Ленин и «литературная часть партийного дела»

1

В статье «Партийная организация и партийная литература» В. И. Ленин писал: «…Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела…» (Сочинения, т. 10, стр. 27). Одновременно Ленин подчеркивал, что литературная часть партийного дела пролетариата не может быть шаблонно отожествляема с другими частями партийного дела пролетариата, что «…в этом деле безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простора мысли и фантазии, форме и содержанию» (Там же, стр. 28).

В состоявшейся уже после победы Октября беседе с Кларой Цеткин, Н. К. Крупской и М. И. Ульяновой В. И. Ленин говорил: «Каждый художник, всякий, кто себя таковым считает, имеет право творить свободно, согласно своему идеалу, независимо ни от чего». Одновременно он указывал: «Но, понятно, мы – коммунисты. Мы не должны стоять, сложа руки, и давать хаосу развиваться, куда хочешь. Мы должны вполне планомерно руководить этим процессом и формировать его результаты» («Ленин о культуре и искусстве», М. 1956, стр. 519 – 520).

Многие годы отделяют эти высказывания, но в обоих случаях остается неизменной ленинская диалектика в понимании свободы творчества и партийного руководства искусством. С одной стороны, Ленин требует большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, говорит о том, что художник имеет право творить свободно, согласно своему идеалу; с другой стороны, он называет литературное дело частью партийного дела пролетариата, ставит вопрос о планомерном руководстве развитием искусства… Всякое искусственное умаление или выпячивание одной из этих взаимосвязанных частей понимания литературы и искусства, политики в области литературы и искусства, чревато ошибками – теоретическими и практическими.

Вопрос о диалектической связи свободы творчества и партийного руководства искусством приобретает сейчас особую остроту. И не только потому, что наши противники пытаются оболгать социалистический реализм, приписывая ему догматическое декретирование творчества, подавление индивидуальности художника. Острота эта определяется еще и тем, что после XX съезда КПСС активизировались споры о свободе творчества и руководстве искусством в самой советской литературе и критике.

Коммунистическая партия на XX съезде подвергла решительной критике недостатки и ошибки прошлого, порожденные антимарксистским культом личности. На съезде подчеркивалось, что культ личности принижал творческую активность масс, инициативу и самостоятельность в работе. Писатели и деятели искусства не были в этом смысле исключением: под влиянием культа личности нередко умалялась их самостоятельность в творческих исканиях и решениях. В искусстве и литературе получили известное распространение догмы, мешавшие правдивому изображению советской жизни, подрывавшие творческое соревнование различных художественных течений и индивидуальностей. Тенденции нивелирования творчества, механического равнения разных художников на одни и те же нормы и образцы подогревались и тем, что эстетические вкусы, симпатии и антипатии одного человека в ряде случаев становились руководящими идеями, отражались на премировании художественных произведений, на критериях критики и т. д.

Особенно болезненно отрицательное влияние культа личности сказалось на драматургии, которая чаще других видов литературы подвергалась тогда командованию, администрированию, влиянию произвольной проработочной критики.

Обстановка, порожденная культом личности, не на всех литераторов влияла одинаково. И было бы неправильно все ошибки и недостатки литературы прошлых лет относить за счет обстановки, забывая и об ответственности самого художника и об объективных трудностях становления новаторской литературы социализма.

В силу коренных объективных закономерностей развития советского общества культ личности не мог изменить природы и основного направления советской литературы, выражавшего великие идеи и политику партии, опыт революционной борьбы и творческой жизнедеятельности народа. В лучших произведениях советской литературы и искусства органически соединяются идейная целеустремленность и жизненная правдивость, воплощаются и развиваются плодотворные принципы социалистического реализма.

Успешное преодоление догматизма, фактов неправдивого освещения жизни и т. п. требует неустанной заботы о чистоте идейных основ советской литературы, активной и умелой борьбы против чуждых влияний.

