История, увиденная в зеркалах

Зеркало. Предмет удивляющий (так, от латинского mirror в значе-
нии «дивиться, удивляться» – происходит английское mirror и фран-
цузское miroir ¹ ) и одновременно пугающий. Имеющий свойство удва-
ивать и обладающий двойственной природой. На протяжении своей
долгой истории считавшийся атрибутом Бога и орудием дьявола; то са-
кральный, то, напротив, абсолютно светский. И, наконец, предмет,
роль которого в развитии различных искусств (литературы, живописи,
музыки) трудно переоценить.
Зеркала окружают людей испокон веков. Мир всегда был полон
ими: водоемы и гладкие, отполированные поверхности являли чело-
веку естественные отражения. Память о двух таких древнейших зерка-
лах сохранили греческие мифы – о Нарциссе и о Медузе Горгоне.
Блестящей метафорой подчеркнул древнюю и до сих пор актуаль-
ную связь человека с зеркалом Михаил Пришвин. «Человек, – написал
он, – мало того что сам стал на ноги, он поднял вместе с собой зеркало
и увидел себя, и стал всматриваться в свое изображение» ². Это действи-
тельно так. Вместе с древних, первобытных, абсолютно природных
времен – вместе в момент становления человека и рождения цивилиза-
ции. И по сей день нам сложно представить жизнь в отсутствие зеркал.
Они прочно проникли в нашу жизнь уже не только как предметы. Зер-
кало оказалось тесно связанным с сознанием и мышлением. Ибо
именно глядя на свое отражение, человек начал осознавать себя и –
рефлектировать – как будто уподобившись зеркалу. Зеркальная тер-
минология и метафорика пронизала, кажется, все сферы жизни.
А все начиналось со случайного взгляда на свое отражение в водо-
еме и со шлифования куска обсидиана или полировки бронзового диска
(именно из этих материалов сделаны первые зеркала, сохранившиеся
от древнейших цивилизаций³ ). С тех пор человек постоянно стремился
совершенствовать отражение. Зеркала стали изготовляться из полиро-
ванного металла и наконец – из стекла с амальгамой. И все же, даже
«прирученное» для повседневных нужд, зеркало оставалось загадкой.
Откуда берется изображение, так точно повторяющее реальный мир?
Кто смотрит на человека из-за стекла – он сам или его двойник и «пе-
ревертыш»? Когда мы протягиваем правую руку, в ответ он протяги-
вает левую и надевает на левую руку перчатку с правой руки. А если
это другой человек и за ним – другой мир, неужели стеклянная грань
непреодолима?
Тайна рождает неподдельный интерес. Невозможность проникнуть
в нее, как и за зеркальную преграду, оставляет ее живой и в наше время.
До появления дагерротипии, а затем – фото- и кинопленки возмож-
ность увидеть себя со стороны – в зеркале – была уникальной. И если
бы не этот предмет, казалась бы совершенно фантастической.
По той же самой причине зеркало пугает человека. Как известно, по
народным поверьям, встреча с собой не сулит ничего хорошего – вос-
принимается как предзнаменование смерти. Человек видит своего
двойника. С одной стороны, такого же, как он сам, а с другой – собственного антипода, как бы па-
родию на себя, или существо, принадлежащее принципиально иному,
противоположному, перевернутому миру. Ибо в зеркале левое меня-
ется на правое и наоборот ⁴ . Зазеркальный мир нередко ассоциируется
с миром мертвых, с тем светом. Их роднит «оборотность»: в фольклоре
загробный мир часто описывается именно по такому принципу. Кроме
того, увидеть себя со стороны скорее всего может уже умерший чело-
век, душа, оставившая тело. Так, Дж. Дж. Фрэзер приводит примеры
верований в то, «что душа человека пребывает <…> в его отражении в
воде или в зеркале» ⁵ . А «в Древней Греции бытовали представления о
том, что смотреть на свое отражение опасно, ибо это действие может
повлечь за собой смерть, так как отражение способно поймать душу
человека» ⁶ .
Не случайно зеркало часто связывается с миром духов. В экзерцист-
ских практиках зеркала используются в качестве ловушек для духов и
призраков. Беспокойных духов (нередко прежних жителей старого
дома) народное сознание поселяет в зеркала. На тех же основаниях со-
ветуют занавешивать зеркала в доме недавно умершего человека. Дж.
Дж. Фрэзер объясняет этот обычай так: «Опасаются, что душа человека
в виде отражения в зеркале может быть унесена духом покойного, ко-
торый, как обычно верят, остается в доме вплоть до захоронения»⁷ . А.
Афанасьев – иначе: «Когда кто умрет в доме, то все зеркала занавеши-
ваются, чтобы покойник Не мог смотреться в их открытые стекла» ⁸ . Во
французской провинции, как указывает Сабин Мельшиор-Бонне, еще в
начале XX века «опасались, как бы душа умершего не оказалась плен-
ницей зеркала» ⁹ . Думаю, многие из читателей этой статьи встречались
с традицией занавешивать зеркала и в наше время.
Велика роль зеркала в магии. Здесь, вероятнее всего, не последнюю
роль играет способность к созданию подобного. Как известно, симпа-
тическая магия основывается на принципе подобия. Во многом благо-
даря этому своему свойству отражающие поверхности становятся из-
любленными инструмен тами колдовских и гадательных ритуалов. Вторая важная особенность
зеркала – возможность проникновения. То есть эта поверхность часто
воспринимается не как преграда, но, напротив, как портал, вход, до-
ступный посвященным. Что, впрочем, не отменяет и значения пре-
грады. Ибо зеркало – это и граница между двумя мирами, и своеобраз-
ная «лазейка» между ними.
