выводами и запечатленной в лучших произведениях «рекой жизни».

Далее в статье довольно подробно говорилось о таких идейно-ошибочных рассказах Куприна, как «Морская болезнь», «Ученик» и «Королевский парк». В статье ничего не было сказано о других представителях критического реализма предоктябрьской эпохи, но это выходило за рамки темы статьи. Кроме того, о «заблуждениях и ошибках» (говоря словами Ф. Кулешова) писателей-реалистов в годы столыпинской реакции я много писал в своих книгах, посвященных русской литературе XX века. После всего этого странно звучат обвинительные слова Ф. Кулешова по моему адресу: «Говорить об идейно-художественных заблуждениях и ошибках писателей-реалистов в годы реакции, о притуплении в их творчестве остроты критики и социальных обличений – значит, по мнению А. Волкова, воскрешать вредную теорию о кризисе критического реализма XX века». Если бы я действительно считал так, я бы уподобился унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла…

Расценивая мои критические замечания о книге П.