Борьба эта ведется сейчас в сложных условиях. Социалистический реализм подвергается нападкам не только со стороны его врагов из лагеря империалистической реакции. Известно, что его толкуют вкривь и вкось и некоторые литераторы социалистических стран, подменяющие критику последствий культа личности в области искусства и литературы ревизией идейных основ социалистического реализма.

Считая себя защитниками свободы творчества, они трактуют эту свободу довольно-таки примитивно: что бы ни написал писатель посвободному движению души – все хорошо, главное – свободно писать, свободно печататься, а там пусть сам читатель разбирается, что к чему. Но ведь свобода творчества в ее «абсолютных» индивидуалистических формах открывает дорогу не только истинному искусству, но и мещанской пошлости, безыдейности, наконец, элементарной бездарности и безвкусице… В своих рассуждениях «пусть разбирается сам читатель» защитники «абсолютной свободы» вольно или невольно становятся на путь субъективистского замазывания реальных противоречий современности: делают вид, что все читатели в странах, строящих социализм, уже поднялись до такого уровня политической и эстетической воспитанности, что социалистическому писателю заботиться теперь о воспитании трудящихся вроде как бы и не надо… Практика показывает, что индивидуалистическое понимание свободы творчества оказывает влияние и на взгляды, настроения известной части советских литераторов. Это влияние проявляется, в частности, в таких выступлениях, как статья Б. Назарова и О. Гридневой, направленная в своей объективной тенденции на умаление роли и значения партийного руководства искусством и литературой. Признавая в общей форме его плодотворность, авторы статьи сопровождают это признание такой системой оговорок, что руководство в их трактовке становится очень похожим на невмешательство. А между тем ленинские нормы руководства литературой и искусством – это нормы руководства, а не «конвенция о невмешательстве»!

Непримиримость к чуждым идейным влияниям всегда была и остается одной из важнейших «ленинских норм». Сам Ленин, когда это диктовала революционная необходимость, не останавливался перед самыми решительными мерами в борьбе против пропаганды враждебной идеологии (вспомним хотя бы его выступление против меньшевистской газеты «Всегда вперед», закрытие московского «Листка объявлений», который нэпманы пытались превратить в свою политическую газету, и т. д.). Ленин остро критиковал всяческие извращения идейных принципов социалистической культуры в работе советских культурных организаций, – вспомним поучительную в этом смысле критику ошибок пролеткультовцев. Известно, как был беспощаден Ленин ко всякого рода пошлякам и халтурщикам в литературной работе (когда Госиздат, например, выпустил небрежно составленную брошюру о Коминтерне, он потребовал, чтобы виновных засадили в тюрьму и заставили делать вклейки с исправлениями).

Стремясь теснее связать литературное дело с общепролетарским делом партии, Ленин не боялся воплей о бюрократизации свободной идейной .борьбы, свободы литературного творчества: «По существу дела, – писал Ленин, – подобные вопли были бы только выражением буржуазно-интеллигентского индивидуализма» (т. 10, стр. 28).

Ясно, что ленинские нормы руководства литературой и искусством несовместимы с установкой на стихийность, с добреньким, всепрощающим либерализмом, с беспомощностью и невмешательством в литературные дела.

2

В своих суждениях о литературе Ленин всегда исходит из той непреложной научной истины, что в обществе, раздираемом классовыми противоречиями, не может быть внеклассовой литературы, – такая литература возможна лишь в социалистическом бесклассовом обществе. Ни один живой человек, поскольку он человек общественный, не может не становиться на сторону того или иного класса или социальной группы. Это – объективная закономерность. И даже тогда, когда сам писатель не признает классовых различий и противоречий, не развился идейно до понимания интересов своего класса, открещивается от самого принципа классовости литературы, – он не становится выразителем «внесоциальных» интересов; сама проповедь «внеклассовости» литературы обычно является орудием определенной классовой идеологии.

Есть в этом смысле существенная разница между классовостью и партийностью литературы.

В некоторых теоретических и критических работах прошлых лет партийность рассматривалась как всеобщее объективное качество литературы, не связанное с субъективными стремлениями и взглядами писателя, а беспартийность – только как выражение лицемерного желания буржуазных идеологов скрыть свои истинные интересы и цели.

Различия между понятиями классовость и партийность не раскрыты и в таких новейших трудах по эстетике, как «Очерки марксистско-ленинской эстетики» и «Вопросы марксистско-ленинской эстетики».

Подобные взгляды являются отзвуком тех критических работ прошлых лет, в которых говорилось о партийности не только революционных демократов, но и Данте, Шекспира, Пушкина, декабристов. Авторы такого рода работ и суждений забывают, что партийность, как указывал Ленин, «…есть результат и политическое выражение высоко развитых классовых противоположностей…» (т. 11, стр. 60), «…есть спутник и результат высоко развитой классовой борьбы…» (т. 10, стр. 57), что партийность – идея социалистическая, связанная с пролетарским этапом освободительного движения, – «Строгую партийность всегда отстаивала и отстаивает только социал-демократия, партия сознательного пролетариата» (т. 10, стр. 62).

При отожествлении партийности с классовостью борьба против беспартийности фактически сводится только к «срыванию масок». А между тем исторический опыт классовой борьбы показывает, что беспартийность бывает не только маской. Ленин в 1905 году писал, например (см. т. 8, стр. 467 – 469), о беспартийной революционности, которая является неизбежным и необходимым явлением в эпоху буржуазно-демократической революции; он указывал, что самый характер происходившей в России революции неизбежно вел «…к росту и умножению самых разнообразных боевых элементов, выражающихинтересы самых различных слоев народа, готовых к решительной борьбе, страстно преданных делу свободы, готовых принести все жертвы этому делу, но не разбирающихся и неспособных разобраться в историческом значении происходящей революции, в классовом содержании ее» (т. 8, стр. 467).

Ленин неизменно подчеркивал различие между разными формами беспартийности: он разоблачал «беспартийность» идеологов буржуазии, которые использовали маскарад «беспартийности» потому, что боялись за свою партийность, боялись открытого провозглашения своих сокровенных целей и взглядов; и он постоянно нацеливал партию на завоевание промежуточных слоев, на то, чтобы поднимать их классовое сознание до высокой определенности, до пролетарского, социалистического понимания борьбы за свободу.

Ясно, что при всей специфике литературы нельзя ленинскую постановку вопроса о ее партийности понять вне общеполитического понимания партийности и беспартийности, которое содержится в работах Ленина.

Из ленинского анализа борьбы классов и партий в буржуазно-демократической и социалистической революциях, состава ее участников, их субъективных стремлений и объективной роли видно, что Ленин неизменно связывает партийность с политической определенностью, осознанностью классовых интересов и позиций. Партийность, по мысли Ленина, требует при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы. А такая прямота и открытость возможна только в условиях высокоразвитых классовых противоположностей и классового самосознания, и только для тех, кто дорос до ясного и отчетливого понимания своего классового положения и своих классовых интересов. Развивая идеи Маркса и Энгельса о классовости идеологии, Ленин внес немало нового в понимание общественных позиций литературы. Это новое связано с тем, что Ленин жил и работал в эпоху, когда пролетариат поднялся до организации своей партии, когда вопрос о месте литературы в общепролетарском деле, в практической борьбе за власть, за социализм стал вопросом повседневной работы революционеров, когда не мечтой, а реальным фактом стала литература социалистической революции.

Основоположники научного социализма работали в ту пору, когда не созрели еще исторические условия для широкого развития литературы, поднимающей знамя партийности. Правда, в начальных формах принцип партийности проявлялся в творчестве некоторых близких Марксу и Энгельсу поэтов. Но в основном в высказываниях о социальном воздействии литературы Маркс и Энгельс исходили из опыта критического реализма и еще более ранних направлений; они учитывали при этом как особенности современной им литературы, так и характер аудитории, к которой она обращалась.

