К новаторству через традицию

У Альберто Моравиа однажды спросили, какого он мнения относительно будущего романа. Писатель ответил; «Роман, каким мы его знали в XIX веке, погиб навсегда после Пруста и Джойса. Они были последними писателями XIX века. Великими писателями. Мне кажется, сейчас мы идем к «роману идей» или к документальному роману, к роману с философской концепцией или роману, научно регистрирующему жизненный процесс, лишенному заранее сконструированных характеров и психологического анализа. Не нужно пояснять, что хороший роман может носить любую форму, но теперь на передний план выдвигаются две разновидности романа: роман-эссе и документальный роман, то есть регистрация quelque chose qui Arrive – чего-то такого, что случается с человеком. Жизнь в нашу эпоху разделилась надвое, и один путь – это путь масс, другой – путь интеллигенции… Нет больше буржуазии, только масса и интеллигенция».

Всегда подозрительно, если писатели говорят о литературном процессе с такой четкостью и беспристрастностью, если они выражаются, так точно и холодно оперируя языком понятий. Подозрение вызывается тем, что в этих высказываниях не чувствуется воодушевления. Если писатель принимает активное участие в литературном движении, он говорит обычно о нем либо обиняками, запинаясь и заикаясь, либо с горячностью. Бесстрастность – признак того, что писатель держится в стороне. А это уже свойство критика. Альберто Моравиа скорей можно причислить к последователям реализма или натурализма, чем к участникам того литературного процесса, о котором он говорил; он рассуждает о «новаторстве», а сам пишет более или менее «традиционно».

Да, но что такое «новаторство» и что такое «традиция» – и, особенно, что такое «более или менее»? И не только у Моравиа, а вообще в современной романистике.

Когда в былые времена, на заре романа как жанра, плутовской роман постепенно преобразовывался в собственно роман, первым композиционным признаком была однолинейность. Действие романа развертывалось на одной линии, причем иногда в буквальном смысле слова (например, все события «Тома Джонса» Филдинга происходят на почтово-дилижансовой линии Сомерсет – Лондон). Следовательно, первое новшество в романе заключалось в том, что век спустя так называемый критический реализм разбил эту однолинейность на множество переплетающихся и перекрещивающихся нитей. Это было нарушением традиционных форм, по крайней мере столь же сильным, как позднее у Пруста и Джойса, Читатель только за голову хватался, не знал, что куда относится, и раздражался, когда в середине самых волнующих эпизодов действие прерывалось, приходилось переключаться на другую сюжетную нить, чтобы вернуться к прежней линии, быть может, лишь через 80-100 страниц. Этот тип романа состоял из на вид запутанных, а в действительности очень точно скомпонованных переплетений второстепенных линий действия, из ответвляющихся эпизодов и полуслучайных сцен, мотивирующих главную сюжетную нить. Именно этим создавалось ощущение, что подлинная действительность различима только под ее неясной внешностью.