«Литература: электронная форма бытия или небытия?»

Ежегодная Букеровская конференция состоялась 18 ноября 2010 года в Музее Серебряного века¹. Помимо представляющих Букеровскую премию прозаиков Елены Чижовой, Александра Кабакова и критика Марии Ремизовой в обсуждении приняли участие поэт и эссеист Алексей Алехин, директор журнала «Вопросы литературы» Ирина Ковалева, критики Алла Марченко и Ирина Роднянская, японский славист Сихо Маэда и литератор Федор Капица (ИМЛИ). Традиционно вел конференцию Литературный секретарь премии «Русский Букер» Игорь Шайтанов.

Игорь Шайтанов. За десять лет, в течение которых проходят ежегодные Букеровские конференции, мы поговорили, по-моему, уже обо всем. Насколько я помню, мы начинали с обсуждения того, как литература соотносится с книготорговлей, как она взаимодействует с редакторским, издательским, читательским институтом, как она покоряется — или не покоряется — массовому влиянию… Последний разговор, растянувшийся на несколько лет, был посвящен искушению современной литературы массовым вкусом: насколько серьезная литература — какое бы содержание мы в это понятие ни вкладывали — соотносится с массовым жанром? Каким должен быть роман? Темы возникают по ходу Букеровской процедуры. В зависимости от того, с чем сталкивается наше жюри, какие проблемы ставит пресса, мы объявляем тему следующей конференции.

Сегодня мы — с благодарностью нашим хозяевам — собрались в зале Музея Серебряного века с тем, чтобы обсудить проблемы века никак не Серебряного, а, вероятно, давно уже Бронзового — соотношение литературы с теми носителями, которые родились в XXI столетии. Что такое электронное существование литературы: форма бытия, инобытие или предсказание небытия?

На Букеровский конкурс мы принимаем к обсуждению книжную продукцию, книги; но если нам присылают книгу, которая существует только в электронной версии, можем ли мы считать ее изданной книгой? Можем ли мы на сегодня принимать для участия в конкурсе книги, существующие только на электронном носителе? Мы уже предвидим и ту ситуацию, когда, вполне вероятно, победит электронная форма и возникнет вопрос — можно ли считать фактом литературы ту книгу, которая существует только в напечатанном виде и не распространяется в Интернете? В этом случае появляется и иная проблема, которую мы сегодня обсуждаем: в какой мере книги, существующие в электронной версии, становятся зависимыми от собственного носителя? Бытие в какой-то степени определяет сознание; и насколько новая форма существования диктует новую форму самого романа?

Будут ли «электронные писатели» писать иначе?

Сегодня в качестве основных выступающих мы пригласили двух прозаиков и критика: победителя Букеровской премии прошлого года Елену Чижову, одного из членов законодательного органа премии, Букеровского комитета, — Александра Кабакова и члена жюри 2010 года критика Марию Ремизову. Я думаю, будет справедливо начать с того, чтобы узнать, что же думает победитель конкурса прошлого года — Елена Чижова.

Елена Чижова. Сама по себе «тема носителей» мне кажется только поводом для разговора, потому что главное, безусловно, не форма носителя, а то, что он носит. Я думаю — применительно к Букеровской процедуре, — рассуждать стоит следующим образом: кто имеет право выдвигать книгу на премию? Толстые журналы, издательства, крупные университеты и библиотеки. Если речь идет о журнале бумажном, не электронном, если речь идет о библиотеке и, тем более, об издательстве, то кажется логичным выдвижение бумажной версии, потому что эти организации имеют дело с бумажной продукцией, они подкрепляют эту продукцию собственным авторитетом, и было бы странно, если бы, допустим, издательство, в течение года выпускающее бумажные книги, вдруг выдвинуло на Букеровскую премию электронный роман. Что же касается университетов, я могу предположить, что в поле их зрения окажется электронная версия какого-то замечательного романа, но все-таки механизм выдвижения на премию требует некоторого единообразия; поэтому, не имея однозначного ответа на этот вопрос, я бы склонялась к тому, что следует подождать. Подождать…