Только в связи с конкретно-исторической обстановкой можно понять, например, мысль Энгельса о том, что «…в наших условиях роман обращается преимущественно к читателям из буржуазных, т. е. не принадлежащих прямо к нам, кругов, а поэтому социалистический тенденциозный роман целиком выполняет, на мой взгляд, свое назначение, правдиво изображая реальные отношения, разрывая господствующие условные иллюзии о природе этих отношений, расшатывая оптимизм буржуазного мира, вселяя сомнения по поводу неизменности основ существующего порядка, – хотя бы автор и не предлагал при этом никакого определенного решения и даже иной раз не становился явно на чью-либо сторону» («К. Маркс – Ф. Энгельс об искусстве», стр. 161 – 162).

Характерны оговорки, которыми сопровождает Энгельс свою мысль, – «в наших условиях», «иной раз»: ясно, что он не считал данную форму романа, данную позицию автора наиболее совершенными. Говоря о том, как он представляет себе будущее драмы, Энгельс писал Лассалю о полном слиянии большой идейной глубины, осознанного исторического смысла с шекспировской живостью и действенностью – надо ли доказывать, что эти слова об идеале имеют значение не только для драматической литературы…

В своих суждениях о классовости и партийности литературы Ленин не отступал от Энгельса, а шел дальше. Выдвинутый им принцип партийности требует, чтобы писатель прямо и открыто становился на сторону определенной общественной группы, определенной партии, чтобы революционизирующее влияние литературы входило и в субъективные намерения писателя, чтобы писатель своими произведениями не только расшатывал оптимизм буржуазного мира и разрушал его иллюзии, но и сознательно утверждал новые революционные идеалы и общественные отношения.

Из ленинской постановки вопроса о партийности вытекает вывод, что партийность не дается писателю автоматически в силу того простого факта, что он живет в обществе и зависим от него. Уже в самом начале своей знаменитой статьи «Партийная организация и партийная литература» Ленин говорит о том, что в ту пору, когда статья писалась, вся нелегальная печать была партийна, вся легальная печать – не партийна. В легальной печати «Неизбежны были уродливые союзы», ненормальные «сожительства», фальшивые прикрытия: с вынужденными недомолвками людей, желавших выразить партийные взгляды, смешивалось недомыслие или трусость мысли тех, кто не дорос до этих взглядов, кто не был, в сущности, человеком партии» (т. 10, стр. 26).

Ленин неизменно связывает партийность с желанием выразить партийные взгляды, с сознательными намерениями и стремлениями литератора.

Ленин писал свою статью «Партийная организация и партийная литература» в дни, когда революция уже смела многие полицейские барьеры на пути печати и литературы, когда перед литературойпрактически встал вопрос: куда она пойдет из плена крепостной цензуры – в плен буржуазно-торгашеских литературных отношений или к действительной свободе.

На пути этой свободы стояли не только полицейские ограничения. На волне революции социализм стал чем-то вроде «моды» среди интеллигенции. Социалистами объявляли себя даже некоторые мистики и символисты. Они пытались связать с социализмом свое декадентски-индивидуалистическое понимание свободы, превращая социализм в нечто туманное и расплывчатое, лишая его пролетарского смысла. Влияние буржуазно-мещанского индивидуализма захватило и некоторую часть литературных работников партии… Вот почему для Ленина приобретал такую остроту и важность вопрос о свободе литературы не в полицейском только смысле, а и в смысле свободы отбуржуазно-анархистского индивидуализма.

Выдвигая принцип партийности литературы, Ленин противопоставлял этот принцип широкому фронту его разнообразных противников – буржуазным нравам, предпринимательской, торгашеской печати, буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, «барскому анархизму» и погоне за наживой.

С тех пор как была написана статья Ленина, многое изменилось в условиях жизни и развития литературы в нашей стране. Нет у нас больше буржуазной печати с ее уродливыми нравами, уничтожены социальные корни, питавшие погоню за наживой, литературный карьеризм и индивидуализм. Но как пережиток прошлого некоторые из названных Лениным пороков живут и требуют бдительного к себе внимания, непримиримой борьбы.

В творчестве советских писателей органически соединены партийность и правдивость. Партийность – живая душа социалистического реализма. Партия жизненно заинтересована в правдивом изучении и освещении фактов, явлений и процессов реальной действительности.