Литературоведческая деятельность Н. Е.Осипова. К истории русского психоаналитического литературоведения

«В эмигрантском безвременье он был символом духовной связи русского студента в Праге с великой русской наукой и с ее бессмертными представителями» – так отозвался на смерть Николая Евграфовича Осипова журнал «Русский врач в Чехословакии», бывший в 1930-х годах печатным органом русских профессоров-естественников, бежавших из советской России в Чехию ¹.

К сожалению, литературоведческие труды психоаналитика Осипова, бывшего в 1920 – 1930-е годы значительной фигурой среди представителей русской диаспоры в Праге, российским исследователям литературы еще только предстоит оценить по достоинству. В отличие от филологических опытов И. Д. Ермакова, которые хотя и воспринимались большинством современников как психоаналитический курьез, однако все же удостаивались внимания критиков и литературоведов, более основательные и академические работы Н. Е. Осипова не были отмечены в советской печати ни хвалебными, ни разгромными статьями. Круг современников, имевших возможность познакомиться с исследованиями Осипова, был представлен слушателями пражского «Семинария но изучению творчества Достоевского», где ученый выступал с докладами, немногочисленной аудиторией журнала «Русский врач в Чехословакии», публиковавшего психоаналитические работы Осипова, и теми специалистами, которые имели доступ к изданным небольшим тиражом в 400 экземпляров под редакцией А. Л. Бема двум сборникам статей о Достоевском, включавшим в себя и работы Осипова. Таким образом, в русском психоаналитическом литературоведении Осипов был гораздо менее «публичной» фигурой, нежели его московские коллеги, имевшие возможность в 1920-е годы публиковать свои исследования под грифом редактируемой Ермаковым «Психоаналитической библиотеки» и в журналах с массовыми тиражами.

Наиболее плодотворный в творческом отношении период жизни Осипова совпал с годами, проведенными в эмиграции (1921 – 1934), и именно поэтому творческое наследие этого ученого многие годы было недоступно в нашей стране. Однако нам представляется, что литературоведческая деятельность Осипова не вызывала широкого общественного резонанса не только потому, что протекала в обстановке определенной интеллектуальной изоляции. Работы этого исследователя не содержали «хитроумнейших, но совершенно произвольных умозаключений, стремительно уносивших исследователя в черный омут нелепицы» ², а потому могли показаться литературоведам- профессионалам менее новаторскими, чем исследования московских психоаналитиков. Даже скептически относившийся к психоанализу литературы Владислав Ходасевич признавал, что пражские ученые «значительно осторожнее и серьезнее Ермакова»³, а значит, и вклад их в отечественное литературоведение был более «академичным». Сам Осипов настаивал на том, что «Freud’a надо отличать от фрейдистов, как Толстого от толстовцев»⁴, и сознательно пытался оставаться в русле того классического психоанализа, который, в отличие от одиозных печатных выступлений советских психоаналитиков, не провоцировал шумных дебатов и критических нападок.

В русскоязычной литературе имя Осипова впервые самостоятельно прозвучало в 1993 году в работе А. Эткинда «Эрос невозможного». Очевидно, этот исследователь, как и прочие отечественные ученые, в процессе работы над исследованием «Эрос невозможного» имел доступ лишь к немногочисленным сохранившимся в России работам Осипова. Часть этих работ относится к доэмигрантскому периоду жизни ученого, то есть посвящена клиническим наблюдениям Осипова. Таким образом, основные вехи биографии русского психоаналитика Эткиндом обозначены точно, и описание клинической практики Осипова сделано весьма основательно, однако литературоведческие статьи этого ученого ни филологией, ни психологией до сих пор не учитываются.

Согласно изданному в 1994 году «Краткому путеводителю по спецхрану РГАЛИ», в марте 1961 года из Пражского русского зарубежного архива в Москву было вывезено около 40 автографов больших статей и докладов Н. Е. Осипова. Основную их часть (более 30) составляют статьи о русской литературе. Очевидно, что сегодня исследователи имеют гораздо больше возможностей для изучения творческого наследия Н. Е. Осипова. Тем не менее далеко не все значительные труды этого ученого доступны нам и сейчас. В частности, сложно сказать, сохранилась ли объемная автобиография, над которой Осипов работал в последние годы своей жизни. Многие из его коллег были знакомы с этим текстом и даже ссылались на него в своих работах, однако современные исследователи не располагают информацией о местонахождении рукописи.