С подобной двойственностью в описаниях зеркальных свойств
сталкиваешься постоянно. Нельзя не согласиться с одним из исследо-
вателей зеркальности А. Вулисом, с одной стороны, отмечающим
«склонность зеркала к констатациям» и его «спокойный <…> объекти-
визм», с другой, – «никакие мудрствования оптики <…> не могут пода-
вить подымающуюся из глубины человеческой души волну какого-то
благоговейного эстетического ужаса перед непознанным, а вернее, не-
постижимым» ¹⁰ .
Так, в сказках зеркалам часто отводится роль «видеть невидимое,
находить ненайденное» ¹¹ . Это чудесное свойство проявлять то, что не-
явно и скрыто от человека в обычной жизни, в этом мире, делать в от-
ражении возможным то, что кажется невозможным в действительно-
сти, живо и в сознании современного человека. Вот только один при-
мер. Следуя этой самой мифологеме зеркальности, режиссер Григорий
Александров (к слову, большой ценитель зеркал) именно в плоскости
отражения делает возможным поцелуй своих персонажей в картине
«Цирк». Сначала герои Орловой и Столярова смотрят на свое отраже-
ние в зеркальной поверхности рояля – для зрителя это очевидно: изоб-
ражение перевернуто, опрокинуто на эту блестящую поверхность. За-
тем режиссер словно помогает нам перейти в эту зазеркальную реаль-
ность, где оказываются и герои: их отражение переворачивается в плос-
кости экрана, будто бы заменяя собой реальность, где их союзу посто-
янно чинятся препятствия. Здесь, в отражении, на какой-то момент
ставшем реальностью, они могут смотреть друг другу в глаза, могут
приблизиться друг к другу, но… раздается стук в дверь. Плоскость ро-
яльного отражения снова опрокидывается – поцелуй прерывается – ге-
рои возвращаются к действительности.
Еще одно существенное свойство зеркала – мена. Мы уже упоми-
нали, что стороны света, левое и правое, отражаясь, меняются местами.
Не случайно – по этому самому принципу – левшей называют «зеркальными людьми» ¹² . И не случайно на протяжении веков к ним сохранялось настороженное отношение. Для хри-
стианской культуры (где Христос назван «правым сердцем» и именно
так изображается в иконографии) левое чаще всего значит «дьяволь-
ское». Разумеется, орудием дьявола в Средние века не замедлили
назвать и зеркало, производящее «опасную» мену и к тому же столь
почитаемое колдунами. И в то же время (снова двойственность) зер-
кало нередко выступало символом божественного.
В чем «заслуга» зеркала перед человечеством совершенно бес-
спорна, так это в том, что оно подарило людям способность рефлексии.
Осознания отнюдь не только внешнего, но и внутреннего отражения и
анализа собственной личности. «Во многих культурах бытует пред-
ставление о том, что отражение в зеркале есть проявление либо души,
либо разума» ¹³ . Конечно, мыслительная рефлексия этимологически
восходит к отражению (от латинского reflexio – «отражать»). К при-
меру, Гамлет, чье имя прочно связывается с понятием рефлектирую-
щего героя, прибегает за помощью к отражению. Ибо сцена, хорошо
известная читателям пьесы как «мышеловка», с тем же успехом может
быть названа «зеркалом». Зеркалом театра, отражающего жизнь. Или,
более конкретно, зеркалом, отразившим совершённое преступление.
Актеры в ролях короля и королевы выступают двойниками, повторяю-
щими недавние действия настоящих короля и королевы. А в сцене объ-
яснения с матерью принц скажет: «Я зеркало поставлю перед вами, /
Где вы себя увидите насквозь» (акт 3, сцена 4; перевод Б. Пастернака).
Гамлет рефлектирует – и отражает. «Внутренне и внешне», как скажет
о происшедших с ним изменениях король Клавдий. И это естественно.
Поскольку в произведении зеркало часто является средством – сред-
ством показа проникновения, той же рефлексии героя, раздвоенности
сознания, параллельности ситуаций, двойничества героев.
По сути и по природе своей художественное произведение само
близко зеркалу. В критике давно и прочно закрепилась зеркальная тер-
минология: «произведение отражает», «здесь находит свое отраже-
ние», «прекрасно отражено»… Ибо известно, что искусство – это своего
рода «зеркало жизни». Ее изображение (тот же внутренний, исконный
корень, что и в «отражении»). Что и говорить о памятных всем фразах
о романе как «зеркале на большой дороге жизни» или, скажем, о Льве Толстом как «зеркале русской революции». А уж «В зеркале поэзии» и «Зеркало души» стали излюбленными названиями поэтических
сборников (достаточно заглянуть в библиотечный каталог). И в этом
нет ничего удивительного. Потому что такова самая сущность творче-
ства. Она – не что иное, как отражение личности автора, его мыслей и
чувств, его души, творящего сознания. И в конечном счете – жизни.
Неудивительно, что о зеркальности в творчестве сказано и написано
немало. Ибо зачастую эти размышления – как будто о частностях –
приближают к самой сути творческого процесса и задействуют важней-
шие механизмы создания произведения. Нередко случается так, что в
рассуждениях о зеркальности обнажается основа произведения.
К основным свойствам зеркала, названным ранее, следует добавить
еще одно – симметрию. Присущую ему способность создавать симмет-
ричную, отзеркаленную картину. А значит, в целом, сочетание кар-
тины реальной и ее зеркального отражения – некое идеальное по сво-
ему устройству и потому очень привлекательное пространство. Про-
странство произведения, построенного по строго выверенной схеме.
Исследователи неоднократно указывали на зеркальность компози-
ции «Евгения Онегина». «Традиционно представление об этой «зер-
кальности» связывалось с моментами зарождения любви Татьяны к
Онегину в третьей главе и страсти Онегина к Татьяне в восьмой главе,
с двумя письмами героев, с двумя отповедями – Онегина в начале чет-
вертой главы и Татьяны в конце восьмой. В двух снах героев также оче-
видна «зеркальность». Сон Онегина ретроспективно воссоздает то же
трагическое событие (убийство Ленского), которое было предсказано в
пророческом сне Татьяны»¹⁴ . Алексей Ремизов в своей книге «Огонь
вещей» рассматривает «семигранный зеркальный сон» Татьяны, кото-
рый ему «представляется как семь зеркальных отражений» («под по-
душкой у Татьяны зеркальце») ¹⁵ . Немало рассуждений и разнообразных версий, в том числе в связи с зеркальностью, породил и «магиче-
ский кристал» пушкинского романа. «»Странный сон» Татьяны о «дали
жизни» и герое напоминает «смутный сон» автора о его героях и «дали
романа». В первом случае фигурирует зеркало, во втором – «магиче-
ский кристал», который, очевидно, выполняет сходную функцию: слу-
жит предметом, возбуждающим воображение гадающего» ¹⁶ , – пишет Михаил Безродный. Ему же ^при-
надлежит весьма убедительная версия о сближении загадочного «маги-
ческого кристала» с зеркалом, фактически оспаривающая предыдущие
толкования (Н. Лернера, Ю. Лотмана, В. Набокова). «Прежде всего сле-
дует отметить, что исторически кристалломантия сосуществовала и
весьма тесно переплеталась с другими сходными способами искус-
ственного возбуждения галлюцинаций, особенно активно с катоптро-
мантией (гаданием на зеркалах)» ¹⁷ . По сути, о том же пишет другой ис-
следователь вопроса «магического кристала» М. Мурьянов: «Магиче-
скому кристаллу зеркальный блеск был необходим для того, чтобы
привести гадающего индивида в состояние, которое Пушкин вырази-
тельно назвал <…> смутным сном, за неимением появившегося позже
(во второй половине XIX в.) термина гипноз. Зеркало тоже выполняет
в гаданиях роль завораживающего магического кристалла» ¹⁸ . Впрочем,
эти два довольно разных предмета схожи между собой не только спо-
собностью наводить морок на гадающего, но все тем же умением со-
здавать симметрию. Кристалл имеет строгое, идеально выверенное,
симметричное строение. Зеркало – создает симметрию. Тот же прин-
цип лежит в основе бытовой магии, гаданий, предсказаний будущего.
Магия, основанная на подобии, нуждается в симметрии, а значит, ло-
гично предположить – в зеркале или кристалле.
Интересно, что в произведении с симметричной композицией почти
наверняка обнаружатся и действующие зеркала, то есть появятся отра-
жения, играющие активную роль, влияющие на действие. Таковы,
например, зеркальце и сопутствующая ему луна (зеркальное светило,
отражающее солнечный свет) в сцене святочного гадания в «Евгении
Онегине». Таково «зеркало», в которое Гамлет предлагает заглянуть
королеве, чтобы увидеть всю душу насквозь. Таковы волшебные зер-
кала одной из известнейших «зеркальных историй» – «Снежной коро-
левы» Андерсена, которая будет предметом нашего дальнейшего рас-
смотрения.
Вся интрига с созданием зеркала дьяволом, падением кривляюще-
гося стекла с неба и осколками, разлетевшимися по свету, настолько
важна, что, кажется, сказка вполне могла бы позаимствовать название, доставшееся лишь первой главе: «Зеркало и его осколки». Собственно, она и задумывалась с подобным названием:
в 1843 году Андерсен написал об этом Ингеманну. В письме он расска-
зывал, что задумал сказку под названием «Зеркало тролля»
(«Troldespeilet»). Однако в результате замысел разросся, и Андерсен
посвятил свою историю героине, не раз завладевавшей его внима-
нием ¹⁹. И всё же. Пусть андерсеновская история не была названа «Сказ-
кой о зеркале», не будет преувеличением охарактеризовать ее как «зер-
кальную историю».
Я говорю о той роли, которая принадлежит в «Снежной королеве»
зеркалу. О метафоре отражения, отображения, раздваивания, которая
очень важна в структуре сказки. Зеркальными оказываются сцены, от-
ражаются друг в друге персонажи. Как это происходит? Для начала по-
смотрим внимательнее на самый состав волшебного зеркала.

О ЗЕРКАЛЕ, СТЕКЛЕ И ЛЬДЕ
Зеркало тролля в сказке имеет природу весьма неоднозначную. Его
название – да и свойства – варьируются от «зеркала» до «стекла». Зер-
кало (Speil у Андерсена; современное датское Spejl) обладает свой-
ством отражать и искажать (в случае, если оно кривое) предметы. Об
этом и идет речь в самом начале книги, когда автор описывает нам
изобретение тролля. Но вот зеркало разбивается на «миллионы, билли-
оны» осколков. Песчинки (Sandkorn), на которые оно разлетается, сна-
чала называются Speilstump и Speilgran (в переводе А. Ганзен ²⁰ это оди-
наково – «осколок»), то есть «кусочек» и «еще более мелкий, крошеч-
ный кусочек» зеркала. В слове Speilgran интересна составляющая –
gran, до^овно означающая «зернышко», а также «мельчайшую частицу,
крупицу» – по метафорической смежности смысла. Словом, так же, как
английский эквивалент этого слова – grain. Очевидно, именно поэтому
у некоторых переводчиков возникает интересный образ «зеркального
зернышка» – так и тянет развить метафору и представить, как дьявольское стекло прорастает в человеке из
мельчайшего зерна. К тому же образ такого прорастания у Андерсена
есть. В его «Импровизаторе» есть размышление о прорастании, осно-
ванное на библейской цитате: «тщеславие <..,> было посеяно во мне,
еще когда я был ребенком, разрослось с тех пор, как евангельское гор-
чичное зерно, в целое дерево, и в ветвях его свили себе гнезда мои стра-
сти». Не напоминает ли эта картина об истории, произошедшей с Каем?
Однако в «Снежной королеве» осколки зеркала легко превраща-
ются в осколки стекла: Glasstumper. Что и справедливо: описанные в
сказке свойства разбившегося зеркала заставляют вспомнить о стекле:
осколки побольше вставляли в окна и в очки, а значит, можно было
смотреть через них, насквозь.
Чуть позже, когда осколки попадут в глаз и сердце Кая, наряду со
Speil (зеркало) будут использованы слова Glaskorn (Glas – стекло; -korn
имеет то же значение, что и -gran (см. выше), – соответствует англий-
скому слову corn) и faele Glas («отвратительное стекло»; по-английски
полным соответствием будет foul glass).
Стекло в «Снежной королеве» оказывается связано со льдом и хо-
лодом. Стекло в окнах – зимняя преграда между мальчиком и девочкой.
Летом они легко выходили в окна, между которыми росли их розы, но
«зимою это удовольствие прекращалось». Появившиеся стекла (здесь
для их обозначения используется другое слово – Rude – «оконное
стекло», ему может соответствовать английское рапе) незамедлительно
покрываются льдом: «Vinduerne vare tidt ganske tilfrosne» – это даже не
«покрывались ледяными узорами», как сказано у А. Ганзен, а «были
абсолютно заморожены».
Еще раз стекло появляется в руках уже измененного Кая, мальчика
с ледяным сердцем, которого стали занимать рациональные, математи-
ческие игры: «kom han med et stort Braendeglas» – «он явился с большим
зажигательным стеклом». Некоторые переводчики называют стекло
«увеличительным», и это, безусловно, верно – именно таковы его свой-
ства в этой сказке. Хотя абсолютно понятно, откуда возникает «зажи-
гательное стекло»: Brasndeglas образовано от слова Braende – «гореть,
воспламенять», то есть это стекло, с помощью которого разводят огонь.
В любом случае, «зажигательное» стекло Кай использует явно не по
назначению. Вместо того чтобы разводить огонь, мальчик смотрит
сквозь него на снежинки. Здесь интересны повороты нескольких мета-
фор. Во-первых, мальчик желает увеличивать снежинки – эти крошеч-
ные совершенства, изумляющие своей правильностью. (Обратите вни-
мание на симметричность снежинок, идеальное строение их кристаллов – помните
о предполагаемом сходстве «магического кристала» с зеркалом у Пуш-
кина?) Глядя сквозь стеклышко, Кай словно стремится вновь увидеть
прекрасную ледяную деву, которая однажды выросла из маленькой
снежинки у него на глазах. Ее он впервые увидел так же – через окон-
ное стекло. То, что является преградой в обычной жизни (преградой
между теплом и холодом, а в более общем плане – преградой между
разными мирами), для мальчика превращается в способ (со)общения со
снежным царством. Вспоминается известный магический способ обще-
ния с потусторонним миром – через зеркало. Стекло с намороженным
на него льдом в некотором роде приравнивается к зеркалу, и с одной
стороны его вглядывается в неизвестное маленький мальчик, а с дру-
гой – глядит из иного мира Снежная королева.
Здесь же – и сближение стекла и льда, также привычное для этой
сказки. «Зажигательное» стекло как будто само превращается в льдину
в руках ледяного мальчика. Для него это атрибут ледяного рациональ-
ного мира. Оно не растапливает лед, увеличивая тепло солнца (для
чего, казалось бы, задумано), но, напротив, увеличивает снежные силы.
И все эти трансформации: и многократное увеличение снежинок, и
рост Снежной королевы из мельчайшей снежной частички – напоми-
нают о свойствах дьявольского зеркала. Холод, ледяное зимнее цар-
ство, обычно воспринимаемое людьми со знаком минус (ибо они пря-
чутся от мороза в тепле своих домов и разжигают огонь), для Кая уве-
личивается «через стекло». Практически так же, как увеличиваются для
тролля недостатки человечества…
Очень интересна роль осколочка, попавшего в глаз Кая. Мальчик
из-за него изменяется внутренне. Из доброго и внимательного назван-
ного брата он превращается в холодного и рационального человека, ко-
торый, помимо всего прочего, ведет себя весьма эгоистично. Все, что
не устраивает его, немедленно уничтожается (как розы) или игнориру-
ется (как некогда любимая Герда). Здесь вспоминается известный «зер-
кальный» миф – история Нарцисса. Ведь этот герой увидел собствен-
ное отражение и увлекся им настолько, что забыл весь мир и прежнюю
любовь. Так Каю, с одной стороны, становится неприятен мир, по-
скольку он теперь смотрит на него сквозь дьявольское стекло (о его
преломляющих и искажающих свойствах мы уже вспоминали), но с
другой – не будем забывать о зеркальности этого стекла: Кай столк-
нулся с зеркалом, как когда-то Нарцисс – с отражением в ручье. Это не
просто взгляд в зеркало, в некую отражающую поверхность, появив-

шуюся перед глазами. Это взгляд во «внутреннее зеркало». В. зеркало,
надолго занявшее место в самом человеке, – очень тонкая психологи-
ческая (или психоаналитическая) метафора. Кусочек зеркала в глазу
словно бы закрывает Каю взгляд на мир, а вместо него демонстрирует
теперь только его самого. «Я вижу себя! Я вижу себя!» – повторяет
нарцисс в саду «женщины, умевшей колдовать». Это и о Кае, и о став-
шем его патроном мифологическом Нарциссе – цветам у Андерсена за-
частую отводится роль глашатаев.