Но что касается более серьезного вопроса — вопроса существования Интернет-литературы, — то здесь, как мне кажется, имеет смысл говорить не столько о текстах, «повешенных» в Интернет, размещенных в Сети, сколько о том довольно новом — для меня, во всяком случае, — роде литературы, которая действительно является Интернет-литературой. Интернет-литература — это то, что стилистически вышло из Живого Журнала. Это ряд авторов, довольно успешных, которые публикуют произведения, представляющие собой что-то вроде дневников: личных дневников, слегка мимикрировавших под литературные тексты. Такого рода литература уже несколько лет так или иначе вращается в Интернете, но интересна следующая тенденция: наиболее успешные Интернет-книги, которые изначально позиционировали себя как явление качественно новое, стоящее выше всей нашей устаревшей бумажной продукции, непременно — рано или поздно — находят своего издателя и выпускаются иногда очень крупными тиражами. Так уж у нас сложилось, что признание писателя, одобрение издательским и критическим сообществами возникает только тогда, когда книга переводится на бумажный носитель, и пишущие в Интернете, несмотря ни на что, стремятся именно к печатному, легитимному, изданному бытованию.

Игорь Шайтанов. А если предположить, что по каким-то причинам вы задумали написать книгу, которую планируете как электронную версию? Как вы себе представляете стилистическую и жанровую деформацию этого текста?

Елена Чижова. Конечно, я — если вопрос ваш относится лично ко мне, — не буду ради носителя менять свой стиль, менять жанр — просто потому, что не смогу, да и не захочу этого делать. Но если представить себе молодого, начинающего писателя, который хочет прославиться в Интернете, я думаю, что ему стоит идти по простейшему пути, то есть решать это как техническую задачу. Нужно порыться в Интернете, скачать то, что имеет наибольший успех, нужно пойти в магазин и купить там те книги, которые, распространившись поначалу в Сети, были переведены на бумажный носитель… Они довольно однообразны: усредненная стилистика, абсолютно одноплановое повествование — никаких подтекстов, контекстов, внетекстов, — этакое онлайн-размышление, часто берущее за душу, потому что как бы изощрены мы ни были в литературе как таковой, любой человек понимает, что такое потеря близких, что такое семейные конфликты, что такое расставание с любимыми и так далее. На этой полянке подобная литература вполне дает возможность понять, что в каком-то смысле мы все одинаковые.

Но в том-то и дело, что настоящая литература начинается тогда, когда люди понимают, что мы все разные…

Игорь Шайтанов. Но ведь если так сильно сузилось читательское пространство для книги, если 15 000 тиража — это уже очень хороший тираж, то там, в Сети, сидит неведомый многотысячный, может быть, миллионный читатель, которого можно отловить! Не пора ли обратиться к этому читателю и попытаться его завоевать, а самому завоевать те самые гонорары, которые современный писатель не получает в издательстве?

Елена Чижова. Звучит заманчиво. Но что касается моего личного «гонорарного» опыта… Когда мои тексты публиковал исключительно петербургский журнал «Звезда» и — благодаря этим публикациям — они висели на сайте Журнального Зала, я получала огромное количество откликов и от читателей бумажных изданий, и от тех, кто смог ознакомиться с этими романами в Сети. Поэтому я кроме благодарности к Интернет-читателю ничего не испытываю и никакой финансовой «ущербности» от бесплатности своих текстов не ощущаю. Думаю, что этот разговор уже финансового свойства — о правах, о копирайтах, о гонорарах — и вести его должны издательства, вряд ли писатель может что-либо разумное здесь предложить.

Игорь Шайтанов. Насколько я помню, вашего премиального романа «Время женщин» не было в Интернете?