Основным источником сведений о Н. Е. Осипове по-прежнему остается пражский двухтомник 1935 – 1936 годов «Жизнь и смерть», изданный под редакцией А. Л. Бема, Ф. Н. Досужкова и Н. О. Лосского и содержащий многочисленные цитаты из утраченной автобиографии Осипова. Кроме того, мы имеем доступ к небольшой части переписки Осипова и Фрейда, переведенной с немецкого языка на английский и опубликованной в 1998 году в Соединенных Штатах ⁵. Таким образом, творческая биография Осипова еще нуждается в основательной реставрации, что могло бы стать предметом масштабной исследовательской работы ⁶.

Мы же в своем анализе ограничимся наиболее интересными из доступных нам текстов, материал которых позволяет составить представление о специфике психоаналитического метода Н. Е. Осипова в приложении к русской классической литературе. Поскольку имя Николая Евграфовича Осипова в настоящее время относится к разряду «возвращенных», представляется целесообразным сделать краткий обзор биографии ученого, разумеется, подробнее останавливаясь на деталях, существенных для понимания его тесных взаимоотношений с психоанализом.

Будущий российский популяризатор идей Фрейда родился в 1877 году в семье врача-психиатра. После окончания гимназии он поступил на медицинский факультет Московского университета, несмотря на то, что его отец, Евграф Алексеевич Осипов, советовал сыну выбрать факультет историко- филологический. Можно сказать, что в творчестве Осипова синтез естественных и гуманитарных наук произошел достаточно органично. Он получил блестящее медицинское образование (сначала в России, а потом и за рубежом), всю жизнь имел колоссальную психиатрическую практику, но в то же время сумел реализовать себя в сфере литературоведения.

Очень важную роль в судьбе Осипова играли учителя, бывшие, без преувеличения, людьми выдающимися: профессор Владимир Петрович Сербский торопил молодого Осипова с защитой диссертации, так как прочил ему свою кафедру, Николай Николаевич Баженов в письмах называл молодого коллегу своим главным преемником. В последнее десятилетие жизни Осипова эстафету наставничества принял Фрейд, вступивший в интенсивную переписку с русским коллегой. Роль Зигмунда Фрейда в личной биографии Осипива определена весьма символично. «Мне, – писал Осипов, – пришло в голову произносить «Фрейда» как «Freund» (друг), выражая этим мое отношение к теории Фрейда» ⁷. Характерный для Осипова, по мнению людей, бывших знакомыми с ним, постоянный ориентир на авторитеты, помог ему сконструировать ту особую систему воззрений, которая вообще была свойственна последователям Фрейда. Известно, что круг ближайших учеников Фрейд называл своей семьей, воспринимая их вольное или невольное отступничество как бунт детей против отца. Все разработанные психоанализом «семейные матрицы» то накладывались на отношения с коллегами и наставниками, то примерялись к характеристике отношений аналитиков с пациентами: профессиональные и личные контакты нередко окрашивались в тона семейной драмы с присущими ей соперничествами, изменами, привязанностями.

В этом смысле Осипов был типичным представителем раннего психоаналитического течения. Между ним и Фрейдом установились отношения почтительного сына, подсознательно претендующего на славу родителя (не случайно Осипов пишет в мемуарах, что именно благодаря ему Фрейд стал известен в России), и отца, ревниво, хотя и доброжелательно, следящего за успехами своего преемника. Немногочисленные опубликованные письма австрийского психоаналитика к своему российскому последователю позволяют уловить интонацию не просто благосклонно-уважительную, как мог бы адресоваться мэтр к менее опытному коллеге, но и особо теплую, указывающую на наличие личного дружеского расположения. Фрейд обращается к Осипову не иначе как «мой дорогой друг», а в одном из писем высказывает пожелание, чтобы именно Осипов переводил его работы на русский язык. «Если бы Осипов мог быть моим переводчиком, – писал Фрейд, – я бы не желал ничего большего» ⁸. Любопытно, что, судя по разным источникам, дружеским отношениям Фрейда и Осипова не были свойственны те периоды охлаждения, которые традиционно характеризовали профессиональные связи Фрейда с его ближайшими последователями и учениками. После первого визита начинающего психоаналитика Осипова в венскую клинику Фрейда в мае 1910 года Фрейд писал Карлу Абрахаму: «Вчера у меня был <…> весьма приятный посетитель, доктор Осипов из Москвы. У него ясное мышление, и он наш убежденный последователь» ⁹⁹. Высокая оценка Фрейдом профессиональных и личных качеств Осипова сохранялась вплоть до кончины последнего в 1934 году.