Впрочем, «внутреннее зрение» оказывается одной из главных отли-
чительных черт дьявольского зеркала. Отметим важную особенность в
его описании: «…Добрая, благостная человеческая мысль отражалась в
зеркале невообразимой гримасой…» (курсив мой. – В. В.). Так, помимо
внешних изъянов, зеркало отражает мысль, внутренний мир, состояние
человека. Вспомним: отражение тесно связано с рефлексией личности.
Таким представляется и «дьявольское изобретение» у Андерсена: оно
уводит внутрь.
Но не будем забывать, что в сказке есть еще одно зеркало – «зеркало
разума» Снежной королевы – составляющее вместе с первым, дьяволь-
ским, замкнутую сюжетную схему: одно в начале истории, – и другое
в конце. Вот здесь, в пространстве между этих двух зеркал, на мой
взгляд, в полной мере дает о себе знать метафора отражения, организу-
ющая структуру сказки.

МЕЖ ДВУХ ЗЕРКАЛ
На «зеркале разума», огромном замерзшем озере, стоит трон Снеж-
ной королевы. Расколовшийся (пусть и на «ровные и правильные на
диво» осколки) лед почитается королевой «единственным и лучшим
зеркалом в мире». Того же мнения были ученики тролля о чудесном
изобретении своего учителя: «Ученики тролля <…> рассказывали о зер-
кале, как о каком-то чуде», – повторим перевод А. Ганзен. «Только те-
перь, – говорили они, – можно видеть людей, да и весь мир такими, ка-
кие они на самом деле!» К слову, ученики тролля называют дьяволь-
ское зеркало «чудом» (именно «чудом» – так и по-датски: Mirakel), а
Снежная королева относит к своему зеркалу слово «добро» (Bedste).
Отметим еще одну важную особенность двух зеркал. Зеркало
тролля разбилось, будучи поднесенным к небу, когда пыталось отра-
зить Бога: «Напоследок ученикам тролля захотелось добраться и до
неба, чтобы посмеяться над ангелами и Господом Богом <…> Но вдруг
зеркало так перекосилось и

задрожало, что вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось
вдребезги». «Лучшее зеркало в мире», принадлежащее Снежной коро-
леве, тоже отражает небо (как и всякое озеро на Земле). Мы не знаем
его истории, но и это зеркало, направленное в небо, разбито на
осколки – и это сильно напоминает «отражение» истории дьявольского
зеркала в начале сказки. Более того, «зеркалом разума» повелитель-
ница льда зовет именно эту сплошь расколотую поверхность – как
будто это и есть необходимое свойство такого зеркала. По сути, так же
получается с зеркалом тролля. Свое воздействие на мир оно приобре-
тает, лишь разбившись. В чем же состоит это воздействие? «Человек
<…> с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или заме-
чать в каждой вещи одни лишь дурные стороны…» Да, так. Но на един-
ственном примере, который показан нам во всей полноте, на примере
Кая, мы видим и другое: мальчик забывает любовь и добро и приобре-
тает очень рациональный, буквально математический ум. «Что за го-
лова у этого мальчугана!» – говорят люди вокруг. «Кай <…> хотел про-
честь «Отче наш», но в уме у него вертелась одна таблица умноже-
ния», – рассказывает нам автор. Невольно вспоминается «зеркало ра-
зума».
Обретя умную голову, Кай теряет сердце. Таково еще одно свойство
этого зеркала: «Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, И
это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда». В кусок
льда – как если бы осколки зеркала тролля принадлежали Снежной ко-
ролеве. Повелительница льда находит себе мальчика с ледяным серд-
цем так, как будто он был помечен ее собственным ледяным осколком.
Мы не знаем об этом наверняка, но зеркало-озеро Снежной королевы
выглядит идеальным отображением в ее царстве того, разлетевшегося
по миру, зеркала тролля. Своего рода идеальным его отражением – на
уровне платоновских идей. Как если бы она точно знала, в чье сердце
попал и чей глаз поранил каждый осколок дьявольского зеркала. Как
будто она играет в ледяную головоломку, складывая судьбы людей,
подвластных ей – помеченных зеркалом тролля, отраженных в ее соб-
ственном идеальном зеркале. Не та ли это «ледяная игра разума», в ко-
торую Снежная королева позволяет поиграть Каю, по сути, своему пре-
емнику. Ведь он играет не просто так. Цель его игры (помимо развле-
чения или тренировки ума, когда «он складывал из льдин <…> целые
слова») – сложить слово «вечность». В этой вечности, которая пока ему
недоступна, он станет самому себе господином и обретет весь свет. В
этой вечности пребывает Снежная королева, здесь она владеет миром
(ибо в силах его подарить), здесь лежит ее идеальное зеркало.

Этим свойством: в своем мире отражать мир земной – Снежная ко-
ролева напоминает другую силу, с которой ее нередко сравнивают, –
Смерть как она изображена, например, в сказке Андерсена «История
одной матери». В ее теплице растут самые разные растения – цветы,
кустарники, деревья. И все они – суть отражения судеб живущих лю-
дей. При жизни человека его цветок растет в теплице Смерти, а после –
пересаживается в Райский сад.

«ТАМ ПОДСТУПАЕТ СМЕРТЬ-САДОВНИЦА…»
«Где отступается любовь, / Там подступает смерть-садовница», как
заметила Марина Цветаева. (Она чудесным образом совпала с Андер-
сеном еще в одной сентенции: «В лоб целовать – память стереть»:
именно так поступает с Каем Снежная королева. «Все еще мерзнешь? –
спросила она и поцеловала его в лоб <…> поцеловала Кая еще раз, и он
позабыл и Герду, и бабушку, и всех домашних».)
Герда отправляется в путь на поиски Кая. Собственно, самое начало
ее путешествия маркировано как смерть – путь в царство мертвых,
чтобы среди них разыскать своего названного братца. Да, мы знаем, что
еще дома, в своем родном городе, она говорила: «Кай умер и больше
не вернется!» Но ни солнечный свет, ни ласточки не верили ей и гово-
рили об обратном. Однако девочка забирается в лодку и, сама того не
желая, отчаливает от берега. На метафорическом уровне происходит
своего рода «случайная смерть», событие, по божественной или сказоч-
ной – как угодно – воле направляющее ее на верный путь, который
столь же чудесно, как начался, приведет ее к Каю. В эту реку, по кото-
рой она поплывет, как в погребальной лодке, Герда попадает не слу-
чайно: она пришла к реке, чтобы попросить вернуть ей Кая (в городе
решили, что мальчик утонул). То есть, попросив мифического посред-
ника между миром живых и мертвых – реку отдать «миновавшего» ее
мальчика, она таким образом сама входит в потусторонний мир. Все
это она проделывает босиком, бросив (в качестве выкупа) свои новень-
кие туфли за борт. Метафора босых ног, актуальная для многих мифо-
логических систем, как древних, так и современных, связывает чело-
века с царством смерти. Туфли какое-то время еще плывут за Гердой
по течению, а затем мы видим, что дар принят, «выкуп» возымел дей-
ствие: девочке удается преодолеть эту реку, почти Лету, и попасть…
вероятно, в царство мертвых. «Цветник женщины, умевшей колдо-
вать», в который она выходит из лодки, очень напоминает именно это
место.

На первый взгляд, в милой старушке-хозяйке и в ее прекрасном саду
ничто не напоминает о смерти. Но, во-первых, отметим все ту же де-
таль: Герда приходит в сад босой и не получает там новой обуви (оче-
видно, чтобы она не имела возможности убежать) – в саду, где всегда
лето, ей хорошо и так, а вот когда она наконец окажется за его оградой,
сырой поздней осенью, ей еще придется померзнуть и вспомнить
жизнь. Второе – это, собственно, память. По доброте старушка-вол-
шебница, кажется, вполне могла бы сравниться с бабушкой Герды. Но,
как бы странно это ни показалось, она – скорее «отражение» другого
персонажа сказки – самой Снежной королевы.
Вспомним: забрав к себе Кая, Снежная королева, чтобы оставить
его у себя, лишает его памяти. То же самое делает старушка с Гердой.
«И она продолжала расчесывать кудри девочки, и чем дольше чесала,
тем больше Герда забывала своего названного братца Кая…»
Автор уверяет нас, что «она не была злою колдуньей и колдовала
только изредка, для своего удовольствия», да ведь и Снежная королева
нигде не названа злой, и в отношении нее возможно повторить те же
слова, потому что Кая она забирает именно для себя. Две ситуации
очень похожи: похищение Кая как будто отражается в этом удержании
Герды в чудесном саду: «…теперь же ей очень захотелось оставить у
себя Герду». Обе колдуньи применили одно и то же средство – стерли
воспоминания. И, наконец, не все так просто с «женщиной, умевшей
колдовать», как она зовется в ставшем классическим переводе Ганзен.
В оригинале про старушку написано «Konen, som kunde Trolddom».
Можно ли не обратить внимания на слово Trolddom? – ведь в нем «от-
ражается» другой хорошо нам известный персонаж этой сказки – злой
тролль (en ond Trold). Из этой словесной переклички возникает ощуще-
ние, что старушка причастна к тому же колдовству (по-датски именно
Trolddom), что и тролль, создавший зеркало (в его названии –
Troldespeilet – будто бы задействованы те же чары). Перед нами – от-
ражение друг в друге трех колдовских персонажей «Снежной коро-
левы».
Есть у Снежной королевы и женщины-колдуньи еще одно замеча-
тельное сближение: они обе – садовницы. Сад колдуньи – чудесный
сказочный сад, «где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен
года», сад, где отсутствует время (еще один из признаков того света).
Образ ли это рая, несмотря на то, что он заперт не с целью не впустить,
а напротив – удержать внутри, – не знаю. Но здесь цветы с легкостью
уходят под землю, туда, «где лежат все умершие», и возвращают-

ся назад невредимыми. Здесь прекрасные, сладко пахнущие лилии и ги-
ацинты рассказывают не иначе как о смерти…
Сложно представить себе растения во владениях Снежной коро-
левы. Тем не менее у нее тоже есть сад (Sneedronningens Have) – именно
так говорит финка, отправляющая Герду за Каем в ледяной дворец. Са-
мые входы во владения одной и другой героини будто отражаются друг
в друге: первое, что мы видим при приближении к чудесному цветнику
и к резиденции Снежной королевы, – деревья с красными ягодами.
Герда, плывя по реке, замечает «большой вишневый сад». Сад Снеж-
ной королевы, как объясняет оленю финка, также начинается с «боль-
шого куста, покрытого красными ягвдами». Он словно бы обозначает
границу (как, собственно, и вишни, окружающие домик садовницы) –
возле него олень должен оставить Герду – дальше она пойдет одна.
