Леонид Мартынов: вопросы без ответов

Леонид Мартынов явился Омску в первые годы прошлого века, да так и остался с ним — в стихах, поэмах, новеллах, очерках. Столько об Омске не написал никто. Со временем город тоже оценил своего поэта. Сохранил дом, где он прожил почти половину отпущенных судьбой семидесяти пяти лет. Его именем назван бульвар.

Москва Мартынова признала пораньше. Стихотворные сборники перебравшегося в столицу вскоре после войны омича выходили с завидным постоянством начиная с середины 1950-х. Еще чаще печатались материалы о них. Подробностями жизни поэта, особенно ее омского периода, интересовались по большей части местные авторы, только сейчас они редко заглядывают на мартыновскую улицу. Жаль… Остаются вопросы, не получившие ответов, иногда довольно неожиданные. Скажем, почему Мартынов в свое время утверждал, что его родина — Владивосток.

Замечу: для выходившей при жизни поэта «Краткой литературной энциклопедии», как для всех прочих изданий, дилеммы не существовало — местом рождения Мартынова они единодушно признавали Омск [Роднянская]. Но «Автобиографическая справка», хранящаяся в Российском государственном архиве литературы и искусства, сообщает: «Я, Леонид Николаевич Мартынов, родился во Владивостоке в 1905 году» (см.: [РГАЛИ: 16], [Поварцов: 145]).

Тем экскурс на край российской земли не ограничился. У новосибирского писателя В. Итина в очерке «Поэты и критики», датированном 1927 годом, есть глава «Новый Джек», а в ней — живописный фрагмент: «Мартынова глотаешь, как устрицу. Правда, он не был устричным пиратом, но, как Джек Лондон, родился на берегу Тихого океана, и под той же почти широтой — во Владивостоке» [Итин: 222].

Вивиан Итин не понаслышке знал Мартынова. Восхищался им, объявил омича «самым читаемым из сибирских поэтов» [Итин: 222], предложил съездить вдвоем в Ленинград, где у него выходил сборник повестей. Мартынов согласился. Заодно вознамерился поступить на географический факультет университета. Поэта, чье детство прошло «на Великом Сибирском железнодорожном пути, в служебном вагоне отца», по-прежнему манили дальние дали, моря-океаны, красивое слово «Владивосток».

Остановились у Лидии Сейфуллиной и Валериана Правдухина. Несколько лет они работали в Новониколаевске, с Вивианом Итиным зажигали «Сибирские огни». Теперь вместе встречали его книгу.

А у Мартынова с университетом ничего не вышло. То ли сказалось отсутствие «законченного среднего образования», чего перед отъездом опасался Итин… То ли отговорил маститый ученый и писатель Владимир Тан-Богораз, к которому поэт обратился за содействием… Пересеклись сибиряки с ним в другой точке. Тан-Богораз профессорствовал в Институте Севера. Итин был участником трех полярных экспедиций. Мартынова через пять лет сослали на русский Север. Каждому вышел свой Север.

Много позже поэт напишет:

У меня был друг Вивиан.

Он мечтою был обуян

Сделать этот мир восхитительным.

Я дружил с Вивианом Итиным.

Ни слова о трагической участи друга, но интонация… Но глаголы в прошедшем времени…

Вивиана Азарьевича Итина, писателя с редким именем и обычной для 1938 года «пулей в конце», расстреляют. В 1939-м погибнет в застенках Валериан Павлович Правдухин.

Помню я

Лестниц скрипучесть

И электричества тленье,

Помню я буйную участь

Нашего поколения, —

эхом отзовется Мартынов.

Поблуждав поодаль, вернемся во Владивосток. Вроде бы утверждения, отдающие ему первую строку в биографии Леонида Мартынова, обойтись без комментариев никак не могли, а их нет. Причина очевидна: