М. Горький – сатирик
И. Эвентов, Сила сарказма. Сатира и юмор в творчестве М. Горького, «Советский писатель», М. 1973, 432 стр.
Советское горьковедение на современном этапе все шире освещает самые разные стороны жизни и деятельности великого писателя, все глубже проникает в его художническую мастерскую. За последние десять – пятнадцать лет написан ряд интересных работ и о сатирических произведениях М. Горького. Однако до самого нынешнего времени не существовало исследования, которое охватывало бы все стороны горьковской сатиры. Правда, более десяти лет назад вышла книга И. Эвентова1, задуманная как обзор сатирических произведений писателя. Но обзор этот оказался и недостаточно теоретически оснащенным, и весьма неполным – из него целиком, например, выпала горьковская драматургия. Новая книга И. Эвентова дает целостное освещение горьковской сатиры. Критик берет ее во всех художественных проявлениях, не ограничиваясь Собственно сатирическими жанрами. Он справедливо полагает, что во всем горьковском творчестве сатира составляет важный компонент, влияющий – и подчас весьма кардинальным образом – и на внутреннее строение, и на самый пафос различных произведений.
Такой подход к исследуемой проблеме, несомненно, вытекает из общих теоретических представлений автора книги о специфике и жанровой природе сатиры, которые он не так давно изложил в статье, опубликованной в «Вопросах литературы». По убеждению И. Эвентова, с которым следует согласиться, сатира это не особый, четвертый род литературы, стоящий в одном ряду и на равных правах с эпосом, лирикой, драмой, как утверждают некоторые ученые, а «особый принцип изображения действительности, применимый во всех родах литературы и имеющий многочисленные жанровые образования, возникшие в результате деформации структурных элементов, принятых в лирике, эпосе и драме» 2.
Книга И. Эвентова содержит широкую историко-литературную информацию, которая нередко выходит за границы темы. Здесь сообщаются многочисленные, далеко не всегда известные ранее факты литературной биографии писателя, в том числе дополняющие и уточняющие наше представление о сотрудничестве Горького в провинциальных газетах в 90-е годы, о его участии в сатирических журналах периода первой русской революции, о той поддержке, какую он оказывал советской сатирической периодике первых послеоктябрьских лет.
Интересны страницы монографии, на которых рассказано об отношении Горького к мещанской юмористической журналистике 80 – 90-х годов, о связях писателя с сатириконцами – А. Аверченко, Сашей Черным, В. Князевым, о его заботливом внимании к советским литераторам, художникам, театральным деятелям, работавшим в области сатиры, – М. Кольцову, М. Зощенко, И. Ильфу и Е. Петрову, А. Архангельскому, Кукрыниксам, С. Радлову.
Стремление литературоведа как можно шире охватить горьковскую сатиру ведет к тому, что наряду с законченными циклами и произведениями он рассматривает также и незавершенные – например, сатирические сцены «Охранное положение», «Конституция», «Император», задуманные в 1905 – 1906 годах как отклик на события первой русской революции, драматические наброски «Евграф Букеев», «Христофор Букеев», непосредственно предваряющие «Егора Булычова и других», планы и фрагменты двух так и не написанных пьес из задуманной пенталогии 30-х годов.
Литературовед рассматривает сатиру Горького в связи с его духовной и художнической эволюцией, в связи с общими процессами исторического развития русской сатиры. Отсюда внимание к тому, как в творчестве Горького преломлялись традиции Щедрина, у которого он учился видеть «политику в быте», извлекать из житейских наблюдений важные социально-этические и философские идеи. Автор выясняет и то, как Горький осваивал главные элементы чеховского сатирического и юмористического письма; сюжетную импровизацию, диалог, жанровую, бытовую зарисовку. «Сплав этих традиций образовался на основе целеустремленной творческой мысли художника и давал в конечном счете новое качество…» – подчеркивает И. Эвентов. Он раскрывает содержательность жанровых форм, образной системы архитектоники и стилистики сатирических произведений Горького. Так, он обнаруживает, в частности, взаимообусловленность идейной несостоятельности и художественных просчетов пяти произведений весны – лета 1917 года, вошедших в «Русские сказки»; «Когда образ выступил как средство иллюстрации мысли, а мысль не имела под собой жизненных оснований, стиль утратил оригинальность, лишился признаков художественной новизны».
И. Эвентов убедительно опровергает в своей монографии тех историков и теоретиков литературы, которые отстаивают точку зрения, согласно которой Горький отрицал необходимость сатиры в советской литературе, а «из реализма исключал критичность».
На самом же деле Горький, как об этом неопровержимо свидетельствуют его статьи и выступления, письма и высказывания, считал сатиру органической частью литературы социалистического реализма. Он обосновывал ее развитие духовными, нравственными и эстетическими потребностями социалистического общества, рассматривал ее как новаторское явление, вобравшее в себя огромный социальный опыт нашего народа.
Именно поэтому, как показывает автор книги, Горький предъявлял к советской сатире повышенные идейно-художественные требования, выступал за новаторское использование всего арсенала сатирических и юмористических средств, призванных ниспровергать все устаревшее и отжившее с высоты передовых общественных идей и эстетических идеалов,
Литературовед ведет плодотворную полемику и по другим вопросам. Так, он спорит с авторами, которые считают, что «подлинная сатира чуждается психологического углубления», Исследователь не только теоретически декларирует, а непосредственно показывает, что в горьковской сатире характеры выявляются и средствами внешнего комизма, и путем проникновения в душевный мир героя, Горький-сатирик не только берет на вооружение такие испытанные приемы сатирического письма, как гротеск, гипербола, карикатура, шарж, пародия, – он обращается к глубокому психологическому анализу. Эта особенность горьковской сатиры с наибольшей очевидностью выявилась в «Жизни Клима Самгина».
Сатира, основанная на контрастах видимого и сущего, воображаемого и реального, мнимого и подлинного, позволила Горькому выявить духовное, политическое и нравственное содержание образов Самгина, его наставников, спутников и двойников. При этом, однако, думается, что в главе, посвященной «Жизни Клима Самгина», автором недостаточно четко определены типологические границы тех или иных явлений и форм горьковской сатиры.
Обращаясь здесь к портретным зарисовкам ряда воспитателей и единомышленников Самгина, литературовед видит одну из особенностей стиля «Жизни Клима Самгина» в резких сатирических деталях и штрихах. Представляется между тем, что подобный портрет героя, выполненный в сатирической манере, – явление не видового, а родового характера, Он присущ не одному роману-эпопее Горького, но имеет типологическое значение для всей его новеллистики и романистики, В самом деле, разве меньшую сатирическую нагрузку несут, например, портретные описания Якова или Мирона в «Деле Артамоновых»?
Жаль также, что автор книги далеко не всегда обращается непосредственно к языку сатирических произведений Горького (хотя в ряде случаев делает это – и делает успешно, – например, характеризуя горьковскую публицистику советской эпохи).
В этой связи уместно привести замечания исследовательницы горьковского языка М. Карпенко по поводу комедии «Работяга Словотеков» – о том, что «образ Словотекова был воспринят современниками как обобщенный, типичный именно благодаря сатирической заостренности речевой характеристики» 3.
В «Жизни Клима Самгина» удивительно емкие характеристики и замечания, подобные следующему: «Нередко казалось, что он (Самгин. – М. П.) до того засыпан чужими словами, что уже не видит себя», – получают развернутую сатирическую реализацию и конкретизацию не только в речи персонажа (в том числе и в его внутренних монологах), но и в языке автора.
К сожалению, ни эти, ни подобные им, ни многие другие сатирические языковые приемы автор книги не заметил.
Можно обнаружить в книге И. Эвентова и некоторые другие пробелы.
Ничем не оправдано, например, то, что литературовед обошел молчанием целый ряд реалистических рассказов Горького 90-х годов, Которые, несомненно, содержат Сильный сатирический элемент. Сошлемся хотя бы на образ либерала-редактора Дмитрия Павловича в «Озорнике» или на фигуру несостоявшегося героя-любовника Полканова в «Вареньке Олесовой».
Есть в монографии и отдельные бездоказательные положения, и спорные суждения. Так, трудно согласиться с такими
словами: «Горький пришел в драматургию как новатор, однако его трудно отделить от ближайших предшественников на этом пути, прежде всего от Чехова» (стр. 172). Если бы это было действительно так, то о каком, собственно, новаторстве Горького могла идти речь? Но в том-то и дело, что уже первые его пьесы «отделились» от пьес чеховских и своим жизненным материалом, и социально-философской проблематикой, и жанрово-драматургическими особенностями, и языком…
В таком серьезном литературоведческом исследовании, как монография И. Эвентова, естественно, бросаются в глаза даже отдельные непродуманные или небрежные формулировки, фактические неточности и ошибки.
Как, скажем, понимать замечание литературоведа о том, что в «Заметках о мещанстве»»типическое выражается не в индивидуальном, а в сатирически конкретизированном и обобщенном» (стр. 195)? С одной стороны, здесь явная тавтология: «типическое выражается… в… обобщенном», а с другой – не менее явный алогизм: «не в индивидуальном, а в сатирически конкретизированном», как будто индивидуальное не есть художественно конкретизированное…
Не может не удивить также, что автор пишет о щедринском образе «губернатора с фаршированной головой» (стр. 10), имея в виду, разумеется, не губернатора (таковых вообще нет в «Истории одного города»), а градоначальника Прыща. Или: «…Горький обратил внимание на образ прогрессивного интеллигента Крамольникова в «Господах Головлевых» (стр. 62). Между тем, как известно, Крамольников – герой щедринской сказки-элегии
«Приключение с Крамольниковым» и никакого отношения к «Господам Головлевым» не имеет…
г. Ровно