Я не буду утверждать, что Снежная королева и старушка-садовница
персонифицируют собой смерть. Но обе они, совершенно определенно,
являются хозяйками мест, напоминающих о смерти, чрезвычайно
близко к ней расположенных: сада вечного цветения И сада вечного
льда, паролем для входа в который служит слово «вечность», Что ска-
зать о попавших в эти места детях? Жива ли Герда, отправляющаяся в
путь по реке, или ей пришлось последовать за Каем в мир мертвых и
значит, самой умереть? Жив ли Кай, получивший от Снежной королевы
поцелуй, который «пронизал его холодом насквозь и дошел до самого
сердца» и от которого «самое сердце его стало куском льда», а мальчик
«посинел, почти почернел от холода»? Может, именно о них напоми-
нает сказка гиацинтов: «Спят ли девушки, или умерли? Аромат цветов
говорит, что умерли. Вечерний колокол звонит по усопшим!» Без-
условно, интерпретировать то, что происходит в сказке, можно по-раз-
ному. Можно считать Кая умершим (несмотря на уверения солнечного
света, птиц и роз, побывавших под землей), а Герду – отправившейся
за ним в Аид подобно Орфею. Можно увидеть в царстве Снежной ко-
ролевы ледяной ад скандинавской мифологии и даже – самую основу
скандинавско-. го мира, как она описана в Эдде. Землю предвечных
инеистых великанов, ледяную бездну, из которой возник мир. Мне ка-
жется, что дети в сказке находятся где-то на границе: уже не здесь, но
еще и не вполне там. Пребывание Кая в чертогах Снежной королевы
напоминает слова Ахматовой: «Я гощу у смерти белой по дороге в
тьму» (и, к слову сказать, нет никаких оснований утверждать, что они
не были вдохновлены сказкой Андерсена, – у Ахматовой встречается
немало отсылок к «Снежной королеве»).

А образ «смерти-садовницы» ярко выписан в другой, уже упоми-
навшейся сказке Андерсена, «История одной матери». «Я ведь только
исполняю Его (Бога. – В. В.) волю! – отвечала Смерть. – Я его садов-
ник, беру его цветы и деревья и пересаживаю их в великий райский
сад…» Здесь есть сложность для перевода на русский язык: по-датски
это действительно «садовник», поскольку смерть – мужского рода, не
случайно в начале сказки ее изображает седой старик.
И еще одна интересная деталь: «садовничество» Снежной королевы
получает неожиданное продолжение. В конце сказки Андерсен отправ-
ляет властительницу льда… в Италию. И вовсе не для того, чтобы, как
предлагал в самом начале истории Кай, растопить ее, посадив на теп-
лую печку. Такое впечатление, что Андерсен идентифицирует в этом
эпизоде собственные желания с интересами своей героини. Известно,
что сам сказочник, северянин по крови, считал себя южанином по духу
и мнил Италию своей истинной родиной. И вот ледяная дева, власти-
тельница зимы, которой, кажется, самое место за полярным кругом, по
доброй воле отправляется на юг. Она летит проведать «черные котлы»,
огнедышащие горы Везувий и Этну. И это ее занятие, действительно,
выглядит ироническим отражением желания Кая посадить ее, ледяную,
на теплую печь.
Завершая разговор о садовницах, добавим несколько слов о садах.
Герда в своем странствии проходит не два, а три разных сада – шествуя
через них, словно через сменяющиеся, переходящие одна в другую
залы, босыми (через все три – босыми) ногами. А начинает и заканчи-
вает свой путь в маленьком садике на крыше в родном городе, где рас-
тут розовые кусты. Все четыре сада по-датски названы одним словом –
Have. Первый – «садик побольше цветочного горшка» (en Have noget
storre end en Urtepotte). Второй -«- «большой вишневый сад» колдуньи
(stor Kirsebaer-Have). Третий – сад принца и принцессы: «И вот они во-
шли в сад, пошли по длинным аллеям, усыпанным пожелтевшими
осенними листьями» (Og de gik ind i Haven…). Четвертый – «сад Снеж-
ной королевы» (Sneedronningens Have). Путешествие девочки через эти
сады, безусловно, мифологично: оно вписывается в годовой цикл,
начинающийся и заканчивающийся весной. С наступлением весны по-
сле зимнего исчезновения Кая Герда отправляется в путь. В садике на
крыше мы видим, как распускаются цветы после зимы, весною. У ста-
рушки-колдуньи – сад «вечного цветения», полный расцвет всего жи-
вого – вечное лето и солнце. Сад принца и принцессы – унылый, осен-
ний, облетающий. И, наконец, сад Снежной королевы – ледяной, зим-
ний.

Домой Кай и Герда возвращаются, когда на их дороге «расцветали весен-
ние цветы, зеленела травка». И очень скоро, совершенно незаметно
(как это было и в начале сказки) весна расцветает в «теплое, благодат-
ное лето».
Лето, расцвет, да и самые сады – близки мифологическому прото-
типу девочки Герды, покровительнице ее имени, скандинавской вели-
канше Герде, жене бога света и плодородия Фрейра. Подобно своему
мужу великанша Герда считается воплощением земного плодородия и
изобилия, а ее имя этимологически связывается с gerda (огоражи-
ваться) и gardr (замкнутое, закрытое, огороженное пространство), име-
ющее общий корень с английским garth (огороженный участок, двор,
сад) – garden. То есть собственно сад, который оказывается так тесно
связан с Гердой у Андерсена. Андерсеновской Герде, безусловно, в
полной мере принадлежит и сила пробуждения, расцвета, возрождения,
свойственная ее мифической покровительнице. В двух «потусторон-
них» садах, о которых мы подробно говорили выше, оказывается со-
вершенно идентичной еще одна вещь. Герда находит выход из одного
и другого места, совершив один и тот же ритуал: пролив слезы и обра-
тившись к розам, ее чудесным помощникам в этой сказке. Проливая
слезы в саду колдуньи, она вызывает из-под земли розовый куст; поце-
ловав его и вспомнив таким образом о своих розах, Герда возвращает
себе память о Кае. Заплакав в чертогах Снежной королевы и окропив
грудь Кая, девочка пробуждает его от оцепенения и оживляет его
сердце; поцеловав мальчика и спев ему о розах, она возвращает Каю
память.