Елена Чижова. Не было. В этом случае «Звезда» сработала именно как издатель, который хочет продать весь тираж и получить гонорары. Те, кому нужно, доставали и покупали журнал, хотя это очень непросто, и все прочитали.

Александр Кабаков. Я в большой степени согласен с Еленой Чижовой — прежде всего относительно того, что дело не в носителе, дело в литературе. Но дальше я сильно расхожусь с ее мнением. Я полагаю, что даже не появление носителя, а само вхождение наше в такой культурный этап, как жизнь эпохи Интернета, существенно меняет содержательную сторону книги. Тут, по-моему, есть некая метафизическая связь: Интернет — это реализованная идея абсолютной свободы. Установить правила копирайта, установить некоторые издательские рамки уже пробовали; ничего не выходит. Интернет неконтролируем. Как инструмент абсолютной свободы, на мой взгляд, он ведет к одичанию, как ведет к одичанию и абсолютная свобода.

Если нет ограничений, если нет табу, если нет запретов, культура прекращает свое существование. С одной стороны, культура и существует в постоянной борьбе с табу, в постоянном отодвигании границ; это есть ее действие. С другой стороны, как только она раздвигает и расширяет эти границы до полного их исчезновения, как в Интернете, она превращается в ничто. Интернет дает возможность не раздвинуть границы, а уничтожить их раз и навсегда. И вместе с ними будет уничтожена культура; я в этом глубоко убежден.

Речь не идет, на мой взгляд, об изменении носителя — последнее в истории литературы изменение носителя состоялось при Гуттенберге. Однако до Гуттенберга были цензура, редактура, авторство, читательство и критика. После Гуттенберга было то же самое. И только появление Интернета отменяет все, кроме авторства! Потому что критик времен Интернета — это тоже только автор, редактора времен Интернета не существует, цензора времен Интернета не существует, издателя времен Интернета не существует. Существуют лишь набранные слова и возможность издания того, что можно посчитать текстом, неограниченным тиражом. Мне говорят: ты не прав, там есть естественное ограничение тиража — сколько прочтет. Но, дорогие мои, это ограничение тиража есть и у бумажной литературы, но там есть еще масса ограничений: вкус редактора, вкус издателя и так далее. Здесь их нет.

Это все звучит довольно пессимистично, но я не могу заставить себя — ради собственного спокойствия или для достижения известной гладкости речи — испытывать оптимизм. Я испытываю то, что испытываю. Интернет — один из главных могильщиков культуры, возможно, даже самый главный.

Елена Чижова. Вы знаете, если мы начинаем обсуждать будущее культуры, то, мне кажется, главным ее могильщиком становится вовсе не Интернет, а тонны и тонны бумажной продукции, которая лежит на прилавках. В России сам факт опубликования книги является своего рода знаком читателю — знаком, что она имеет хоть сколько-нибудь приличное качество, что за ней действительно стоит редактор, корректор, какое-либо издательство… И в этом отношении завалы печатной продукции, завалы дешевого чтива, значительно более опасны, чем Интернет, потому что в Сети автор выходит к читателю один на один; он, в конце концов, не говорит, что все, что он сделал, заведомо замечательно…

Александр Кабаков. Говорит, говорит. Автор об этом всегда говорит. И, понимаете, я не сказал, что Интернет — единственный могильщик культуры! В этом смысле дурная коммерческая литература тоже делает свое дело. Но издатель и редактор коммерческой литературы, авторитет, стоящий за чтивом, преследует не литературные цели. Совсем не литературные! Он руководствуется соображениями бизнеса. В Интернете же, повторюсь, — хозяин всего — автор;

1. Материалы предшествующих конференций печатались в следующих номерах журнала «Вопросы литературы»: «Литература в эпоху СМИ» (2004, № 4), «Роман ли то, что я пишу?» (2005, № 2), «Литературная премия как факт литературной жизни» (2006, № 2), «Букеровский роман: искушение массовостью» (2009, № 3), «Роман: проект или прозрение?» (2010, № 3) и др. [↩]