Несмотря на то, что первые опыты психоаналитического литературоведения были предприняты Осиповым еще во время его психиатрической практики в Москве («Психотерапия в литературных произведениях Толстого» (1911), «О навязчивой улыбке» (1912), «»Записки сумасшедшего». Незаконченное произведение Л. Н. Толстого» (1913)), оригинальный метод Осипова наиболее полно проявился в работах эмигрантского периода. После непродолжительного периода жизни в Стамбуле, Белграде и Будапеште в 1921 году Осипов обосновался в Праге, где получил возможность для общественной и научной деятельности. Он читал курс психиатрии в Карловом университете, организовал и возглавил «Русский психиатрический кружок в Праге», был активным участником «Семинария по изучению творчества Достоевского». Литературоведение, которое Осипов, по его собственному признанию, практиковал исключительно как любитель, было значительной составляющей его творческой биографии.

Вопрос о том, насколько правомерно применение психоанализа в качестве литературоведческого метода, в той или иной степени затрагивался Осиповым практически в каждой его работе. Удивительно, что, даже являясь преданным приверженцем и пропагандистом учения Фрейда, Осипов тем не менее всегда соблюдал известную осторожность действительно мудрого исследователя, привыкшего сдержанно оценивать проходящие апробацию научные методы. В его исследованиях не присутствовало следов того, что один из критиков раннего русского психоанализа называл «горячностью первых адептов, которые всегда plus royalistes, que le roi meme» ¹⁰. В руках Осипова психоанализ был не «универсальной отмычкой» к загадкам творчества, а лишь одним из методов интерпретации текста со всеми возможными присущими этому методу недостатками, отчетливо различимыми и признаваемыми.

Слабости психоаналитического исследования литературы Осипов видел в том, что «1) оно не дает достаточных гарантий достоверности; 2) в сильной степени зависит от качеств познающего субъекта; 3) оно недоказательно, так как путь, которым приходит познающий субъект к своему суждению, обычно не опознается им во всех его этапах»  ¹¹. По сути, этим наблюдением Осипов охватил все наиболее частые претензии к фрейдизму, высказываемые его критиками. Однако, признавая отдельные недостатки, Осипов не отвергает всего метода в целом, а пытается выявить его наиболее рациональные аспекты. Для этого Осипов вводит в психоаналитическую терминологию оригинальное понятие – «усмотрение».

К сожалению, работа, в которой Осиповым было намечено обоснование теоретической базы его психоаналитического метода исследования литературы, осталась незавершенной, поэтому и содержание основного определения его концепции мы вынуждены реконструировать из материала отрывочных набросков и мимолетных замечаний в трудах разных лет. В частности, в исследовании, посвященном творчеству Гончарова, психоаналитик пишет: «Гончаров делает известные наблюдения в жизни и передает это свое наблюдение в художественных образах, Freud делает такие же наблюдения независимо от Гончарова, в той же жизни, и передает в научном толковании <…> Поэтому вполне естественно мне приходит в голову сопоставить все эти наблюдения, вполне признавая, что в художественном творении это наблюдение преследует одну цель, в научной обработке – другую» ¹². Строго разграничивая понятия правды художественной и правды научной, Осипов настаивает на том, что объектом для формирования «правдивой» позиции служат одни и те же феномены, а значит, слияние научных методов Фрейда и художественного мировоззрения авторов классических произведений возможно. Осипов указывает: «Художественная правда есть выражение действительной реальной жизни в произвольно взятых условностях. Это свойство правды позволяет нам пользоваться литературой в научных целях <…> Истинные писатели черпают свои наблюдения из жизни и являются учителями психиатров, а разные бездарности вычитывают без понимания типы душевнобольных из учебников психиатрии и, следовательно, являются бездарными учениками психиатров» ¹³.