Есть еще одна деталь, в очередной раз заставляющая вспомнить об
относительности понятий и противопоставлений в сказке Андерсена.
«Андерсен написал сказку наоборот <…> у нордов Гердой звали ледя-
ную великаншу, считай – снежную королеву» ²¹ , – пишет в своем эссе
Линор Горалик. И действительно, мифологическая покровительница
имени Герды – одна из племени скандинавских предвечных инеистых
великанов. Можно сказать – часть ледяной основы мира. Ибо и мир, и
сами инеистые великаны были порождены ледяной бездной.
И вот у Андерсена девочка, носящая имя Герды, совершает путь в
царство Снежной королевы – едва ли не к самым основам не только
северного мира, но и самой себя (ибо отсюда происходит ее имя). Мо-
жет быть, это покажется странным, но сама Герда под этим углом зре-
ния оказывается «отражением» Снежной королевы в живом и цвету-
щем мире, в мире людей. (В сущности, отражение и видно только под определен-
ным углом зрения.)
Если же попробовать подвести некие итоги рассуждений о много-
численных отражениях и как-то оценить эту галерею образов, развер-
нувшихся «меж двух зеркал», я бы сказала, что зеркальность этой ис-
тории говорит об отсутствии четких определений как самого понятия
зеркальности, так и тех категорий, в которых принято представлять
сказку «Снежная королева» и в которых она чаще всего воспринима-
ется: «добро и зло», «тепло и холод», «хорошее и плохое». Это и спра-
ведливо, ведь, как известно, изображение в зеркале превращает объект
в его противоположность и в то же время – создает его двойника. Левое
меняется на правое, правое – на левое, но два изображения кажутся со-
вершенно идентичными. Таково свойство зеркальности. В вечно цве-
тущем саду есть память о смерти, а раскаленные «котлы» совсем не
страшны для повелительницы метелей… Холод оказывается неотъем-
лемой частью живого мира. А тепло не только противостоит холоду,
но – уравновешивается им.

1. Подробнее об этимологии слова «зеркало» в разных языках см.: Столович
   Л. Н. Зеркало как семиотическая, гносеологическая модель // Зеркальность. Се-
   миотика зеркальности. Тарту, 1988. С. 46. В этой связи остроумной игрой, от-
   сылающей к латинскому наименованию зеркала, выглядит пассаж из самого
   начала «Снежной королевы» Андерсена: «Ученики тролля <…> рассказывали
   о зеркале как о каком-то чуде». В датском тексте «чудо» – это Mirakel[↩]
2. Цит. по: Столович Л. Н. Указ. соч. С. 45. [↩]
3. Об этом подробно рассказывает в своей книге, недавно переведенной в
   России, Сабин Мельшиор-Бонне: Мельшиор-Бонне Сабин. История зеркала /
   Предисл. Жана Делюмо. Пер. с франц. Ю. М. Розенберг. М.: Новое литератур-
   ное обозрение, 2005. [↩]
4. Хотя вот, например, Умберто Эко в своем эссе о зеркале отрицает какую-
   либо мену, совершаемую зеркалом (Eco U. Mirrors // Eco U. Semiotics and the
   Philosophy of Language. Bloomington: Indiana university press, 1983).[↩]
5. Фрэзер Дж. Дж. Золотая ветвь: исследование магии и религии. В 2 тт. Т.
   1 / Пер. с англ. М. Рыклина. М: Терра – Книжный клуб, 2001. С. 260. [↩]
6. Мельшиор-Бонне Сабин. Указ. соч. С. 163. [↩]
7. Фрэзер Дж. Дж. Указ. соч. С. 261.[↩]
8. Афанасьев А. Н. Древо жизни. Избранные статьи. М.: Современник, 1983.
   С. 357.[↩]
9. Мельшиор-Бонне Сабин. Указ. соч. С. 428.[↩]
10. Вулис А. Литературные зеркала. М.: Советский писатель, 1991. С. 10, 34. [↩]
11. Там же. С. 10.[↩]
12. См., например, книгу: Бертран Пьер-Мишель. Зеркальные люди. История
    левшей. М.: Новое литературное обозрение, 2005. [↩]
13. Мельшиор-Бонне Сабин. Указ. соч. С. 428. [↩]
14. Матюшенко А. Г., Панков Ф. И. Сон Онегина как элемент «зеркальной»
    композиции романа в стихах А. С. Пушкина // Русская словесность. 2006. N 1.
    С. 40.[↩]
15. Ремизов А. М. Огонь вещей. М.: Советская Россия, 1989. С. 146. [↩]
16. Безродный М. В. Еще раз о пушкинском «магическом крисгале» // Вре-
    менник Пушкинской комиссии. Вып. 22. Л., 1988. С. 166. [↩]
17. Там же. С. 163. [↩]
18. Мурьянов М. Ф. Магический кристалл // Временник Пушкинской комис-
    сии. 1967 – 1968. Вып. 6. Л., 1970. С. 94. [↩]
19. Образ властительницы льда и холода сопровождал Андерсена с раннего
    детства, когда эта «ледяная дева» унесла его отца, как объяснила мальчику
    мать. В своих произведениях он обращался к нему не однажды: вспомним сти-
    хотворение «Снежная королева» и историю «Ледяная дева», пересказывающие
    вариации одного и того же сюжета.[↩]
20. По-русски «Снежная королева» цитируется в основном в переводе А. Ганзен по изданию: Адерсен Ганс Христиан. Сказки и истории в 2 тт. Т. 1 /
    Сост. Л. Брауде, вступ. ст. Т. Сильман. Л..: Художественная литература, 1969.[↩]
21. Горалик Линор. Святая Герда // http://andersen.com.ua/article1.html[↩]