Это наблюдение психоаналитика значимо для нас по двум причинам. Во- первых, оно является частичным объяснением того, что в круг интересов отечественных приверженцев учения Фрейда попадали в первую очередь не писатели-современники, а авторы, снискавшие уверенную репутацию классиков, «черпающих наблюдения из жизни». Тексты именно таких авторов, как Достоевский, Гоголь, Тургенев, Гончаров, Толстой, не требовали дополнительных доказательств их художественной ценности, и, следовательно, на них можно было ссылаться как на почти научный факт. Во-вторых, заявленная ориентация на авторитеты (когда писатели провозглашаются учителями психоаналитиков) вообще соответствовала специфической концепции психоанализа как организованного научного течения. Фрейд провозглашал, что молодая психоаналитическая наука должна заимствовать методологию и фактический материал из других областей гуманитарного знания, Осипов сделал литературу приоритетной областью для заимствования. Интересно, что ни социология, ни антропология, традиционно занимающие психоаналитиков как «донорские» дисциплины, Осипова не привлекают. Все его статьи – это синтез двух компонентов: психоанализа и собственно художественного текста.

1. Редакционный некролог // Русский врач в Чехословакии. 1935. N 7 – 8. С. 206.[↩]
2. Ходасевич В. Книги и люди. Курьезы психоанализа // Возрождение. 1938. 15 июля. С. 9.[↩]
3. Там же.[↩]
4. Осипов Н. Е. Тотем в свете психоанализа // Русский врач в Чехословакии. 1936. N 7 – 8. С. 313.[↩]
5. Freud’s Letters to Osipov // Miller Martin A. Freud and the Bolsheviks. New Haven and London: Yale University Press, 1998. P. 169 – 174.[↩]
6. Первые шаги в этом направлении были уже предприняты. См.: Магидрва М. Николай Евграфович Осипов в Праге // Культура русской диаспоры: саморефлексия и самоидентификация / Под ред. А. Данилевского, С. Доценко. Tartu: Tartu University Press, 1996. С. 151 – 169; Сироткина И. Из истории русской психотерапии: Н. Е. Осипов в Москве и Праге // Вопросы психологии. 1995. N 1. С. 74 – 83; Соколинский Е. Материалы Пражского архива Н. Е. Осипова и психоанализ произведений русской классической литературы // Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехословакии между двумя мировыми войнами. Т. 1. Прага, 1995. С. 265 – 274.

   О пражском периоде научной деятельности Осипова также см.: Sebek M. Psychoanalysis in Czechoslovakia // Psychoanalytic Review. Vol. 80 (Fall). 1993. P. 433 – 439..[↩]

7. Цит. по: Эткинд А. Эрос невозможного. М: Гнозис-Прогресс- комплекс, 1994. С. 137.[↩]
8. Freud’s Letters to Osipov. P. 172.[↩]
9. A Psychoanalytic Dialogue: Letters of Sigmund Freud and Karl Abraham, 1907 – 1926 / Ed. by Hilda С Abraham, Ernst L. Freud. New York: Basic Books, 1965. P. 89.

   Подобную оценку Осипову Фрейд примерно в это же время дает в переписке с другим своим адресатом, Шандором Ференци: «У него[Осипова] блестящий ум, чистый рассудок и* способность к честным суждениям», (см.: The Correspondence of Sigmund Freud and Sandor Ferenczi. Vol. 1. 1908 – 1914 / Ed. by Eva Brabant, Ernst Falzeder, Patrizia Giampieri-Deutsch. Cambridge: Belknap Press of Harvard University Press, 1993. P. 176 – 177).[↩]

10. Григорьев И. Психоанализ как метод исследования художественного произведения // Красная новь. 1925. N 7. С. 221.[↩]
11. Осипов Н. Е. Жизнь, литература и психология // РГАЛИ. Ф. N 2299. Оп. 23. Ед. хр. 1. Л. 6.[↩]
12. Осипов Н. Е. Обломов и обломовщина. Записки психиатра // РГАЛИ. Ф. N 2299. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 120.[↩]
13. Осипов Н. Е. Жизнь, литература и психология. Лл. 8 – 9.[↩]